Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро - Адам Бревер

Но есть еще Дин Мартин, который, услышав об изменениях, говорит примерно так: послушайте, я ничего не имею против Ли Ремик, но позвольте напомнить, что я подписался работать с Мэрилин Монро. Знаю, это бизнес и дело не в сценарии и не в фильме, а именно в работе с Мэрилин. Повторяю, чтобы не было кривотолков, это не имеет никакого отношения к Ли Ремик, она прекрасная актриса, настоящая красавица, и я знаю, что когда-нибудь, если больше не получу шанса поработать с ней, пожалею об упущенном, потому что она большой талант, но в данном случае мы говорим о Мэрилин Монро, и я скажу вот что: если вы не понимаете, почему из-за нее такой шум, проведите рядом с ней тридцать секунд – и вы уже на крючке. Вот почему этот фильм такой особенный, и вот почему я согласился сыграть в нем – из-за ее магии. Повторяю, не поймите меня неправильно. Я знаю, что Ли Ремик – это сила, знаю, что она – американская Брижит Бардо, и я очень уважаю мисс Ли Ремик и восхищаюсь ее талантом, как и всеми актрисами, рассматривавшимися на эту роль, но я взялся работать с Мэрилин Монро – и ни с кем другим работать не буду. Поэтому сразу выложу карты на стол: не будет Мэрилин – не будет картины.

Весь следующий месяц Мэрилин занята. Фотосессии для журналов: «Life», «Vogue», «Cosmopolitan». И на каждой из этих фотосессий она демонстрирует новую сексуальность – не ту, что обязательно предлагает себя, но ту, что доказывает свою силу перед камерой. Она словно пытается уйти в камеру, позволить ей поглотить последние остатки Мэрилин.

По настоянию Дина Мартина (в первую очередь, из-за пункта в его контракте, гласящего, что он будет работать только с Мэрилин), начинаются переговоры с целью вернуть Мэрилин в проект «Что-то должно случиться». «Twentieth Century-Fox», со своей стороны, соглашается поднять ее зарплату на более приличествующий статусу актрисы уровень. Мэрилин же соглашается сделать для них еще две картины (без присутствия на площадке Паулы Страсберг). У нее есть еще одно требование. Условие, препятствующее достижению соглашения. Она не станет работать с Джорджем Кьюкором. После того как он обращался с ней на площадке, это невозможно.

Интерес к проекту выражает Жан Негулеско. Он уже снимал Мэрилин в картине «Как выйти замуж за миллионера». Она доверяет ему, считает, что он по-настоящему уважает актеров, и ценит его чуткость, способность воспринимать магию камеры, а не только видеоряд. Поскольку потребуется некоторая перегруппировка и изменение графика, съемки возобновятся в октябре. Если все пойдет по плану, компания отзовет иск.

Но отделаться от Джорджа Кьюкора, выбросить его из головы не так-то просто. Она сняла его. Свалила. Но и он зацепил ее. Заставил думать о возрасте. Эти мысли теперь постоянно с ней, они стали ее частью. Это он сказал, что есть только одна Мэрилин, до которой кому-то еще есть дело. Сказал, что она может потерять даже это.

Но так ли уж это плохо – потерять ту Мэрилин Монро?

Его слова засели крепко. Она почти никому не доверяет. Людей, на которых можно рассчитывать, осталось немного. Чтобы сохранить равновесие, не упасть, нужно постараться, добавить прилежания и старания. Она возобновила занятия йогой. Но дело не только в позах, которые должны укрепить ее ноги; йога должна добавить ей твердости, основательности, помочь найти центр устойчивости. По вечерам она откладывает «Убить пересмешника» и «Фрэнни и Зуи» и берется за «Автобиографию йога» и «Бхагават-гиту».

Может быть, Кьюкор оказал ей своего рода услугу? Открыл дверь, чтобы Мэрилин Монро могла уйти? Роль была хорошая, и она получила от нее удовольствие. Но жить здесь она больше не хочет.

Когда-нибудь, обретя уверенность и найдя новую точку опоры, она поблагодарит Кьюкора.

Когда все кончится.

27–28 июля 1962-го: «Cal Nova Lodge», Кристал-Бэй, Невада

В резюме к статье «Обнаженное самоубийство», опубликованной в журнале «Американской академии психиатрии и права», доктор Роберт Саймон пишет: «Обнажение при попытке самоубийства рассматривается как свидетельство серьезности намерений довести попытку до конца. Умышленное членовредительство, без намерения умереть, редко совмещается с обнажением». В своей статье доктор Саймон отмечает, что в случаях с женщинами, покончившими с собой в обнаженном виде, традиционно считалось, что это убийство, замаскированное под самоубийство, поскольку «женская стыдливость переходит в смерть». Похоже, это не так. Большая часть самоубийств с обнажением происходит путем отравления или повешения, в результате чего тело предстает в наихудшем виде. Психологические объяснения самоубийства с обнажением пока еще не выяснены. Возможными мотивами, говорит доктор Саймон, являются месть, искупление, ощущение крайней уязвимости. В других случаях – особенно, когда имеет место передозировка, – никакого рационального мотива может и не быть. Бывает, что так случается лишь потому, что человек полностью теряет ориентацию.

