Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного - Елена Арсеньева

А бедняга Хэйдес, вина которого состояла только в том, что он безмерно вожделел Доркион и готов был ради нее на все?! Хэйдес, правда, остался жив, но претерпел жестокую порку из-за того, что потворствовал непомерной ревности и мстительности Доркион!

А погибший из-за нее Кутайба, побратим отца? А Терон, Терон?![48]

Воспоминаниями о несчастьях, причиной которых она вольно или невольно стала, Лаис довела себя до такого состояния, что стала считать себя виновницей вообще всех бед, постигших мир, и даже полагала Афродиту избыточно великодушной, поскольку та спасала ее раньше и даровала ей спасение вновь. Наверное, Лаис и впрямь заслуживала наказания за те злодейства, которые совершала сама или которые совершались из-за нее, но почему должна была пострадать Гелиодора?!

Слезы хлынули — это были первые слезы с той минуты, как она узнала о смерти подруги, — и они лились неостановимо. Вот такую — рыдающую, почти обезумевшую от слез, — ее и привез Мавсаний к дому начальника службы водоносов Дарея и вручил его жене Нофаро.

Некогда эту девушку из Триполиса звали Фатса — Толстуха. Имя Нофаро — Кувшинка — было дано ей в школе гетер, да так и осталось: ведь под этим именем она встретилась с Дареем и нашла свое счастье.

В первую минуту Нофаро остолбенела от изумления, когда незнакомый раб вручил ей задыхающуюся от слез Лаис. А потом она и сама едва не зарыдала, когда Мавсаний рассказал о гибели Гелиодоры и о бедах, которые обрушились на Лаис, и поведал историю ее спасения. Однако за время семейной жизни Нофаро приобрела уверенность в себе и рассудительность, которых ей так недоставало прежде. Она поблагодарила Мавсания и предложила ему стол и кров. Однако тот спешил к госпоже Роксане, матери Артемидора, чтобы отвезти дары ей и ее сестре, после чего ему предстояло ждать известий из Коринфа о том, как и когда отправить Лаис на корабль Клеарха.

Госпожа Роксана, как и положено добропорядочной эллинской жене и матери, была добра, покорна и бессловесна. Она заранее одобряла все решения, которые принимал ее муж, а после его смерти — сын, готова была ради Артемидора на все, считала своим священным долгом ему помогать — и, не задавая никаких вопросов, со слепой готовностью согласилась участвовать в спасении Лаис.

Конечно, она и знать не знала, что помогает аулетриде, которую обвиняют в убийстве! Для госпожи Роксаны это была всего лишь рабыня — обученная музыке и танцам, дорогостоящая рабыня из Тринакрии, которую Артемидор собирался отправить в Эфес, в подарок жене своего друга.

Вопросом, почему девушку нельзя было отправить прямо из Коринфа, а следовало привезти в Мегару, чтобы потом посадить на корабль в открытом море, госпожа Роксана не задавалась. Точно так же она не собиралась выяснять, почему до прихода корабля эту рабыню следует поселить у жены начальника службы водоносов. Впрочем, Дарей считался в Мегаре столь важной особой, что даже знатной коринфской даме было не зазорно оказать его жене мелкую любезность и на время одолжить рабыню.

Так что появление какой-то неизвестной девушки в доме Дарея и Нофаро никого не должно было насторожить.

Проводив Мавсания, Нофаро немедленно занялась гостьей.

Задумчиво поглядев на обессилевшую от слез и причитаний подругу, Нофаро взяла кувшин с ледяной водой и опрокинула его на Лаис, а когда та от изумления и ужаса замерла, не в силах перевести дыхание, Нофаро закатила ей две увесистые пощечины.

Несколько секунд Лаис таращила глаза, потом перевела дыхание и пробормотала:

— Нофаро? Это ты? А почему я такая мокрая?

Они бросились друг другу в объятия, расцеловались — и заговорили наперебой.

Когда Лаис попыталась рассказать о случившемся в Коринфе, Нофаро остановила ее. Сказала, что уже все знает от Мавсания, что они принесут жертвы тени бедной Гелиодоры, однако сейчас надо заняться делами: ведь скоро придет со службы Дарей, а рабыни у Нофаро нет, все хозяйство на ней, хлопот много!

— А почему у тебя нет рабыни? — спросила Лаис, приглядываясь к подруге и пытаясь понять, почему от нее так странно пахнет.

Собственно, этот запах стоял по всему дому, а также на небольшой дворовой кухне, где летом готовили еду.

Это был стойкий запах чеснока.

Конечно, всем и в Ойкумене, и, очень возможно, даже за ее пределами известно, что чеснок изгоняет из дому злых духов. В этом убеждена не только Аттика, но и вся Эллада. Но в Мегаре и ее окрестностях пуще всех почитают чеснок и считают его любимым растением Панакеи[49], дочери Асклепия, бога врачевания. Рассказывают, будто Панакея исцеляла с помощью чеснока все болезни. Она варила его в вине, добавляя лечебные травы, — и получалось великолепное средство, заживляющее самые опасные раны.

Конечно, все эллины любят приправлять еду чесноком.

Даже пословица есть: элиа[50] и чеснок всегда себя покажут!

И это истинная правда: подобно тому, как побег элии прорастет даже сквозь пепел, так и запах чеснока почувствуешь и в цветущем розовом саду!

Но такого пронзительного чесночного духа, как тот, который исходил от Нофаро, Лаис в жизни не чувствовала!

— Почему у меня нет рабыни? — пробормотала Нофаро, отводя глаза. — Ну… Ой, возьми-ка почисти вот эти белые бобы, Дарей очень любит их.

— Ты сваришь похлебку?

— Нет, — почему-то смущенным тоном ответила Нофаро, — я их варю просто так, потом заправляю маслом… Дарей ест с удовольствием.

Лаис взглянула на охапку чуть пожелтелых зеленых стручков, на которых еще кое-где сохранились подсохшие белые с черными пятнышками цветки, и нахмурилась.

— А что у тебя на ужин, рыба или мясо? — спросила она самым невинным голосом.

Нофаро бросила на подругу быстрый взгляд, но Лаис сделала вид, что не заметила его, продолжив старательно чистить бобы.

— Сыр, — буркнула Нофаро.

— Сыр? — задумчиво повторила Лаис. — И какой же? Козий? Овечий?

— Да нет, в последнее время Дарей полюбил коровий сыр.

Лаис прищурилась.

Некоторые подозрения появились у нее, еще когда она ощутила этот ужасный запах чеснока, исходящий от Нофаро, теперь же они окрепли…

Странные дела творятся в этом доме!

— Что ты говоришь? — хмыкнула Лаис. — Коровий сыр? Ну надо же! И белые бобы… Ты ешь чеснок, чтобы он к тебе не прикасался, а коровий сыр и эти бобы даешь ему, чтобы его мужская сила ослабела и чтобы он почаще бегал в отхожее место?! Ты что, разлюбила Дарея?!

Мгновение Нофаро смотрела на нее испуганными голубыми глазами, а потом слезы хлынули из них с такой стремительностью и так обильно, что потоками скатились с тугих щек Нофаро на пышную грудь и намочили ее тщательно вышитый желтый хитон.