Громовые степи - Николай Стариков

Командиру оперативно-войсковой группы приказывалось: действуя в качестве разведывательно-поисковой группы, отыскать, захватить, а при вооруженном сопротивлении уничтожить обнаруженные формирования. В послании также говорилось, чтобы командир ОВГ-8 обратился к председателю сельского совета за помощью и содействием в выполнении этой сложной задачи. Вместе с заместителем прибыл боец Грешнов Алексей, ординарец, как он представился.

Председатель, до недавнего времени командир партизанского взвода, буквально в течение часа выделил двух проводников из бывших партизан и подготовил трое розвальней, запряженных лошадьми.

Обозом, не мешкая, выехали в сторону леса.

Мороз. Все леденеет. Холод прямо-таки струится за воротник. Мягкий пушистый снег по колено. Бойцы в розвальнях, тесно прижавшись друг к другу, сохраняют тепло. Стужа своим дыханием охватывает со всех сторон; оружие спрятано под шинелями, чтобы не запотело и не смерзлось. Только протертые насухо станковые пулеметы на первых двух санях прикрыты попонами. Валенки и накинутые тулупы дают возможность людям чувствовать себя уверенно. Снег глубокий, лошади идут шагом, из ноздрей в ритм движения вырывается белый пар.

Командир оперативно-войсковой группы с проводниками планируют свои действия.

— Бандиты в такой холод могут укрываться в доме лесника или бывших партизанских землянках, — говорит старший из проводников, Иван Петрович, немолодой, с глубокими морщинами возле рта, — немцы лесника с женой расстреляли, раненых красноармейцев они укрывали, теперь там никто не живет. У лесничего я в свое время бывал, его жена приходилась мне свояченицей. Землянки тоже пустуют. Василий, — он кивнул головой в сторону своего молчаливого товарища, — в тех местах пропартизанил более месяца.

В лесу ни дорог, ни троп. Снег везде: под полозьями, на деревьях, лошади своими копытами набросали его на сани и укрытых тулупами бойцов. Ветер здесь потише, выглянуло солнце, оттого, кажется, потеплело.

Остановился обоз в полукилометре от дома лесника. Стали спешиваться, и тут впереди послышались приглушенные звуки выстрелов.

А чуть раньше в доме лесника шел совет. Здесь собралась пестрая компания: три дезертира, один уголовник, два бывших полицая, двое отставших от своих частей немецких соддат и еще один прибившийся мужик, то ли военный, то ли гражданский, толком не поймешь. С распухшим сизым лицом, лихорадочным блеском глаз, надрывно кашляющий всю ночь, он не давал остальным спать своим «буханьем». Шестеро — это вчерашние бандиты, бежавшие с поля боя, а немцев подобрали в лесу. Теперь решался вопрос: что делать с фрицами и «доходягой». Если от солдат избавиться, можно выдать себя за вышедших из окружения и присоединиться к какой-нибудь воинской части, а там видно будет. К тому же эту обузу кормить не надо, у самих кот наплакал, а воровать в деревнях опасно. Решили: немцев и «доходягу» расстрелять, а наутро пораньше идти на поиски воинской части. Приговор в исполнение поручили привести полицаям. У них опыт.

Расстрелянных забросали снегом — можно и пообедать. В доме была обнаружена початая бутылка денатурата. Теперь она своим голубовато-бурым цветом украшала обеденный стол бандитов — две банки консервов, взятые у фрицев, вареная мерзлая картошка, черствые куски хлеба и завалявшиеся сухари.

Первый тост должен был сказать старший полицай. Среди дружков он выделялся бычьей шеей, толстыми руками и колючим недобрым взглядом. После расстрела «лишних» его стали называть «старшой». Он поднял стакан высоко над головой, намереваясь что-то сказать, но не успел: его сосуд с содержимым вдруг мелкими осколками брызнул в разные стороны, послышались из-за окна выстрелы и голоса: «Сдавайтесь или будете уничтожены». Не видя нападавших, бандиты схватили висевшие на стене немецкие автоматы и через окно открыли стрельбу по мелькавшим между деревьями красноармейцам. Ответные пули крошили стекла, стены. Хватаясь за грудь, упал навзничь «старшой». Оставшиеся в живых метались по комнате, пока в окна не влетели гранаты.

Хоронить убитых бандитов не стали. Не было времени.

Через час добрались до небольшой деревушки. В ней всего четыре двора, засыпанных снегом по самую крышу. Живущие здесь женщины и единственный дед о бандитах сказать что-либо не смогли. Лишь одна бабуля пожаловалась: «Ночью жулики последнюю овцу увели, человеческие следы к лесу пошли». Как определил Василий, — в сторону 1СМЛЯНОК.

