Каникулы Элси - Марта Финли

Заметно было, что для девочки это было большим облегчением, так как в последнее время ее это сильно тревожило. Но долгий разговор исчерпал ее последние силы. Аделаида сильно встревожилась, видя, как по личику девочки расплылась смертельная бледность, и она настояла, чтобы Элси лежала спокойно и постаралась уснуть.

Элси старалась подчиниться, но поднялась температура, и она стала беспокойно метаться.

— Я не могу, тетя Аделаида, — наконец сказала она, — и я хочу вам еще что-то сказать, чтобы вы передали папе, потому что я не смогу этого сделать в другой раз. Я боюсь, что он не приедет до того, как я умру, и он будет очень сожалеть. Мой бедный, бедный папа! Скажите ему, что я любила его до самого конца, что я мечтала просить у него прощения за все непослушания и нехорошие чувства, которые у меня возникали к нему. Это было дважды, с тех пор как он был мною недоволен. Первый раз, когда он отказался дать мне письмо от мисс Аллизон, а второй — когда он отправил мою няню. Каждый раз это было всего только на несколько мгновений, но это было очень плохо, и я очень сожалею об этом.

Последние слова были прерываемы всхлипываниями.

— Бедная крошка, — горько плакала Аделаида. — Я не думаю, что ангел смог бы перенести это лучше, и я знаю, что твой отец будет казнить себя за свою жестокость к тебе.

— Ох, тетя Аделаида, не говорите так. Не позволяйте ему укорять себя, но постарайтесь, как только можно, утешить его. Я его ребенок, и он имеет право, и он только хотел сделать меня лучше. Мне все это было необходимо, а то бы Бог не допустил этого.

— Ох, Элси, милая, я не могу с тобой расстаться! Ты не должна умирать! — плакала Аделаида, наклонившись над ней, и слезы ее быстро стекали на кудряшки Элси. — Так трудно видеть, что ты умираешь такой юной, когда тебе еще жить да жить.

— Как приятно уйти домой, — пробормотал мягкий, тихий голосок. — Так приятно уйти и жить с Иисусом, навсегда быть свободной от греха!

Аделаида ничего не ответила, и некоторое время тишину комнаты нарушали только ее всхлипывания.

— Не надо так плакать, тетушка, — слабо попросила Элси, — я очень счастлива, только я хочу увидеть своего папу. — Затем она добавила что-то бессвязное, и Аделаида с тревогой почувствовала, что она опять стала бредить.

Девушка позвала слугу и отправила его за доктором, прося его прибыть немедленно, так как с ребенком происходят серьезные перемены.

Никогда в своей жизни Аделаида не переживала так сильно, как в следующие полчаса, которые она с верной тетушкой Хлоей провела возле больной... Маленькая фигурка беспокойно металась по постели, температура, казалось, поднималась с каждой минутой, девочка бредила. Джим не смог найти доктора, а миссис Травилла задержалась дольше, чем предполагала.

Но наконец, она приехала, и хотя явно была опечалена и встревожена изменениями, происшедшими с Элси, ее спокойствие и сосредоточенность немного успокоили Аделаиду.

— Ох, миссис Травилла, — прошептала девушка, — вы думаете, что она умрет?

— Не будем оставлять надежду, моя милая, — ответила женщина, стараясь говорить весело. — Но в настоящее время моим самым большим утешением является уверенность, что она ко всему готова. Никто не может сомневаться, что она является овечкой из паствы Спасителя, и если Он хочет принять ее в Свои объятия... — она замолчала, будучи не в состоянии говорить от нахлынувших чувств, а затем добавила дрожащим голосом:

— Для нас это будет очень печально, нет сомнения, но для нее, милой крошечки — чудесная, благословенная перемена.

— Я не могу свыкнуться с этой мыслью, — рыдала Аделаида, но у меня теперь едва есть надежда, потому что... — и она рассказала миссис Травилле, чем они занимались в ее отсутствие.

— Пусть это не расстраивает тебя, моя дорогая, — успокоительно ответила леди, — я не верю в приметы, и пока есть жизнь, есть надежда.

В этот момент пришел доктор Бартон. Взглянув на свою юную пациентку и посчитав пульс, он печально покачал головой.

Аделаида не отрывая глаз следила за выражением его лица.

Он провел рукой по красивым кудрям Элси.

— Да, очень жалко, — заметил он тихо ее тете, — но ими нужно пожертвовать, их немедленно нужно срезать, а голову побрить.

Аделаида содрогнулась.

— Есть ли какая-нибудь надежда, доктор? — одними губами произнесла девушка.

— Еще есть жизнь, мисс Аделаида, — ответил он. — И мы должны использовать все, что в наших возможностях. Как бы я хотел, чтобы ее отец был здесь. Вы ничего от него не получили?

— Нет, ничего, ничего! — ответила она с острой болью, затем торопливо покинула комнату, чтобы отдать необходимые распоряжения относительно указаний доктора.