23:25

На мгновение она забывает, где находится. Куда идет. Здесь туманно, не хватает воздуха и пахнет мужчинами. В животе покалывает. Остановившись в кромешной темноте, она думает, что здесь можно бродить вечно, так и не найдя выхода.

Немного похоже на ту игру, в которую они играли в детстве на заднем дворе: тебе завязывают глаза, потом несколько раз поворачивают кругом и отпускают. Сначала страшно, страшно до тошноты. Но потом приходит инстинктивное понимание, что в конце концов ты выберешь правильное направление.

Протянув руку, она ненароком смахивает с вешалки пальто. Это пальто Синатры. Она в его гардеробной.

Выбравшись из казино, Мэрилин спешно прошла по туннелю к коттеджу, чувствуя себя в подземном переходе, словно в сказке. Из одной жизни в другую. Держась за металлический поручень, она осторожно, шаг за шагом, спустилась по устланной ковром лестнице. Путь освещают голые лампочки, теплящиеся на фоне сырых стен. Где-то на середине пути она поняла, что покинула территорию Невады, где правила не просто другие – они изменчивые. Их можно трансформировать. Можно по-разному интерпретировать. Она помнила, что идти нужно прямо. Никуда не сворачивать. Не искать обходных путей. Осторожно, сдерживая нетерпение, скользя пальцами по водопроводным трубам, она продвигалась к выходу из дома Синатры. За ней следовали мужские голоса – громкие, требовательные. От голосов вибрировали трубы. Они вылетали из-за поворотов. Эхо Джанканы. Будь начеку, не расслабляйся, напоминала она себе. Не впускай их в себя. Она повторяла это снова и снова, пока и в самом деле не почувствовала голоса в себе. Настойчивые и громкие. Колючие. Рука отдернулась от трубы, пальцы сжались в кулак. Она обернулась. Посмотрела в темноту за спиной. Ничего не увидела и, прибавив шагу, продолжила путь. Лишь бы не дать им почувствовать ее страх. В конце туннеля, так и не увидев никого, она взбежала по ступенькам в гардеробную Фрэнка и даже ни разу не споткнулась.

В приоткрытую дверь струится отраженное озером лунное сияние. Она стоит в гардеробной, касаясь головой раскачивающейся вешалки, недосягаемая для оставшихся в туннеле преследователей, одна и в безопасности.

Как в той детской игре во дворе.

Она чувствует – они идут. (Кто? Джанкана со своей бандой? Или Фрэнк – со своей?) Грузные, тяжелые шаги грохочут по бетонному полу. Ни намека на учтивость. Приезд на Тахо был попыткой сбежать. Не стать частью той жизни – жизни шоу-бизнеса. Но они не позволят ей этого. Она извивается, стараясь выпутаться из длинного спортивного пальто, и слетевшая с ноги правая туфелька ударяется о стену.

Она уже потеряла время, дважды обшарив гардеробную в поисках туфельки. В кино сцена могла бы получиться комичной – темная гардеробная, неуклюжие гангстеры и напуганная, растерянная блондинка. Но только они не такие уж неловкие, и это не кино. В конце концов она сбрасывает левую туфельку, швыряет ее через плечо и бежит прямиком к передней двери. Только бы добраться до своего домика, закрыть за собой дверь, отгородиться от всего мира!

Терраса неровная и шаткая. Она едва держится на ногах от страха. Голоса ближе и ближе. Она взлетает по ступенькам. Колючие доски цепляются за чулки. До домика номер три рукой подать, но в какую сторону идти? Запутавшись, она поворачивает направо, к бассейну. Туда, где светится похожая на искусственный опал вода.

Забилась в уголок. Ступням больно. Подошвы нейлоновых чулок стерлись, в пятки вонзились камешки. Она прислоняется к окружающей бассейн проволочной изгороди, обхватывает себя руками. Может, удастся раствориться в ночном сумраке, смешаться с темнотой.

На калифорнийской стороне приходит ощущение безопасности. Ни вразумительного объяснения, ни сколь-либо весомой причины нет. Может быть, дело в сознательно навязываемом ощущении порядка, контрастирующем с образом попирающей закон Невады – азартные игры, отсутствие ограничения на скорость вождения, быстрые, за шесть недель, разводы. Последнее прибежище фронтирского популизма. Она искусственная, это граница между Калифорнией и Невадой. Произвольное разделение, определенное путем сделок и компромиссов и закрепленное в проведенной рукой картографа линии. И тем не менее есть ощущение, что граница эта вполне реальна и существует, как некий физический объект. Как крепость, оберегающая определенный жизненный уклад. Или не пускающая кого-то. Зависит от того, как смотреть.