Христианские притчи - Автор неизвестен

Человек последовал совету странника. На исходе третьего дня прямо у него на глазах скала превратилась в лёгкую плетёную циновку, которая слегка покачивалась на ветру. Он отодвинул её и вошёл. Потом он выглянул, поставил свои башмаки за порогом и снова скрылся за циновкой. В тот же миг дверь снова стала монолитной скалой.

«Который воздаст каждому по делам его: тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия, — жизнь вечную» (Рим. 2: 6–7).

Так было угодно Богу

Святому старцу во время болезни брат влил в пищу вместо мёда льняное масло, которое очень вредно. Однако же старец ничего не сказал, но ел молча и в первый, и во второй раз, и нисколько не укорил служившего ему брата, не сказал, что он небрежен, и не только не сказал этого, но даже ни одним словом не опечалил его. Когда же брат узнал, что он сделал, и начал скорбеть, говоря: «Я убил тебя, авва, и ты возложил этот грех на меня тем, что промолчал». Тот с кротостью отвечал:

— Не скорби, чадо: если бы Богу угодно было, чтобы я ел мёд, то ты влил бы мне мёда.

Такое у меня правило

В церкви во время богослужения один человек вдруг начал снимать свой башмак. Люди расступились и удивлённо стали смотреть на него. В этот момент священник, размахивая кадилом, подошёл к ним. Увидев человека с босой ногой, он удивился и, обратившись к нему, спросил:

— Скажите, уважаемый, у вас какие-то проблемы?

— Нет, — ответил человек, — я просто заметил, что у меня один носок был надет наизнанку.

— В таком случае, не могли бы вы немного подождать и сделать это потом?

— Нет, батюшка, — ответил тот. — Как только я вижу, что у меня что-то не в порядке, я сразу же исправляю это. Такое у меня правило.

Твой крест

Одному человеку казалось, что он живёт очень тяжело. И пошёл он однажды к Богу, рассказал о своих несчастьях и попросил у него:

— Можно, я выберу себе иной крест?

Посмотрел Бог на человека с улыбкой, завёл его в хранилище, где были кресты, и говорит:

— Выбирай.

Зашёл человек в хранилище, посмотрел и удивился: «Каких только здесь нет крестов — и маленькие, и большие, и средние, и тяжёлые, и лёгкие». Долго ходил человек по хранилищу, выискивая самый малый и лёгкий крест, и, наконец, нашёл маленький-маленький, лёгонький-лёгонький крестик, подошёл к Богу и говорит:

— Боже, можно мне взять этот?

— Можно, — ответил Бог. — Это твой собственный и есть.

Терпи всё — и будешь жить

Умирая, мать рассказала сыну об обете, данном ею при его рождении. Она обещала отдать своего первенца на службу Великому Царю. И вот пришло время исполнить обет. Теперь сын должен добраться до дворца Великого Царя и поступить к нему на службу. Но путь туда неблизок, он проходит через заколдованный лес, где путнику не избежать встречи с различными соблазнами и наваждениями. Там-то пусть он вспомнит её слова, которые придадут ему сил: «Терпи всё, сын мой — и будешь жить».

Верный завещанию матери, юноша отправился в путь.

И вот вошёл он в заколдованный лес, и стали ему являться то прекрасные девушки, звавшие его с собой, то золото и драгоценные камни, разбросанные по земле, возницы призывали его в богатые колесницы с быстрыми лошадьми, дворецкие упрашивали занять роскошные покои Но юноша помнил слова матери и шёл дальше.

Тут перед ним стеной стало чужеземное войско, полетели стрелы и копья, на путника с дикими криками помчалась конница. «Терпи всё, сын мой — и будешь жить», — вспоминались ему последние слова матери. Юноша бесстрашно пошёл вперед, и войско рассеялось, как дым.

Скоро сияние над горами возвестило, что дворец Великого Царя уже близок.

И вдруг на юношу набросились дикие звери и страшные чудища. Они стали терзать его тело когтями, дыша ему в лицо зловонным жаром. Кровь лилась из ран ручьями. Изнемогая, юноша вспомнил слова матери: «Терпи всё, сын мой — и будешь жить».

На мгновение он заколебался. Смерть смотрит ему в лицо, какая же тут может быть жизнь? Уже раздался торжествующий победный рёв чудовищ, но юноша собрался с последними силами, поднялся, шатаясь, шагнул вперед и упал в объятия Великого Царя, который вышел ему навстречу вместе со своими приближёнными.

В тот же миг все его раны затянулись, как будто их и не было.

