Литературная Газета 6274 ( № 19 2010) - Литературка Литературная Газета

НА КРАСНЫЙ СВЕТ

И, кстати, лично меня в реальности национальных констант убеждают вовсе не толстые монографии, написанные к тому же неудобочитаемым языком, а небольшая история, произошедшая лично со мной в городе Любеке, расположенном на балтийском побережье Германии.

Поясню, что Любек – это древний немецкий город, основанный ещё в XII веке (между прочим, на месте разрушенного славянского поселения Любеч), в Средние века он был одним из центров международной торговли, в частности возглавлял Ганзу – торговое объединение городов, охватывавшее почти всю Европу. Так вот, возвращаясь довольно поздно с какого-то литературного мероприятия по совершенно пустынным – что меня тогда поразило – улицам города, я вдруг услышал сзади непонятные выкрики, шум и, обернувшись, увидел, что меня догоняют трое здоровенных парней. Причём все трое бритоголовые, в кожаных куртках, в цепочках, в каких-то зашнурованных сапогах, вдобавок у каждого на лице – цветная татуировка. В общем, ситуация – полный обвал. Куда бежать, кого звать на помощь? Полиции, кстати, поблизости нет. И должен сказать, что за два дня пребывания в Любеке я полицию ни разу не видел. В общем, как в трансе, я вышел на перекрёсток и зашагал прямо на запрещающий светофор. Естественно, ничего толком не соображая. И что же, вы думаете, произошло дальше? Эти трое парней, увидев тот же красный сигнал, остановились как вкопанные. С точки зрения нормального человека полный абсурд: на километр вправо, на километр влево – ни одной движущейся машины. Бюргеры в такое время не ездят, а спят. Полиции, как я уже говорил, тоже нет. Чего, спрашивается, стоять? И вот три здоровенных лба, вероятно, ощущающие себя крутыми, покорно, как идиоты, ждут, когда им разрешит двинуться дальше тупая электрическая железяка.

Вот когда я понял, какие мы разные. Мы выросли при диктатуре, которая, казалось, регистрировала каждый наш вздох, они – при демократии, где человек на первый взгляд ничем не стеснён;  мы привыкли подчиняться распоряжениям, они – действовать самостоятельно. И между тем мы в некотором смысле гораздо свободнее, чем они.

И ещё я в тот момент понял, что национальный характер – это не миф, не выдумки кабинетных философов, создающих схемы, оторванные от жизни, это реальность, бытующая ежедневно, ежечасно, ежеминутно, проявляющая себя самым неожиданным образом.

Можно считать инаковость, отличие от других, предметом гордости, как это делают патриоты, можно относиться к ней с либеральным скепсисом, рассматривая «русскость» в основном как отсталость, мешающую нам быть «настоящими европейцами».

От этого ничего не меняется.

Национальный характер всё равно в нас присутствует, делает нас такими, какие мы есть.

Это и не хорошо, и не плохо.

Это – данность, с которой надо считаться.

МОДЕРНИЗАЦИЯ ПО-САМУРАЙСКИ

Другое дело, как с этой данностью поступить.

История знает примеры использования национальных особенностей в качестве эффективных социоэкономических технологий.

В своё время, когда Япония вступила в период модернизации (это «революция Мэйдзи», 1868 год), обнаружилась на этом пути принципиальная трудность: в стране существовала специфическая каста воинов-самураев, которые, с одной стороны, никак не вписывались в модернизационный процесс, а с другой – представляли собой реальную силу, могущую пошатнуть, а то и свергнуть центральную власть. Был найден парадоксальный выход: самураев начали назначать исполнительными директорами (так бы мы определили эту должность сейчас) во вновь образуемые фирмы и предприятия. Каков был результат? Самураи привнесли в сферу управления этические характеристики комплекса «бусидо»: систему старшинства, безусловное исполнение долга, полное подчинение личных стремлений интересам этих предприятий и фирм. Возникло то, что ныне называется корпоративной культурой, и во многом благодаря именно ей выросли гигантские японские корпорации, «дзайбацу», известные всему миру.

