50 знаменитых загадок Средневековья - Мария Згурская

Дьявол в учении Мани признается силой, по могуществу равной Богу, его диалектической противоположностью, необходимой для существования Вселенной. Бог и дьявол сражаются за господство над миром, душа и тело человека являются полем этой великой битвы. Состоящая из света душа устремлена к Богу, но тело его тянется к дьяволу. Целью человеческого существования Мани объявил постепенное освобождение божественной сущности (души) от пут материи посредством самоотречения и воздержания. Христос же не является ни Богом, ни человеком, Он — ангел, явившийся, чтобы указать единственный путь к спасению через полное отрешение от материального мира. Прекрасный, сотканный из света облик Христа окружает и терзает беспросветный мрак. Эта скорбь божественного начала и является символом крестной муки, которую, конечно, не мог испытывать принявший человеческий образ бесплотный Ангел. Поэтому крест был для Мани не символом искупления, а орудием позорной казни, подвергнуться которой состоящий из света Христос не мог по определению. Крещение Мани объявил не имеющим смысла и бесполезным: ведь производится оно над несмышлеными детьми и потому не предохраняет от будущих грехов.

В конце IV века манихеи появились в Испании, столетием позже — в Византии, где их называли павликианами. Однако жестокие гонения заставили манихеев уйти в подполье. Несколько веков спустя они вновь вышли на свет в Болгарии и Чехии. Там они приняли имя богомилов. В XI веке проповедники с Востока принесли манихейскую ересь в Ломбардию, Аквитанию, Прованс и Лангедок, оттуда идеи катаров («чистых») проникли в Орлеан и Фландрию.

Подобно своим историческим предшественникам-манихеям, катары утверждали, что весь материальный мир есть порождение

Демиурга (Сатаны) — Бога Зла. Бог добр, он не мог быть создателем столь несовершенного и порочного мира. Лишь невидимая человеческая душа — творение Доброго Бога, но она томится в оковах телесной оболочки, заключенная в нее опять же Дьяволом. Путь из неволи, по мнению еретиков, указал Христос. Не случайно сами катары называли себя «добрыми христианами», особо почитали Евангелие от Иоанна, послания апостола Павла, главной своей молитвой считали «Отче наш».

Еретики осмеливались утверждать, что Христос не является ни Сыном Божьим, ни настоящим человеком. Он — ангел, пришедший указать людям путь к спасению через полное отвержение всех связей с материальным миром. Поэтому, по их мнению, люди не могли причинить ему физического вреда, а значит, и распятия никакого не было, а Евангелие — вымысел чистой воды. Разумеется, альбигойцы отрицали и непорочное зачатие Девы Марии, которую вообще считали существом бесполым, как и всех святых.

Катары призывали: во имя жизни вечной следует пренебречь потребностями бренного тела. Они осуждали культ креста, который был в их глазах лишь орудием позорной пытки, не признавали Воплощения и Воскресения Христова во плоти, отвергали крещение водой, признавая крещение светом, не верили, что во время причастия хлеб превращается в тело Господне.

Таким образом, катаризм отвергал основные постулаты католической доктрины, содержащиеся в «Символе веры».

Что же касается самого института католической церкви, то он, как и всякое другое творение этого мира, признавался еретиками порождением Сатаны. По той же причине катары отвергали многие общепринятые нормы. Всякий труд объявлялся напрасным, поиск материальных благ — никчемным и даже опасным. В стремлении к материальным благам человек обрекает свою душу на очередное воплощение, но уже в другом теле; это значит, что душа лишается вечного блаженства и вновь претерпевает мучения этого мира.

Еретики были чрезвычайно воздержанны. Согласно наставлениям по их розыску, которые давались инквизиторам, катаров можно было определить по бедной темной одежде и истощенной фигуре. Альбигойцы отвергали брак, поскольку следствием его является умножение телесных оболочек — тюрем для бессмертных душ. Это положение еретического вероучения стало пищей для воспаленной фантазии монахов-инквизиторов. Те инкриминировали катарам «свальный грех», содомию (гомосексуализм), принуждение женщин к совершению абортов. Впрочем, такие же обвинения звучали в адрес почти всех сект. Более того, документы процессов свидетельствуют, что еретики, в массе своей, отличались чистотой нравов и оправдывали название своего братства.

