Между двух огней - Ольга Егорова

Он оказался прав, предполагая, что муж Инги Петровой знает далеко не всю правду о своей жене. Вся беда в том, что она сама не знает этой правды. И до тех пор, пока она ее не узнает, страх не пройдет. Он будет нарастать, как снежный ком, медленно заполнять собой каждую клеточку тела – и однажды окончательно вытеснит собой все остальное, что еще оставалось от Инги Петровой.

Однажды она проснется и поймет, что ее больше не существует.

В этот момент она вдруг вспомнила Горина. Но вспомнила совсем не так, как вспоминала все эти дни, когда запрещала себе думать о нем. Закрыв на минуту глаза, она вспомнила его тело, сплетенное из тугих мышц и сухожилий. Его гладкую кожу, покрытую мелкими бисеринками прохладного пота, коротко стриженный затылок и обжигающее дыхание. Вспомнила его прикосновения, почувствовала их снова настолько отчетливо, что даже испугалась этого ощущения. Открыла глаза и испуганно огляделась вокруг.

Рядом никого не было.

– Ну, рассказывай. Как прошел день? – с набитым ртом поинтересовался Павел Петров, поглощающий горячий ужин, приготовленный Ингой. Молочно-белые, маленькие и пухлые, аккуратно сплетенные по краю в косичку вареники плавали в фарфоровой тарелке, как в бассейне, наполненном вместо воды сметаной. Сверкали набитыми боками, демонстрируя очевидное превосходство домашней кухни над всякими там полуфабрикатами. Павел поглощал уже третью порцию и, судя по всему, останавливаться на достигнутом не собирался.

Инга улыбалась, глядя на заметно уставшего и заметно проголодавшегося мужа.

На разделочном столе на двух деревянных досках, припорошенных мукой, лежала еще целая гора вареников. Штук сто или двести. Инга лепила их весь день. На краю плиты тихонько томилась кастрюля с полукипящей водой – на тот случай, если потребуется еще одна свежая порция.

– Как видишь, – Инга кивнула в сторону разделочного стола. – Не скучала. Сперва с творогом лепила. Потом творог кончился, начала лепить с картошкой. Потом картошка тоже кончилась. Потом ты пришел.

– Не слишком весело, – усмехнулся Павел. – Целый день вареники лепить, это же опухнуть можно.

– Я под музыку лепила, – сообщила Инга. – Перетащила проигрыватель на кухню и лепила под музыку. Сначала Брамса слушала, потом Чайковского. А потом рэп какой-то. Отвратительный, но веселый.

Павел уважительно посмотрел на вареники, слепленные под музыку Брамса и Чайковского, и церемонно нацепил на вилку очередную жертву голодному желудку.

– Знаю. Это вообще не наш диск, его у нас кто-то из приятелей оставил. А ты зачем его слушала, если он отвратительный такой? Поменяла бы на что-нибудь другое.

– Не могла. У меня руки в муке были. А я так увлеклась процессом, что не хотелось отрываться.

– Понятно, – согласился Павел.

Инга с трудом подавила тяжелый вздох, затолкав его обратно в горло. Нет, кажется, он пока еще ни о чем не догадался. Удивился, конечно, немного, когда увидел целую гору вареников на столе. Поинтересовался, что это с ней случилось. Напомнил, что раньше она вообще к плите практически не подходила. Но вполне удовлетворился ее невинной ложью – Инга пробормотала в ответ что-то про совесть, которая обычно просыпается у всех женщин после трех лет брака. О дремлющем инстинкте домохозяйки, который может проснуться вместе с совестью, в любую минуту.

«Наверное, они спят в одной постели, поэтому и просыпаются вместе», – усмехнулся ее словам Павел и поцеловал ее в лоб. «Не догадался», – подумала в этот момент Инга. От сердца отлегло.

На самом деле, конечно, не было никакого проснувшегося инстинкта, а была всего лишь жалкая попытка убежать от собственных мыслей, полностью сосредоточившись на механических действиях. В таких случаях мужчины обычно начинают колоть дрова или до одурения качаться на тренажерах. Пока не свалятся.

Вот и она тоже решила – будет лепить до одурения. Пока не свалится. И даже музыку включила – в качестве дополнительного отвлекающего фактора. Помогло, но только отчасти.

– Что же, сразу, как только я за порог…

Инга почти успела испугаться начатой фразы, но продолжение у нее было абсолютно невинным:

– … ты – на кухню?

– Ну, не сразу. Я сперва телевизор смотрела.

– А что по телевизору?

– Да так… Футбол.

– Футбол? – снова удивился Павел. – Зачем это ты смотрела футбол? Ты раньше никогда не смотрела.

– Так просто, – Инга пожала плечами. – Включила и стала смотреть. Да ты ешь, ешь. Остывают же они.

Павел послушно затолкал в рот предпоследний вареник из тарелки. Но лицо у него стало каким-то напряженным.

– И как, интересно?

– Не слишком интересно. Но зато познавательно, – сообщила Инга.

– Это что еще за Эзопов язык такой? Это как понимать?

Она не выдержала и улыбнулась:

– Да что ты, как маленький, честное слово! Познавательно – в плане расширения кругозора. Мне ведь кругозор свой надо расширять! Ты забыл, какой он у меня… узкий?

Кажется, ее улыбка подействовала. Павел улыбнулся в ответ и снова стал спокойным. Она до сих пор так и не решила, говорить или не говорить Павлу о звонке эксперта. Хотя знала, что все равно скажет. Просто изо всех сил пыталась продлить обманное ощущение спокойствия, как можно дольше задержаться в атмосфере уютных домашних посиделок прежде, чем это случится.

– Еще? – спросила она, когда Павел обмакнул последний вареник в остатки сметаны.

– С ума сошла? Думаешь, я безразмерный?

– Сам сказал, что собираешься их полностью уничтожить, – усмехнулась Инга.

– Собираюсь. Но не сразу же. Вот погоди, место в желудке немного освободится, тогда и приступим ко второму этапу уничтожения. Здесь, ежик, тактика важна! И стратегия тоже! А тарелки я сам помою!

Судя по выражению лица, намерения у мужа были серьезные. Инга уступила тарелки без боя и села за стол на теплую табуретку, с которой только что встал Павел.

Допрос с пристрастием продолжался.

– А потом, после футбола?

– Потом я фотографии смотрела. Те, которые мы с тобой уже смотрели несколько дней назад, помнишь?

– Помню, – кивнул он в ответ. Интонация была полувопросительной.

– Знаешь, какие-то странные у меня ощущения от этих фотографий. Кажется, как будто я немножко что-то помню. Море помню, парк в Алуште помню, и хорька этого, Кузю… То есть, енота Кузю, который меня за палец укусил. В общем, все то, что ты мне рассказывал в прошлый раз, я теперь как-то по-другому воспринимаю… Как будто сама вспоминаю… Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Павел. – Это хорошо.

– Да ерунда все это, – отмахнулась Инга от его одобрительной интонации. – На самом деле это ведь я вспоминаю не то, что было, а то, что ты мне рассказал. Потому что ничего такого, чего бы ты не рассказывал, вспомнить не могу.