Рена и армия чародеев - Шервуд Смит

Тересса, не задумываясь, ступила на ковер своими грязными сапожками.

Дядя Фортиан поднялся. Улыбка сияла на его лице. Высокий красивый мужчина, он был очень внушителен в расшитой боевой тунике.

— Мое дорогое дитя, — густым басом прогудел он, шагнув к ней. Слабый звон кольчуги под длинной туникой делал его еще более великолепным и воинственным. — Я рад найти тебя живой и невредимой. — Он взял ее руки в свои широкие лапищи и поцеловал запястье выше потертых перчаток.

— Добро пожаловать, дядя, — сказала Тересса. Голос ее прозвучал слабо, неуверенно. А дядя уже рокотал во всю силу голосовых связок, чтобы его слышали все.

— Мой сын рассказал о твоих подвигах, дорогая, — продолжал герцог, кивая в сторону Гариана, который застыл за спинкой стула отца. При последних словах герцога худое лицо Гариана пошло алыми пятнами. Он явно трусил.

«Что бы он ни сказал отцу, это не имеет сейчас никакого значения», — подумала Тересса. Гариан прищурился и впился в нее взглядом. Она чуть заметным кивком дала знать, что поняла его знак. Гариан боялся ослушаться отца и в то же время не желал ему повиноваться.

А дядя Фортиан, не дав Терессе опомниться, заговорил снова:

— Я рад убедиться, что ты стойко перенесла все лишения и невзгоды. — Слова герцога были вежливы, но тон его речи недвусмысленно показывал, как жалка она в своем походном одеянии по сравнению с почти королевской пышностью его туалетов.

Сдержанные смешки за спиной дали ей понять, что и офицеры Фортиана это заметили.

Она прокашлялась.

— Дядя Фортиан, у меня есть план…

— Как гордился бы тобой отец, наш незабвенный король, — перебил ее герцог, вкрадчиво улыбаясь. И Тересса поняла, что совершила непоправимую ошибку.

«Чем меньше ты открываешься, тем труднее на тебя напасть», — вспомнила она наставления отца. Надо было просто ответить на комплимент ничего не значащим комплиментом и попытаться заставить выслушать ее, когда они оказались бы наедине.

— …Кстати о короле, — продолжал Фортиан, скорбно склонившись, что тут же повторили все его вассалы, стоявшие рядом. — Мы сумели вынести его и королеву из дворца, несмотря на неприступную цепь охраны лирванцев. Ты будешь, конечно, рада узнать, что мы почтили их погребальными кострами.

«Напоминает мне, что меня там не было, что я постыдно сбежала», — отметила Тересса. Но теперь она была настороже, и ни единый мускул на ее лице не дрогнул. Она лишь поклонилась в знак благодарности.

— С тех пор мы только тем и занимались, что искали тебя, дитя мое, чтобы убедиться, что ты в безопасности. — Дядя говорил все тем же мягким, но решительным тоном. — По этой причине, вынужден признать с сожалением, мне нечем отчитаться перед тобой, порадовать победной реляцией.

«Перелагает на меня вину в собственной бездеятельности», — отметила Тересса.

— Но что касается планов, то ты будешь осведомлена о событиях особой важности для спасения королевства. Возможно, тебе захочется выслушать наших лучших военачальников. А мы, в свою очередь, желали бы услышать, что наблюдали вы здесь, вдали от главных сражений.

— Но я… — Она осеклась.

— Тебе что-то не понятно, дорогое дитя?

«Я проиграла этот бой. Лучше отступить, — поняла она, почувствовав вдруг, что ничуть не растерянна. — К следующему сражению я подготовлюсь лучше»,

— Надеюсь, вы присоединитесь к нашей трапезе, — сказала она, выжимая из себя самую любезную улыбку, — Руен печет отличные овсяные лепешки.

Дядя улыбнулся ей в ответ.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — церемонно поклонился он. — Но я готов подождать немного, если ты соизволишь принять наши скромные дары, — добавил он с добродушным смехом. — Хельмбури захватил кое-что из твоей одежды. Думаю, тебе удобнее всего будет переодеться в своей палатке.

Он поднял руку, усеянную кольцами, указывая в сторону палатки Терессы, которая стояла чуть поодаль от его шатра. Длиннолицый Хельмбури явился перед нею, и его знакомый, домашний облик сразу вернул все горькие воспоминания.

У Терессы сжало горло. Сухие глаза жгло, будто запорошило пылью. Тересса из последних сил сдержалась, гордо, по-королевски кивнула дяде и двинулась сквозь молчаливый строй воинов и придворных к своей палатке. Все отвешивали ей поклоны, но никто не произнес ни слова.