— Там кто-то есть, — уверенно закончил он. — Если пойдем по следу, глядишь, и прищучим их.

Дальше группа Бодрова ехала с боевым охранением, в готовности немедленно открыть огонь. Петлявшая между деревьями чуть заметная в глубоком снегу тропинка показывала нужное направление. Василий советовал подойти к землянкам со стороны леса. По его словам, все они отрыты на одной большой поляне, а их двери выходят на открытый участок. Командир решил иначе: отделения автоматчиков и стрелков держат под прицелом входы в землянки. Сюда же выдвигаются станковые пулеметы. Лишь одно отделение автоматчиков выходит на опушку со стороны леса, с тем чтобы не допустить ухода окруженных в том направлении.

Несколько десятков метров отделения двигаются по-пластунски по глубокому снегу. Впереди новый заместитель командира взвода прокладывает траншею, по его следу ползут остальные бойцы. Остановились за толстыми стволами деревьев на опушке леса.

Землянок восемь, но лишь из шести труб вьется дымок. Часовые прохаживаются перед входом, останавливаются, разговаривают друг с другом. Все во вражеской форменной одежде, с автоматами, возле одной двери охранник в ватнике, валенках и с ППШ.

До землянок метров сто, на поляне разветвленная сеть траншей, но все засыпаны снегом. Не ожидают фрицы нападения.

Спохватились часовые, когда заметили выдвижение саней с пулеметчиками, подняли тревогу. Но поздно.

Первыми открыли прицельный огонь бойцы из винтовок по часовым, автоматчики настигали выбегавших солдат и офицеров противника. На какое-то время немцы и их прихвостни притихли, блокированные с выхода. За это время взводу удалось выкатить сани с закрепленными на них пулеметами к окраине поляны. В воздухе повисла настороженная тишина. Но затишье длилось недолго. Ведя в сторону леса беспорядочную стрельбу, из землянок стали выскакивать группы по три-четыре человека. Люди падали, вскакивали, отстреливаясь, пытались укрыться за деревьями, но и там их встречали огнем автоматчики. После трех-четырех смертельных вылазок противник вновь затаился.

«Сколько же их осталось?»

А зимний день короток.

Нужны гранаты. Командир взвода направил к землянкам свой резерв — трех бойцов во главе с Чиковым. По проемам дверей стали вести огонь отличные стрелки редкими одиночными выстрелами. Под их прикрытием резерв рывками сблизился с крайней землянкой и в дымовую трубу одна за другой полетели две гранаты. Трое выскочивших из проема попали под прицельный огонь винтовок. Так повторилось со всеми землянками. Не тронули лишь две землянки, входные двери которых были закрыты. И не напрасно. В одной из них находилось четверо красноармейцев, захваченных за два дня до этого при следовании в воинскую часть из госпиталя. Последняя землянка оказалась пустой.

Подсчитали чужих убитых. Мать честная — тридцать девять! Трое тяжело раненных вскоре скончалась. Шестерых легко раненных немцев и одного без единой царапины бандита заперли в землянке. Для охраны были оставлены два бойца.

— Утром пришлю подводу, — пообещал командир взвода, — да пусть здоровый заготовит дров, люди все-таки, — напутствовал он старшего.

Возвратились в Рогачево поздно вечером. Но окошко знакомого домика светилось. Притягивал и одновременно размагничивал этот свет. Сергей робко постучал щеколдой, и дверь почти сразу открылась. Зоя обняла его и прижалась теплой щекой к холодному носу.

— Лёзя, Лёзя! — радостно бросилась к вошедшему девочка.

Он поднял и поцеловал Ксюшу.

— Мока ходи-ля.

— Опять мокрый и холодный, — согласился Сергей.

— А мы ждали, не ложились, — засуетилась хозяйка.

XVII

Лида с матерью были дома и обе плакали. Только что возвратились с вокзала, проводили отца в армию, уехали деды. Не хотелось ничего делать, все валилось из рук.

Николай Дмитриевич до последнего дня надеялся: продлят бронь. Обещал ведь председатель райисполкома походатайствовать, да не получилось. Война помаленьку выметает мужчин. Сколько уже пришло похоронок! Женщины одни, куда ни погляди.

Отец не мог придумать, какой подарок оставить на память дочке при расставании. Когда шли на вокзал, купил плюшку, но она не стала есть сдобу, решила сохранить ее на память.

Теперь у Лиды появилась важная обязанность: отвечать на письма отцу и братьям. Фронтовые треугольники шли от них регулярно, значит, живы и здоровы, а это было счастьем для семьи. Очень немногие могли порадоваться такому везению. Почти каждый день приходят извещения о гибели родных или пропавших без вести. Появились в Батурино мужчины-калеки. Люди радовались и этому, главное — живые.