Считается, что именно дзайбацу сделали возможным японское экономическое чудо: превращение отсталой средневековой страны в одну из главных индустриальных держав. Эффективность корпоративного стимулирования, применяемого в дзайбацу, оказалась настолько высокой, что во второй половине ХХ века её начали интенсивно заимствовать американские и европейские фирмы. А сейчас корпоративные методы управления утверждаются и в России.

Вот действительно образец использования специфически национальной черты для осуществления модернизации.

Вот с кого следовало бы брать пример.

БЕЗ БОЛБОТАНИЯ

К сожалению, ничего подобного в современной России не наблюдается. Единственный социокультурный проект, который российская патриотическая мысль родила, – проект православной монархии во главе с добрым царём.

Ну это, я думаю, можно не обсуждать.

Хуже того, этничность нынешнего российского патриотизма, его агрессивность, временами переходящая в ксенофобию, сдвигает Россию в не самую перспективную версию постимперского бытия. Происходит не этнокультурное расширение, которое осуществила, например, Англия, образовав после распада империи Британское содружество наций, громадную геоэкономическую империю, сердцем которой стала крохотная ныне страна, а этнокультурное схлопывание, патриотический изоляционизм, сужение российских культурных пространств до географического обитания этноса.

Фактически в России осуществляется сейчас кемалистский проект, который в своё время избрала Турция: преобразование империи в национальное государство.

И вот теперь хочется вернуться к вопросам, которые были поставлены в начале статьи.

Насколько всё же проектен современный российский патриотизм? Способно ли патриотическое сообщество, провозглашающее «особость России», представить эту «особость» в виде конкретных этнокультурных констант? Способно ли оно технологизировать специфику «русскости», сопрягая её с инновационными параметрами современности?

Или патриотическая мысль в России бесплодна и может демонстрировать лишь имперское надувание щёк?

Лишь национальную ксенофобию?

Лишь этнический нарциссизм, порождающий, в свою очередь, тотальную мировоззренческую слепоту?

Впрочем, бог с ней, с проектностью и технологизацией.

Скажите хотя бы: в чём, собственно, специфика «русскости» состоит?

Где она?

Каковы её аналитические черты?

Может ли кто-нибудь из патриотов ответить на этот вопрос?

Только желательно, разумеется, без болботания о «высокой духовности»…

Накануне публикации полемической статьи писателя Андрея Столярова «Комплекс духовности» редакция ознакомила с ней известного телеведущего Феликса Разумовского, автора передачи «Кто мы?» на канале «Культура». Вот его мнение.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

От мифа к мифу

Общество

От мифа к мифу

РЕПЛИКА

По поводу статьи Столярова: лет эдак пятнадцать–двадцать назад я бы бросился доказывать автору, что Россия может развиваться или по-русски, или никак. Что на нашей Русской равнине сложилась уникальная цивилизация… Однако за последнее время я вполне убедился в бесполезности и никчёмности подобных занятий. Тут дело не в лени и равнодушии.

Во всяком случае, познание нашего прекрасного измученного Отечества я по-прежнему почитаю занятием наиважнейшим. Только при чём в данном конкретном случае национальное самопознание?

За призывом Столярова в лучшем случае стоит искреннее недоумение наивного человека. Но скорее всего – лукавая позиция современного политтехнолога, сильно смахивающая на обычную провокацию. Мне трудно представить, что этот человек не читал пушкинскую «Капитанскую дочку» или не видел в Третьяковке «Над вечным покоем» Левитана.

Но если этого публициста не убедили подлинные откровения о Русском мире, что может сделать страница газетного текста? Господин Столяров жаждет удобной, благоустроенной и состоятельной жизни на абстрактный западный манер. В отсутствии оной он обвиняет Россию. Он требует от несчастной полуразрушенной страны с замордованной культурой и соблазнённым всеми мыслимыми соблазнами населением, – требует обеспечить себе, Андрею Столярову, «изячную» жизнь. Любому, кто сочувствует русскому началу, верит и мучается нашим обвалом, он бросает равнодушный пилатовский вопрос об истине, точнее, о нашей якобы «духовности» и специфике «русскости». В этом запросе столько претензии, что язык не поворачивается говорить о сути дела и ввязываться в дискуссию. Уже несколько лет назад Солженицын сказал, что Россия находится «на последнем докате». Теперь этот диагноз стал очевидным для всех, даже для властей предержащих.