Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Так все и получилось.

Если бы не было дождя, он бы переночевал в кустах бузины и сирени, а утром караулил бы у ворот, когда выедет черная блестящая машина. Дождь шел, и Максу страшно было представить, что он до утра просидит в “устах, голодный и мокрый.

Очень трудно жить “своей” жизнью, когда в кармане ни гроша, хочется есть, зубы стучат от холода и усталости, и негде ночевать, и неизвестно, как дожить до завтра.

А завтра что? Завтра что поесть и где согреться?

Руки совсем заледенели, и Макс сунул их под мышки. Ветер приналег на кусты, швырнул в лицо колючую, холодную воду, стукнул рамой над головой.

Макс привстал и посмотрел. Рама медленно приотворилась, покачалась и замерла. Он даже не поверил. Выходит, окно открыто? Выходит, он просто слабо тянул?!

Макс поднялся, выпростал руку и потрогал раму – открыто. Несколько раз оступившись, он влез на кирпичный парапетик и толкнул вторую створку. Она бесшумно открылась внутрь, в сухое и светлое нутро подъезда. Где-то там, глубоко, пело радио.

Очень осторожно Макс перелез через подоконник и постоял, прислушиваясь. Все в порядке. Шум дождя отдалился, стал другим. На гранитный пол с Максовой куртки громко шлепались тяжелые капли.

Стараясь не стукнуть, Макс прикрыл окно и опрометью бросился вверх по лестнице. Толстые старые стены отражали тяжелое дыхание. Он взлетел на шестой этаж и позвонил. Подождал и позвонил еще раз.

Никаких звуков не доносилось из-за металлической двери – умный Макс еще вчера понял, что дверка-то металлическая! – только слышались какие-то отдаленные размеренные удары.

Значит, все-таки его нет дома.

Зря Макс так старался, так долго шел и так надеялся, что сосед ему поможет. Его нет дома. Конечно. Он подождал и еще позвонил, долго-долго не отпуская палец.

Никого.

Это стало последней каплей. Макс Хрусталев не помнил, когда он плакал в последний раз. Бабушка говорила, что он сильно плакал, когда Манька уехала в Москву.

Изо всех сил вдавливая палец в черную кнопку, Макс заплакал. Он плакал и утирался рукавом насквозь промокшей куртки.

Тинто Брасс все не уходил.

Мало того, что он стоял и смотрел, он еще стал поддавать Архипова носом.

– Уйди, я тебя прошу, – выговорил Архипов с усилием, – пошел вон!

Тинто вместо того, чтобы оскорбленно удалиться, неожиданно схватил зубами тонкий проводок наушника и выдернул его из архиповского уха вместе с группой “Deep Purple”.

– Спятил, что ли?! – заорал Архипов и тут услышал, как непрерывным истерическим звоном заливается звонок у входной двери.

От неожиданности он выпустил штангу. Штанга проехалась по предплечьям и со всей силой дала ему по шее. Архипов заорал и заматерился, выбираясь из тренажера. Звонок захлебнулся и смолк. Тинто выплюнул наушник и гулко залаял.

Архипов наконец выбрался, схватил полотенце и утер капавший с физиономии пот. Не иначе Гаврила Романович Державный пришел осведомиться, куда пропала девочка Маша, может, Владимир Петрович ее выселил? А то они с Еленой Тихоновной волнуются.

Архипов накинул на плечи полотенце, подошел к двери и посмотрел в “глазок”.

Никого. Странно.

В разогретом и натруженном позвоночнике зажужжало острое веретенце – вж-ж, вж-ж…

Архипов еще раз посмотрел.

Подошел Тинто Брасс и сунул нос в щель.

– Кто там, Тинто? – негромко спросил Архипов. – Ты знаешь?

“Я-то знаю, – отозвался Тинто. – Сказать не могу, как всякая собака”.

Архипов взглянул на него.

“Час назад я отвез труп юриста Маслова за Кольцевую и оставил так, чтобы утром его непременно нашли. Потом я еще снял ковер и запихал его в свою машину. Нож, которым был убит юрист, лежит в моем письменном столе.

Может быть, труп нашли гораздо раньше, чем я предполагал, и теперь хотят получить объяснения?”

Веретенце превратилось в шило, которое впилось и с хрустом проткнуло кости и нервы.

Архипов еще раз вытер лицо и распахнул дверь. На площадке никого не было. Тинто Брасс протиснулся мимо него и потрусил к лестнице. Архипов заглянул за угол и вниз. Тинто лениво гавкнул.

– Вот как, – удивился Архипов. – А я думал, пенсию принесли.

На ступеньках стоял Макс Хрусталев, по архиповским сведениям, недавно отбывший в город Сенеж. Он стоял с задранной головой, неловко повернувшись и свесив длинные, как у орангутанга, руки. По грязным щекам было размазано нечто, подозрительно похожее на слезы.

– Здрасти, – выговорил он, завидев Архипова.

– Будь здоров, – отозвался Архипов. Шило выскочило из позвоночника и пропало, оставив только тупую нестрашную боль. – Ты чего печальный такой? Карточки украли?

– Че… чего?

– Поднимайся, – приказал Архипов. – Тинто, домой! Это ты названивал?

– Я, – признался Макс и шмыгнул носом.

В присутствии бога Тора из учебника истории никак нельзя было раскисать, но от облегчения и счастья слезы как-то сами собой наплывали на глаза. Он сопел и отворачивался.

Тор пропустил его в квартиру, на блестящую плитку, за которой простирался уютный ковер, следом тяжело вбежала собака, прогремели замки.

Все. Кончились беды.

– Хорош, – сказал Архипов, с отвращением рассматривая его. – Опять станем отмываться?

Макс молчал, расшнуровывая ботинки. Пальцы совсем замерзли, плохо слушались, а шнурки сырые, так сразу и не развяжешь.

– А сестрица ваша нам сказала, что вы в Сенеж укатили. Погостили, мол, пора и честь знать.

– Не, – объяснил Макс, – мы… собирались. Она меня на вокзал приволокла. А потом ее…

– Что?

– Увели.

– В отделение?

– Не, не в отделение. Двое каких-то подошли и увели.

Народная мудрость номер семь гласила – никогда не беги впереди паровоза. Придет время, и все узнается само. Народные мудрости никогда Архипова не подводили – до нынешнего вечера.

– Кто подошел? Куда увел?

– Я не знаю. Не, правда не знаю. Один в плаще, а второй в куртке. И увели.

– Куда?!

Макс стащил ботинки, выпрямился, сопнул напоследок носом и потер его рукавом.

– Не знаю, говорю же… А вы чего?

– Чего?

– Спали?

– Мы не спали, – сказал Архипов, – мы делали приседания.

– Чего-о?

– Значит, так, – заключил Владимир Петрович, вожак стаи, – быстро раздеваешься. Прямо здесь, никуда не идешь. Барахло оставляешь тоже здесь.

– Че ж я голый буду ходить?!

– Вымоешься и наденешь то, в чем был вчера. Насколько я понимаю, на этот раз ты не ел всего только один день, так что с голоду сразу не помрешь. Возьми на стойке яблоко. И давай-давай, в темпе!

– Чего?

– Штаны снимай, чего! Лужа на полу!

Оставив гостя в тягостном недоумении, Архипов ушел в ванную и стал под душ. Вода хлестала по макушке, текла по лицу, попадала на губы – соленая от недавнего пота.