Она подошла к палатке и увидела наваленную рядом гору сундуков. Служанка, в которой она узнала прислужницу тети Карлас, низко поклонилась, но лицо ее было каменным и недобрым.

По обеим сторонам от входа стояли две высокие женщины в ливреях Рисмордитов. Каждая из них опиралась на длинную пику, положив ладонь на рукоять меча. Почетный караул.

Тересса вошла внутрь и опустилась на подстилку, уткнувшись лицом в шелковую подушечку. Несмотря на все ее усилия, Фортиан выиграл. Она была пленницей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Высоко над лагерем на скале стоял Коннор. Он видел Терессу, одну в окружении воинов Фортиана, такую маленькую и беспомощную. Он видел и то, как она, опустив голову, медленно двинулась к своей палатке. И хотя Коннор ничего не мог слышать, по тому, как опущены ее плечи, он понял, что первый разговор окончился для нее неудачно.

Он сжал кулак и в отчаянии ударил по камню. Если бы он мог сейчас чем-то ей помочь! Коннор разрывался между желанием нестись вниз, в лагерь, и необоримой тягой устремиться в горы, где, как он чувствовал, ему удастся обрести вновь волшебную силу Коннор повернулся лицом на восток. И сразу же ощутил ясность и уверенность, что возникали у него в те далекие дни, когда они с Реной поднимались в северные горы. Там проснулись его спящие способности, унаследованные от предков Ийон Дайин. Сама собой возникла скрытая до поры до времени возможность творить тайное волшебство, о котором никто, да и он сам, не подозревал. И волшебство это было могущественным, но опасным.

«Может быть, поднявшись высоко в горы, я на этот раз смогу не только обрести волшебную силу, но и пойму, научусь управлять ею. Вот тогда сумею помочь и Терессе, — размышлял он, шагая вверх по крутому склону. Но если вернусь сейчас, то стану, как и она, беспомощным пленником Фортиана».

Эта мысль поддерживала его на протяжении всего тяжелого похода. Целый день шел Коннор не останавливаясь. Лишь иногда нагибался, чтобы зачерпнуть горсть снега и наполнить этой обжигающей свежестью пересохший рот. Жажду это на время утоляло, но голод мучил его до головокружения.

«Только бы мне удалось вновь обрести волшебную силу, тогда и еду достану», — подбадривал он себя, разглядывая далекие вершины гор.

Коннор попытался прислушаться к своим ощущениям, желая обнаружить хоть малейшие признаки пробуждения волшебства. Но ничего не чувствовал.

И он упрямо шел и шел, не обращая внимания на то, что небо заволокло сизыми тучами и начался густой снегопад.

В конце концов Коннор набрел на узкую горную тропу и стал карабкаться вверх по ней, надеясь лишь на то, что ее протоптали не кровожадные звери варри. Иногда он останавливался, затаивался и прислушивался к крикам невидимых за облаками птиц и шорохам прячущихся зверей. Коннор знал, что они непременно предупредят его об опасности.

Когда солнце опустилось за дальнюю линию гор, воздух стал холоднее, почти сразу тьма упала, Коннор принялся подыскивать подходящее место для ночлега. Он нашел узкую щель в скале над самой пропастью, из которой угрожающе ползли вверх широкие лапы теней. Внутри здорово пахло козлом.

Он свернулся на каменном полу и попытался заснуть.

И опять нахлынули сны. Несказанная музыка звучала где-то в поднебесных сферах, звала его, поднимала над землей и давала свободный полет над неприступными снежными пиками. И полет этот длился, длился… пока сон не исчез.

Грохот осыпающихся камней разбудил его. В первый момент Коннор попытался не обращать внимания, вернуть чудесный сон, но шум и шорох не прекращались. Он пробудился окончательно. Опасность? Он выглянул из щели и увидел парочку длинноногих горных газелей, несущихся мимо.

Сна уже ждать было нечего. Коннор поднялся, и тут же почувствовал невыносимый голод. Стараясь не обращать на него внимания, Коннор зачерпнул немного снега и опять начал карабкаться вверх.

Туман окутал его, съедая не только окрестности, но и малейшие звуки. Вязкая тишина казалась мрачной и грозной. Время от времени он останавливался, борясь с головокружением и прислушиваясь к себе в надежде вновь обрести силу волшебства. Но все было бесполезно.

«А вдруг Андреус какими-то страшными заклинаниями напрочь изгнал волшебство, отравил меня так же, как он сумел отравить воду и землю вокруг?» с тоской думал Коннор.

К исходу дня Коннор наконец выбрался из тумана, который остался лежать пухлыми клочьями в седловинах и горных перевалах где-то внизу, под ногами. Но теперь на невероятной высоте стало одолевать сильное головокружение.