Ничего кроме правды - Дитер Болен

Мы получили местечко в середине первого ряда, так близко от сцены, что я локтями опирался о паркет, а Донне пришлось обходить это место стороной, чтобы не спотыкаться об меня. Я благоговейно сидел, не смея шелохнуться. Это была не группа, вообще ничто. Только Донна и Барт, который сопровождал её, играя на фортепиано и подпевая.

Донна исполняла один хит за другим, а Барт блистал своим умением брать неверный тон. Если бы там время от времени не слышались знакомые слова, песня бы потонула, как подводная лодка, и никто не узнал бы, что это мировой хит. Мне придал мужества тот факт, что на свете есть ещё один композитор, который поёт так же плохо, как и я. В этот миг что–то в голове сказало: щёлк! И я понял: с ней, с Донной, ты мог бы спеть вместе, Дитер.

Через Монти Люфтнера я вышел на телефон Клива Дэвиса, своего рода Джоржа Буша музыкального мира, сделавший звёздами Janis Joplin, Aerosmith, Earth, Wind & Fire и Bruce Springsteen, я вежливо предложил прислать ему мою крошечную песенку. «Yes» — последовал ответ.

Я полетел в Германию, за 20 000 марок нанял целый оркестр и смастерил монументальный опус а-ля «Heartbreaker». Я назвал песню «It's All Over» и через 4 недели с караоке–версией в руках снова был в Лос — Анджелесе.

Я остановился вместе с моими обоими адвокатами в «Беверли Хиллс». Отправил Кливу с курьером демо–запись, и мы улеглись на солнышке у бассейна и стали ждать.

Каждые 2 минуты мимо нас проходили мировые звёзды: очаровательный Тони Кёртис, мистер Гассельгофф он же «Baywatch» и Джек Уайт из Германии, должно быть, по ошибке забрёл сюда. Каждые 3 минуты по громкоговорителю сообщалось о впечатляющих звонках: «Менеджер Джоржа Майкла хочет поговорить с Джоржем Майклом, агент такой–то такой–то под руководством такого–то», в общем, не хватало заявления, что Далай Лама хочет поговорить с Микки Маусом. Так прошло некоторое время. Несколько часов спустя голос в микрофоне возвестил: «Мистер Клив Девис хочет поговорить с мистером Дитером Боленом!» Я был так глубоко взволнован, словами не передать, я чувствовал себя принадлежавшим к ним, вошедшим в этот мир знаменитостей.

Девис сказал, что Донна сочла «It's All Over» просто, просто супер, что она с удовольствием спела бы эту песню. Я воспользовался моментом и предложил себя в качестве второго исполнителя: «Вы ничего не имеете против, если я спою вместе с ней?»

«О, конечно нет, мой дорогой!» — проворковал Девис. Всё получалось ужасно легко.

Я был в экстазе, Донна пела до сих пор с такими великими музыкантами как Элтон Джон, Стив Вондер и Глэдис Найт, а попасть в эту американскую лигу — это чего–то да стоит. Для такого как я, самое большее, получавшего по шапке за свои тексты а-ля «Cheri Cheri Lady», это как посвящение в рыцари — куда там, больше! — причисление к лику святых, принятие в музыкальную лигу чемпионов. Такая звезда как Донна Уорвик не только согласилась, чтобы я был её продюсером, что само по себе являлось признаком доверия, она ещё и пела мою песню по–английски. Я думаю, нет другого такого немецкого композитора, который писал бы песни для американских суперзвёзд.

День завершился второй наградой, ибо напротив меня лежала женщина, на которую с полудня пялились все, главным образом из–за её фигуры как у Памелы Андерсон. В полпятого мы уже собирались идти в свои номера, как вдруг она подошла ко мне и спросила: «Можно, я поверну твою лежанку, твоя левая нога не на солнце». Идеально загорелая девушка молола всякую чепуху, что я, впрочем, обожаю при знакомстве.

«Да, тогда разверни мою лежанку!» — сказал я.

Сегодня говорят, что женщины любят Болена, потому что у него шикарная машина и гора капусты, но я считаю, что по этой причине многие девушки от меня уходят. Во всяком случае, оба моих адвоката таращили глаза от удивления, а я начал непринуждённо болтать с дамой. Её интересовало, чем я занимаюсь. Я спросил её, что она здесь делает, оказалось, что она мисс Калифорния. Наш разговор завершился где–то через полчаса на первом этаже «Беверли Хиллс» около мужского туалета. Что там было дальше, я уже забыл.

Мы с Донной договорились встретиться в «Lions Studios» в Даунтауне Лос — Анджелеса. Она заставила ждать себя часа три, все эти три часа моё сердце падало всё ниже и ниже в штаны. Она придёт, она придёт, она не придёт, она не придёт… Я как маленький мальчик стоял у окна, надеясь, что она ещё появится, а мысленно уже видел себя стоящим перед начальством BMG и объясняющим, почему на кассете в 20 000 марок нет ничего, кроме альтов и губной гармошки. В конце концов она прибыла в кабриолете «Ягуар», в сопровождении свиты из пяти персон.