— Я есть жизнь, которой будешь жить и ты, храбрый юноша, — радостно сказал ему Великий Царь.

Он объявил юношу своим сыном и ввёл его в царские покои.

Верой и правдой служил юноша Великому Царю, а на своём золотом щите в память о любимой матери он написал: «Терпи всё, сын мой — и будешь жить».

«Претерпевший же до конца спасется». (Мф. 24:13).

Тишина или мысль

Проповедник слыл знаменитым оратором. Но друзьям он как-то признался, что его красноречие не может сравниться по эффективности с немногословными высказываниями Мастера.

Проведя у Мастера неделю, он разгадал, в чём секрет.

— Когда говорит Мастер, его слова порождают тишину. Моя же речь, увы, порождает мысль.

Три каменщика

В начале XIV века в Центральной Европе проводились работы по строительству великолепного собора. Руководитель работ был монахом. Ему поручили следить за работой всех чернорабочих и ремесленников. И вот монах решил посмотреть, как работают каменщики. Он выбрал трёх каменщиков, как представителей разных позиций, представленных в их профессии.

Подойдя к первому каменщику, он сказал:

— Брат мой, расскажи мне о твоей работе.

Каменщик оторвался от работы и ответил срывающимся голосом, полным злобы и негодования:

— Как видишь, я сижу перед каменной плитой метр в высоту, полметра в длину и ширину. И с каждым ударом резца по этому камню я чувствую, как уходит частичка моей жизни. Посмотри, мои руки натружены и покрыты мозолями. Моё лицо осунулось, а волосы поседели. Эта работа никогда не кончится, она продолжается бесконечно, изо дня в день. Это изнуряет меня. Где удовлетворение? Я умру задолго до того, как собор будет построен.

Монах подошёл ко второму каменщику.

— Брат мой, — сказал он, — расскажи мне о своей работе.

— Брат, — ответил каменщик тихим, спокойным голосом, — как ты видишь, я сижу перед каменной плитой метр в высоту и полметра в длину и ширину. И с каждым ударом резца по камню я чувствую, что я создаю жизнь и будущее. Смотри, я смог сделать так, чтобы моя семья жила в комфортабельном доме, гораздо лучшем, чем тот, где я вырос. Мои дети ходят в школу. Без сомнения, они достигнут в жизни большего, чем я. И всё это стало возможным благодаря моей работе. Я отдаю собору своё умение, и он тоже одаривает меня.

Монах подошел к третьему каменщику.

— Брат, — сказал он, — расскажи мне о своей работе.

— Брат, — ответил каменщик голосом, полным радости, и широко улыбнувшись. — Видишь, я сижу перед каменной плитой метр в высоту и полметра в ширину и длину. И с каждым прикосновением резца к камню я чувствую, что я высекаю свою судьбу. Посмотри, ты видишь, какие прекрасные черты проступают из камня. Сидя здесь, я не только воплощаю своё умение и своё ремесло, я делаю свой вклад в то, что ценю и во что верю. Вселенная, отражённая в соборе, воздаст каждому из нас. Здесь, около этого камня, я нахожусь в мире с собой, и я знаю, что, хотя я не увижу этого собора завершённым, он будет стоять ещё тысячу лет, олицетворяя то, что истинно в нас, и служа цели, ради которой Всемогущий послал на эту землю и меня.

Монах удалился и некоторое время размышлял над тем, что услышал. Он уснул спокойным сном, каким не спал уже давно, а на следующий день он снял с себя полномочия руководителя работ и предложил эту должность третьему каменщику.

Три ливанских кедра

Некогда в прекрасных рощах Ливана родились три кедра. Кедры растут очень медленно, и эти три дерева провели целые века в раздумьях о жизни и смерти, о природе и человечестве.

Они видели, как на землю Ливана прибыли посланники царя Соломона и как затем, в битвах с ассирийцами, земля эта омылась кровью. Они видели лицом к лицу заклятых врагов: Иезавель и пророка Илию. При них был изобретён алфавит; они дивились, глядя, как мимо проходят караваны, гружённые красочными тканями.

И в один прекрасный день кедры решили поговорить о будущем.

— После всего, что мне довелось повидать, — сказал первый, — я хотел бы превратиться в трон, на котором будет восседать самый могущественный царь на земле.

— А я хотел бы стать частью чего-то такого, что на веки вечные преобразит Зло в Добро, — сказал второй.

— А что до меня, — сказал третий, — то я желал бы, чтобы люди, глядя на меня, всякий раз вспоминали о Боге.