— Нет, нет, вы не должны! Папа не позволит этого! Он сильно рассердится, он накажет меня, если вы отрежете мои волосы! — и худенькая ручка Элси поднялась со слабой попыткой оттолкнуть безжалостные ножницы, которые срезали одну за другой прядки ее красивых волос.

— Нет, милая, он не будет недоволен, потому что это необходимо, чтобы ты поправилась, — успокаивала ее миссис Травилла нежным, ласковым голосом. — И если бы твой папа был здесь, то он сам просил бы нас это сделать.

— Нет, нет, не отрезайте! Я не буду, я не могу быть монашкой! Ох, папа, спаси меня! Спаси меня! — пронзительно кричала она.

— Милое дитя, ты дома, и вокруг тебя только друзья.

Это опять был нежный голос миссис Травиллы, и на некоторое время девочка, казалось, успокоилась, но в мозгу ее проплыло что-то новое, и она дико закричала:

— Нет! Нет! Заберите! Я не поклонюсь истукану! Нет, нет, я не буду! — затем заплакала горько и безутешно, причитая так, что невозможно было спокойно слушать. — Ох, папа, не сердись! Я постараюсь быть хорошей! Ох, я совсем одна, никто меня не любит!

— Элси, миленькая, мы все здесь, и мы любим тебя, очень любим, — проговорила Аделаида срывающимся голосом, а слезы неудержимым потоком падали на маленькую ручку, которую она держала.

— Мой папа, я хочу видеть своего папу, но он сказал, что не поцелует меня, пока я не покорюсь, — голосок был тихий и печальный, а большие печальные глаза смотрели на Аделаиду.

Вдруг она подняла глаза кверху, радостная улыбка озарила ее личико, и она живо воскликнула:

— Да, мама, да, я иду! Я пойду с тобой! Аделаида повернулась и вышла из комнаты, не в силах больше сдерживаться.

— Ох, Хорас, Хорас, что ты наделал! — повторяла она, беспокойно ходя по комнате и заламывая руки.

Вышел доктор, но она была слишком поглощена своим горем, чтобы заметить его. Однако он все равно подошел к ней и взял ее за руку.

— Мисс Аделаида, — ласково сказал он, — это правда, ваша маленькая племянница очень больна, но мы не будет терять надежды. Конечно, присутствие ее отца могло бы что-либо изменить, и, без сомнения, он скоро будет здесь. Но попробуйте успокоиться, моя милая леди, и надейтесь на лучшее, а не то, я боюсь, что у меня будет еще один пациент. В эту ночь я сам останусь с девочкой и хотел бы настоять на том, чтобы вы легли отдохнуть, потому что вам это очень необходимо. Вы уже пили чай?

— Я не могу есть, — покачала Аделаида головой.

— Вы должны хотя бы попробовать, вам это необходимо, — просил он. — Не хотите? Ну что ж, тогда ложитесь, иначе вы обязательно заболеете.

Аделаида смотрела на него с немым вопросом, который она не решалась задать.

— Нет, — ответил он, - сиюминутной опасности нет, и если будут какие-либо серьезные изменения, я вас, позову.

Ухватившись за эту надежду, она уступила и пошла, чтобы прилечь.

Глава 12

Не нелюбовь к своему ребенку помешала мистеру Динсмору немедленно явиться на призыв Аделаиды. Он уехал с того места, где она ожидала его найти, и таким образом, письма не застали его. Но когда, наконец, они попали ему в руки и он прочел о просьбе Элси, чтобы он немедленно приехал, и по дате увидел, как уже давно она болеет, его расстройство и тревога возросли неимоверно. Через час он уже был на пути домой, добираясь день и ночь, на чем только было можно.

Люди удивленно смотрели на молодого симпатичного господина, который, казалось, очень спешил, стремясь достигнуть назначенного пункта, и то и дело смотрел на часы. Всякий раз, когда поезд останавливался хотя на один момент, он выглядел ужасно несчастным. Элси и в самом деле была, как выражалась Аделаида, идолом его сердца, и иногда он страдал совсем не намного меньше, чем она сама. Но воля его была сильнее любви, и он был твердо уверен, что эта разлука с ним вызовет в ней изменения, которых он так желал. Он убеждал себя, что проявляет только законную родительскую волю и поэтому поступает правильно, и конечно же, с самыми добрыми намерениями. Ведь она, как он считал, будет намного счастливее в жизни, если он сразу освободит ее от необходимости подчиняться таким строгим и неподходящим правилам. Но неожиданно его глаза, казалось, открылись, и он увидел свое поведение в новом свете. Он называл себя скотиной, чудовищем, жестоким палачом и жаждал уничтожить время и расстояние, чтобы прижать свое дитя к себе. Сказать ей, как сильно он ее любит, и заверить, что никогда больше не будет просить ее делать что-либо против ее совести.