Бледная графиня - Георг Борн

Присутствующие с удивлением и любопытством провожали их взглядами. Асессор фон Вильденфельс имел широкий круг знакомств и был всеобщим любимцем. Последнее время он нигде не показывался и сегодня впервые после долгого перерыва опять появился в обществе. Всех поразило, что он, судя по всему, находится в дружеских отношениях с новым врачом, которого никто, собственно, толком и не знал. Начались пересуды, однако ни Бруно, ни Гаген не обратили на это ни малейшего внимания.

— Я давно уже с нетерпением жду вас, доктор, — сказал Бруно, беря Гагена под руку. — Ну, как дела сегодня?

— Появилась надежда на благоприятный исход. Сегодня к ней впервые вернулось сознание.

— Слава Богу! Можно ли теперь надеяться, что Лили будет жить?

— Надеяться можно. Если выздоровлению не помешает какой-нибудь непредвиденный случай. Но это вовсе не означает, что вам в ближайшее время можно будет видеться с ней и тем более говорить.

— Охотно готов ждать столько времени, сколько вы сочтете нужным, господин доктор! — согласился Бруно. — Я бесконечно счастлив уже тем, что могу надеяться на ее выздоровление. И за это — я бесконечно благодарен вам, дорогой доктор. Но вы теперь убедились, что это молодая графиня?

— Пока что твердой уверенности нет, как вы понимаете, — отвечал Гаген. — Когда она впервые открыла глаза, то выглядела так, словно пробудилась от тяжелого сна и не могла понять, где находится и что с ней. Или же просто не имела сил думать об этом. Вчера она уже назвала свое имя — чуть слышно, правда, но я разобрал. Долго смотрела то на меня, то на экономку, пытаясь, как видно, понять, кто мы такие. А сегодня уже произнесла несколько связных слов. Видно было, что она вспомнила многое из того, что с ней произошло.

— Даже и то, где она находилась все это время?

— Нет, об этом она пока что не вспоминала. Но на мой вопрос, кто же виновен в случившемся с ней несчастье, она с таким ужасом шепнула мне одно имя, что я серьезно испугался за ее состояние и поспешил уйти. Боюсь излишней торопливостью испортить дело и свести на нет счастливые результаты, которые стоили мне таких трудов.

— Чье же имя назвала молодая графиня?

— Позвольте мне умолчать об этом, господин асессор, вы сами, надеюсь, скоро сможете услышать все из уст выздоравливающей. Кто знает, может быть, ее первые показания — следствие болезненного состояния, тяжелого бреда. Нужно подождать и посмотреть, как пойдет выздоровление.

— Взгляните, вон в зал вошли графиня Варбург с господином Эйзенбергом, — кивком указал Бруно.

— Не говорите ей пока ни слова о состоянии нашей больной.

— У вас есть на то какие-нибудь причины, доктор? Графиня все еще не верит, что ваша пациентка — Лили.

— Пусть не верит, — усмехнулся Гаген. — Тем неожиданней окажется для нее встреча с мнимой умершей… Но она заметила нас. Вернемся в залу, и не сочтите за труд представить меня графине.

Бруно исполнил желание доктора и подвел его к графине, которую сопровождал ландрат.

Фон Эйзенберг украдкой улыбнулся, когда Бруно произносил имя «Гаген». Не укрылось от его внимания и то, как пристально рассматривает графиня лицо доктора. Все четверо обменялись дежурными любезностями, после чего разговор перестал быть общим. Фон Эйзенберг заговорил о чем-то с Бруно, графиня же обратила все внимание на доктора Гагена. Беседа их вскоре коснулась найденной девушки.

— Для меня непостижимо, как вообще может человек столько времени прожить без пищи и питья, — сказала графиня.

— Однако же это часто случается при тяжелых болезнях, графиня, — отвечал Гаген.

— На голове у девушки были тяжелые раны, но мне кажется, что они нанесены намеренно, искусственным путем. Очень может быть, что столь долгое ее бесчувственное состояние вызвано каким-нибудь одурманивающим зельем, имеющим продолжительное действие.

— Таких снадобий нет, разве только яд. Но в этом случае результатом был бы не продолжительный обморок, а натуральная смерть.

— Она не выглядела мертвой. В лице ее была еще жизнь.

