Последний наказ - Павел Комарницкий

Господи, ну сделай чудо!

…

Конские копыта месили снег, превращая его в чавкающую кашу, кое-где уже сдобренную толикой чёрной земли. Кольцо нукеров вокруг великого Бату-хана было плотным, не позволяя никому из смертных приблизиться даже к копытам коня будущего Повелителя Вселенной. Да, именно так. Он, Бату-хан, завершит дело, начатое его дедом, великим Чингис-ханом, и выполнит его завещание, омыв копыта своего коня в водах Последнего моря.

Холёный белый жеребец Бату-хана брезгливо ступал по расквашенному снегу, норовя обходить лужи, но опытный всадник недрогнувшей рукой пресекал его попытки свернуть в сторону. Вперёд, и только вперёд!

Бату-хан думал.

Да, этот поход был тяжёлым, очень тяжёлым. Проклятые урусы никак не могли уразуметь своим лесным, звериным умом — любое сопротивление великому Бату-хану бесполезно. Разумеется, они поплатились за своё упрямство. Однако чего это стоило славному монгольскому воинству… Каждый городишко приходилось брать с боем, теряя драгоценное время, не говоря уже о головах воинов!

Только позавчера, после взятия города Торжка, Бату-хан сумел подсчитать общие потери. Из тридцати трёх туменов, вышедших в поход, уцелело только двадцать семь, да и те изрядно прорежены урусскими мечами и стрелами. Разумеется, сила ещё немалая, но…

Вот именно — «но». Почти половина войска полегла, а впереди ещё стоит этот самый Новгород. Прознатчики уже докладывали Великому — город этот очень богат, пожалуй, богаче него только Киев. Но и стены Новгорода крепки, как нигде. Каменные стены, между прочим, не то, что деревянные стены Рязани или даже Владимира. Сколько времени потребуется, чтобы разрушить их китайскими камнемётами?

Но самое скверное — весна. Это в степи весна — отрада для сердца монгола. Урусские снега чудовищно, невиданно глубоки, и что будет, когда они начнут таять…

Тёмная, раскисшая дорога змеёй тянулась, как река, блестя стёклами мелких лужиц. Дорога была пустынна. Ни одного обоза, ни пешего, ни конного… Всё живое, казалось, затаилось в страхе перед чудовищной силой монгольского войска.

Впереди, у торной дороги, разбитой полозьями урусских саней, показался большой одинокий крест, чёрный от времени. Бату-хан уже усвоил, что подобные кресты урусы обычно ставят в знак поминовения душ усопших. Чьих душ ради поставлен этот крест, интересно?

— Привал — распорядился Повелитель Вселенной, и кольцо ханских нукеров разом встало, как единое многоглавое и многоногое существо — И позовите ко мне Субудая…

…

Солнце пробилось сквозь тучи, и главы собора святой Софии вспыхнули, споря с солнцем своим сиянием. Мимо храма сновали бесчисленные толпы горожан и гостей, мелькали меховые шапки и драные колпаки, но больше всего было тускло отсвечивающих железных шишаков и ярко начищенных богатых шеломов. Господин Великий Новгород готовился к битве.

Два человека — высокий худой воин, в доспехах, и молодая женщина, с тонким, измождённым, иссиня-прозрачным лицом, пробирались верхом через бурлящее людское половодье. Свернули наконец в тихую улочку, оттуда — в совсем незаметный переулок.

У высокого, в две сажени забора, сбитого из толстых жердин, витязь остановился. Оглядел неказистые с виду, но крепкие ворота на здоровенных железных петлях. Постучал рукоятью меча, отступил на шаг.

Послышалось шлёпанье ног по дереву, неразборчивое ворчанье.

— Кого Бог принёс?

— Привет тебе из Ижеславля, хозяин.

Хозяин охнул, заскрипел засов, и узенькая калитка в воротах отворилась

— Господи! Ратибор Вышатич! Княгиня-матушка! Да как же это… Да что же… Живы, Господи!

Всклокоченный хозяин всем видом выражал растерянную радость.

— Живы, Ждан Борисыч — без улыбки подтвердила княгиня — Всё ещё живы.

…

— …А у нас тут народ гудит. Слухи один другого гуще — хозяин дома, торговый агент князя Ижеславского в Новгороде, отослал слугу и хозяйку и самолично обихаживал дорогих гостей — Покупают разве только оружье да брони, а о прочем и разговору не заводи ни с кем… Не пойму я, Ратибор Вышатич — вроде к осаде дело-то идёт, и при этом никто даже кадь пшена али ржи не купит… Когда так было?

— Правильно делают — серьёзно подтвердил Ратибор — Потому как не очень долго осада та продлится, если что.

— Да неуж такая сила у Батыги? Ты на стены-то Новагородские глядел, Ратибор Вышатич? В две сажени ведь толщина-то…

— Две сажени… — витязь помолчал — Две сажени — это хорошо. На две недели примерно задержат поганых, ежели народ, конечно, не сробеет, встанет на стены как один.

— Встанет! Не знаешь ты новгородцев! Встанут, не щадя живота…

— Ну вот что… — Ратибор тяжело встал — Спасибо тебе, Ждан Борисыч, за хлеб-соль, за богатое угощенье. Сильно устала госпожа наша. Куда идти прикажешь?

— Сейчас, сейчас… — снова захлопотал хозяин — Всё уж готово, я своей-то наказал… Пойдёмте, гости дорогие… Баньку истопим к вечеру…

Он повёл их вглубь дома.

— Я тут останусь, Ждан Борисыч — Ратибор чуть заметно улыбнулся — Не в обиду тебе. Служба моя такая.

— Вся рать Ижеславская перед тобой стоит — подала голос княгиня.

— Понял я — секунду помолчав, ответил хозяин — Ну, отдыхайте.

Помолчал ещё чуть, и всё-таки не утерпел.

— Скажи честно, Вышатич — неужто и правда не удержат Батыгу стены новгородские?

— Удержат — успокоил его Ратибор — На две недели.

…

— Ну что, Вышатич… Вот мы и в Новгороде. Добрались.

Княгиня сидела на лавке с ногами, прижавшись к тёплому боку белёной печи.

— Добрались, госпожа моя — подтвердил Ратибор.

— А дальше?

Витязь удивлённо посмотрел на неё.

— Всё, госпожа. Добрались.

Лада усмехнулась.

— А я уж думала, как обычно… Сегодня в баньку, а завтра снова в путь, отдохнув. Значит, во Плесков не поведёшь меня?

— Зачем?

— Ну как же… Послезавтра Бату-хан уже тут будет. Обложит город, а там… Ты сам сказал, от силы две недели простоит Господин Великий Новгород. Ну, может, ещё несколько дней детинец здешний продержится. И всё… А вот если в Плесков уйти, так ещё сколько-то дней жизни выгадать можно. Покуда Новгород татары возьмут, покуда добычу поделят… Покуда к Плескову подойдут ещё… А ежели из Плескова в Ригу немецкую податься, так и ещё поживём… Правильно я рассуждаю, Вышатич?