О ритуалах альбигойцев известно немного. По всей видимости, сведения о них погибли в огне костров инквизиции вместе с их хранителями. Мы знаем, что главный обряд назывался Consolamentum (Утешение). Получивший Сonsolamentum объявлялся либо «утешенным», либо «облаченным». Инквизиторы особо охотились за такими, называя их «совершенными еретиками». По ходу обряда уже получивший «утешение» налагал руку на голову вновь посвящаемого и произносил соответствующую молитву. Тем самым дух новообращенного получал возможность впредь не воплощаться в телесной оболочке.

«Совершенным» запрещалось есть все продукты животного происхождения, кроме рыбы. Причиной такого отношения к животным была уверенность альбигойцев в том, что души людей после смерти переселяются в животных.

Обряд Consolamentum проводился днем в ясную погоду или в ярко освещенном помещении. Подобно манихеям Персии, катары рассматривали свет как проявление Бога Добра. Перед смертью все альбигойцы получали от «совершенных» обряд Consolamentum, перед которым они должны были непременно разорвать узы брака, если дьявол попутал вступить в него. А уж если предсмертное утешение получал «совершенный», то он должен был дать клятву, что никогда не касался женщины. «Облаченный» был обязан вести крайне аскетичный образ жизни. Поэтому многие принимали утешение на смертном одре. Известны случаи, когда принявшие Consolamentum в состоянии тяжелой болезни, в предвидении скорой смерти, неожиданно поправившись, сознательно умерщвляли себя: одни доводили себя до голодной смерти, другие добивались смертельного переохлаждения, растягиваясь на холодных каменных плитах после долгого сидения в горячей ванне.

На рубеже XII–XIII веков на юге Франции катары несмотря на то, что сами осуждали существование католической церкви, создали собственную «антицерковь». Катарское духовенство состояло из «совершенных» мужчин и женщин. Часто на дорогах Прованса можно было встретить двух бредущих бедно одетых путников. Они были истощены долгими постами и тяготами путешествия; лишь глаза лучились какой-то неземной радостью.

Дар убеждения был присущ проповедникам катаров, ибо они сами были доказательством правоты своего учения. Им удавалось донести сложные богословские положения до сердца и неграмотного виллана (крестьянина), и умудренного знаниями образованного горожанина. Силы внушения альбигойцев опасались даже самые стойкие и неподатливые католики. Один монах-инквизитор сказал, что он согласился бы лучше пробыть целый год между пятью сотнями чертей, нежели четырнадцать дней в доме, где есть хотя бы один катар. Суровая жизнь миссионеров редко перемежалась короткими периодами отдыха в мужских или женских молельных домах. Но и там «добрые христиане» оставались подлинными аскетами, проводя дни в постах и молитвах.

В XII веке в Европе сформировалась иерархия катаров. Их церковь имела свою структуру. В южной Франции к началу XIII века было, по крайней мере, три диоцеза (епархии): Тулузский, Каркассонский и Альбигойский. Уже в 1167 году в городе Сен-Феликс-де-Караман состоялся катарский собор, упорядочивший деятельность «антицеркви». Во главе каждого диоцеза стоял епископ из числа старцев — уважаемых пожилых «совершенных». Епископу в управлении помогали два священника, именуемые «старшим» и «младшим» сыновьями. Когда умирал епископ, его место занимал «старший» из сыновей, а «младший», соответственно, становился «старшим». Собрание старцев избирало нового «младшего сына» из своей среды. Следователи святой инквизиции верили в тайное существование катарского папы, резиденция которого, по смутным слухам, находилась где-то в Боснии. Однако бесспорных доказательств этого так и не было найдено. Никакие пытки не могли заставить еретиков дать по этому вопросу сколь-нибудь точную информацию. Вряд ли этот «папа» вообще существовал. Скорее всего, центральным органом «антицеркви» являлся собор епископов.

К концу XII века катаризм стал влиятельным религиозным движением. Раймонд V граф Тулузский писал: «Она (ересь) проникла повсюду, она посеяла раздоры во всех семьях, разделив мужа и жену, сына и отца, невестку и свекровь. Сами священники поддались заразе, церкви опустели и разрушаются. Что до меня, то я делаю все возможное, дабы остановить сей бич, но чувствую, что моих сил недостаточно для выполнения этой задачи. Самые знатные люди моей земли поддались пороку. Толпа последовала их примеру, и ныне я не осмеливаюсь и не могу подавить зло».