— О, многоуважаемая графиня, — с легкой усмешкой заметил доктор, следя, какое впечатление произведут его слова. — Существуют яды, которые при отравлении ими ничем внешне не проявляют своего воздействия. Но есть и такие, которые, особенно если их дают небольшими дозами и довольно длительное время, делают отравленного еще при жизни похожим на мумию, совсем высохшим, желтым, как пергамент, без кровинки в теле. Все зависит от того, какого рода применяется яд.

— Странная тема для разговора, — с принужденной улыбкой заметила графиня.

— Но весьма занимательная. Еще готовясь к занятиям медициной, да и позже, я специально изучал всевозможные яды и их разнообразное воздействие на человеческий организм.

— У вас, верно, была какая-нибудь причина, чтобы так интересоваться ими? — настороженно спросила графиня.

— В наше время случаи отравления настолько часты, что врачу просто необходимо интересоваться ядами. Да и для всякого любознательного человека, а не только медика, интересно и поучительно знать, что наука может определить присутствие яда в трупе даже много лет спустя.

— Это, конечно, большое достижение, — заметила графиня. — И что, все яды поддаются определению?

— Из числа общеизвестных — почти все. Эти-то исследования и заинтересовали меня больше других.

При последних словах Гагена графиней овладело беспокойство, но, к счастью для нее, подошел фон Эйзенберг и предложил ей руку, чтобы проводить к столу.

За столом графиня почти ни к чему не притронулась, словно сама боялась быть отравленной. Взгляд ее то и дело обращался туда, где сидел новый врач.

Домой она уехала раньше всех.

«Это он, — встревоженно думала графиня на обратном пути. — Нет никаких сомнений. Его выдало не только внешнее сходство, которое я заметила при первой встрече, но и этот странный, загадочный разговор о ядах, который он завел, и острые, проницательные взгляды, которые бросал на меня. Ты должна бояться его, Камилла, вдвойне бояться, потому что в его руках появилось грозное оружие против тебя. Спасенная девушка неспроста оказалась у него. Тебе следует остерегаться его, а кого остерегаешься — того ненавидишь. — Бледное мрачное лицо ее выражало холодную решимость. — Кого ненавидишь, того стремишься уничтожить, стереть с лица земли, если хочешь жить спокойно. Но действовать необходимо осторожно. Пока что он не может использовать против тебя главный свой козырь, и в этом твое преимущество. Тебе необходимо собраться с силами и нанести последний, решающий удар, который бы окончательно уничтожил их обоих».

Утром следующего дня она потребовала к себе управляющего. Фон Митнахт сразу заметил, что графиня чем-то сильно взволнована.

— Я убедилась, что этот доктор Гаген и есть тот самый человек, которого я признала в нем с первого же взгляда, — сказала Камилла. — Это он, нет никаких сомнений. И мы с тобой знаем, чем его появление может обернуться для нас. Ты слишком беспечен, Курт. Как ты мог не узнать его?!

— Что ему нужно от нас? — резко спросил фон Митнахт. — Письмо твое не возымело действия. От удара шпаги он не умер. Только и всего. Если ты уверена, что он жив и находится здесь, значит, это он и есть.

— Уверена. Я поняла это из его слов. Не забывай только, что девчонка нашлась и лежит у него. Теперь он получил прекрасную возможность уничтожить нас! — задыхаясь, прошептала графиня. Бледное лицо ее исказило демоническое выражение, которое вселяло страх в тех, кому удавалось увидеть его.

— Такие вещи быстро не делаются, — сказал фон Митнахт.

— Обрати внимание на стечение обстоятельств. Бруно фон Вильденфельс, оказывается, близкий друг доктора. Следовательно, и на него мы должны теперь смотреть, как на нашего врага.

— Жаль, что дело тогда не кончилось смертью принца.

— Тс-с! Говори тише. К чему называть имена? — испуганно перебила графиня своего управляющего.

— Я предполагал, что он не умер, — продолжал фон Митнахт, — но мне все же трудно поверить, что он и доктор — одно лицо.

— Так наведи справки! Ты сам должен понимать, как это важно. Нам необходимо знать, с кем мы имеем дело, что представляет из себя наш противник. Это вопрос первостепенной важности, и ты можешь выяснить его в городе. Для этого не нужно далеко ездить.