Она вела себя холодно, мы немного поговорили, а потом она заявила: «Okay, let's warm up.» Немного распевшись, она взяла листок, положила его на пюпитр и стала петь мою песню. Это только говорится так, что мою, потому что хоть песня и называлась «It's All Over», но звучала она как настоящий джаз. Моё лицо становилось всё более красным, сам я нервничал всё сильнее, думал, что прямо на месте упаду в обморок. При этом она поменяла не один слог в тексте, возмущаясь: «Что это за английский?». Время от времени я спрашивал: «О'кей, Донна, ты готова?», но она отвечала всё время: «Нее, нее, мне нужно попеть ещё немного», и продолжала трепать и коверкать мою песню. В конце концов, прошло не менее девяноста минут, она дала мне знак: «О'кей, я готова!» Я нажал на красную кнопку «Запись», а Донна? Она спела как по ниточке, даже на тысячную долю не отступая от написанного на бумаге. Полтора часа она шутила со мной и идиотничала.

Мы с первого раза записали её голос, потом мой, а на третий раз мы спели, обнявшись. Мир, дружба, Уорвик.

Под конец мы записали в студии видеоклип и сделали несколько фотографий. Донна обещала приехать в Германию для рекламы, а все — Клив Девис, моя фирма, Энди — были невероятно удивлены, что нам удалось создать что–то прекрасное. С этим «Heartbreaker 2» я уже видел себя в Америке с Грэмми в руках.

Донна прилетела за счёт BMG, привезя с собой первым классом личную гримёршу, портниху для своего сценического гардероба и восьмерых невесток своего мужа, которые потребовали отдельные номера в отеле. Вечером перед телепремьерой песни мой приятель Монти отмечал день рождения. Даже Донна пришла, чтобы спеть для него «That's What Friends Are For». Думаю, тогда я немного влюбился в неё, как маленькие мальчики влюбляются в Дженифер Лопес. Песня закончилась, по щеке Монти сбежала слеза, а Энди спросил: «Не хочешь выпить чего–нибудь, Донна?» Это было его ошибкой. Она захотела шампанского, причём не первой попавшейся марки, а даже бутылку выбрала особой формы, стоимостью в целое состояние. И одной бутылки не хватило, потому что все восемь невесток мужа составили ей компанию. И всё–таки нагоняй от фирмы получил Энди, а не я.

Когда началась телепередача, Донна, как суперзвезда, вышла на сцену первой под музыку и гром аплодисментов. Я, Дитер из Ольденбурга, спускался вторым. Заиграла мелодия, и я, гордый как павлин, спел «It's All Over». Имя песни должно было говорить, что худшее и впрямь позади, так сказать, «Over на пороге боли». Мои фанаты, я думаю, ожидали чего–то типа «Midnight Lady ля–ля–ля…», и теперь они спрашивали себя: «Что здесь делает Дитер с мамой Наддель?» Они, конечно, ни черта не знали о том, кто такая Донна Уорвик, не говоря уже о том уважении, которое я к ней питал. Когда мы закончили петь, не грянула никакая буря аплодисментов, раздались лишь вежливые хлопки. Чарты неделю спустя констатировали то, что я и без них знал: это никакой не суперхит, который мы рассчитывали получить, а всего лишь своего рода гусеница на 70 месте.

Ну вот, Дитер, ты и написал песню, в которой, кажется, нет ничего коммерческого, а потом она просто потонет, думал я.

Причём, мягко говоря, следовало бы признать: в том, что касается слов и звучания, моя песня оказалась абсолютной ерундой. И я решил никогда ничего больше не писать для ложи критиков. Отныне только для галёрки и партера.

14 ГЛАВА

Нино де Анджело или ещё немного сливок

Если бы порция спагетти с соусом лозанье могла петь, её звали бы Нино де Анжело: это нежное скольжение от верхних нот к нижним! Уютное, как грелка. Это чувство диапазона от высокого до низкого: высоко вверху звучание как у Bee Gees и совсем внизу нежное, подобострастное, объёмное. Всё это Нино. Всё это мне очень нравилось. Я уверен, если вскрыть этот пакет чувств ростом 1,69 метра, то где–то в области голосовых связок нашли бы маленького итальянского гондольера с Канале Гранде. Нужно знать, что при написании песни действует правило: ты, композитор, пишешь 100 %, певец оставляет из неё 80 %. А Нино? Он легко сделает 150! Он создан для такого композитора, как «Creme Double» Dr. Oetker: его умение добавляет песне ещё немного сливок.

«Пойдём! — предложил однажды Нино — Давай сходим в «Амфору»!» «Амфора» — это гадкий сарай типа кафешантана на Реппербане, пользовавшийся дурной славой. К тому же нужно знать, что в конце 80‑х Сан — Паули была совсем дикой. В то время туда не ездили экскурсии, бабули не устраивали там пикников. Тот, кто собирался заказать себе что–нибудь из выпивки, должен был рассчитывать на то, что его попробуют обокрасть прямо у стойки с пепельницами и стаканами солёной соломки.