Академия Шепота. Книга 2 (СИ) - Огненная Любовь

– Не замечала за ним раньше такого внимания. Мне всегда казалось, что ему подошел бы кто-нибудь вроде Багиры. – Взгляд мой нашел и вторую пару. Калест и стервозина тоже танцевали, но хотя бы на этот раз вели себя прилично.

– Не факт. Знаешь, говорят, что плохим парням всегда нравятся хорошие девушки.

– А хорошим парням достаются плохие? – улыбнулась я этой странной логике.

– Ну кому-то же они должны доставаться.

Патиша все-таки утащила Айзека танцевать. Плотоядные взоры скрестились на Джэе, но парень не растерялся:

– Ты не против, если я тебя обниму? Что-то мне не нравятся их взгляды. – Закинув руку, парень позволил мне положить голову на свое плечо. Рядом с Джэйлибом было уютно, но на Калеста я все равно спокойно смотреть не могла. Словно прочитав мои мысли, третьекурсник спросил: – Ты и вправду собираешься держаться подальше от Леста и мейстера?

– План именно такой. В моей жизни и без них творится демон знает что, – вспомнила я про предсказания и окончательно расстроилась.

– Да ладно, не вешай нос, – щелкнули меня по кончику этого самого носа. – Что нас не убивает, делает нас сильнее.

Через час дежурная женского общежития все-таки разогнала наши посиделки, и мы с Айратой поплелись делать домашку на завтра. Следующие дни прошли на удивление спокойно, и, пожалуй, это были самые лучшие дни, потому что ни Калест, ни мейстер Карстар в моей жизни больше не участвовали.

Глава 10: Грязные игры

Вековая настольная ваза, встретившись с книжным шкафом, разлетелась на десятки осколков. Они засыпали весь пол в кабинете директора, но мужчина будто и не видел этого. Его взгляд был устремлен сквозь кабинет, сквозь стены и даже сквозь Академию Шепота.

Злость поднималась из глубин души бурей, набирающим силу штормом в самую дождливую ночь. Чувствовал, прекрасно ощущал, как когтистая лапа сжимает сердце, оставляет глубокие раны кровоточить.

Порывисто шагнув к окну, мейстер Карстар распахнул его со всей силы. Створки ударились о стены, стекло вылетело, разбилось, добавляя новых осколков. В каждом осколке мужчина видел не себя, а дракона, что просился наружу, рвался, желая забрать ту, что уже считал своей.

Забравшись на широкий подоконник, он сделал только шаг и уже через мгновение обернулся прекрасным синим драконом. Мощные крылья разрезали воздух, поднимая тяжелое тело все выше. Звериный рык огласил округу и скрылся в небе под толщей из серых облаков.

Ральвиан уносил себя как можно дальше от академии, но мыслями продолжал возвращаться к молоденькой ведьмочке, вынудившей его дать обещание, которое сдержать будет невероятно сложно.

Он уже присвоил ее себе. Считал ее своей, считал, что имеет право на гораздо большее, нежели все остальные, но дистанция...

Эта дистанция никак не вписывалась в его план.

Ральвиан привык всегда все контролировать лично. Он был таким до приворота, во время и останется после. Ставя перед собой цель, мужчина уже не сворачивал с намеченного пути, просчитывая каждую мелочь, каждое слово.

Кто для него Мелисса?

Терхил. И не потому, что так сложились звезды. Не потому, что сердце бьется чаще в ее присутствии. И уж совсем не потому, что он чувствовал необходимость ее защищать.

Просто он так решил, признал в ней свою луну, увидел сияние, которое ослепляло его.

Ральвиан Карстар был жесток. Порывистость никогда не входила в характеристики драконов. Наоборот, все их действия были четко выверены.

Нужна ли ему была Мелисса, чтобы расправиться с Эбигайл Фарсуа?

На этот вопрос существовал только один ответ, состоящий из трех букв. Но она нужна была ему. Чтобы прониклась его историей. Чтобы считала себя причастной не только к его спасению, но и к его становлению. Чтобы сама желала находиться рядом, постепенно свыкаясь с мыслью, что мейстер – часть ее жизни.

Однако невозможно просчитать все.

Пожалуй, первый шаг назад случился, когда Ральвиану пришлось целовать Эбигайл. Он прекрасно чувствовал Мелиссу там, в проулке между домами, мог почуять ее запах с закрытыми глазами среди сотен тысяч других, но остановиться, прерваться уже не желал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Потому что кресло директора почти было в его руках.

Злило. Проводя ночь на втором этаже ресторации в объятиях Эбигайл, он ни на секунду не переставал думать о том, что сейчас его ведьмочка, вполне возможно, утешается в руках мальчишки.

Ральвиан знал, что инд Дармист ее не оставит. Видел в его глазах то, чего и сам мальчишка еще не понимал, но как же не вовремя!

Игра. Возможно ли держать лицо, улыбаться, смеяться и смотреть на кого-то влюбленными глазами, когда душу выворачивает от ревности? Возможно, если за твоими плечами вековой опыт из дворцовых интриг.

Карстар ненавидел дворцы. Ненавидел придворных как раз за интриги и тайны, за слухи и шепотки, что непременно сопровождали венценосные семейства. Грязь была вокруг, везде и всюду, и лжец тот, кто говорит, что никогда ее не касался.

Каждый касался, а уж он – Ральвиан – и подавно. Например, тогда, когда предъявлял королю доказательства того, что продолжительное время находился под влиянием приворота. Ведьмовского приворота.

Глупец тот, кто думал, что дракон оставит за спиной хоть одного врага. Даже мелкая глупая пигалица могла стать угрозой для него через годы, десятки лет. Чем дольше живешь, тем больше понимаешь, как порой изворотлива судьба, и своим врагам Карстар второго шанса не давал никогда.

Он лично присутствовал на площади, когда костер пожирал Эбигайл Фарсуа. Нет и никогда не будет в нем благородства, потому что благородство – удел слабых, а слабым Ральвиан Карстар себя не считал. И не будет сейчас.

Второй шаг назад – в обрыв, в пропасть – он спровоцировал сам. Приглашая Мелиссу к себе в дом, он прекрасно знал, что они останутся наедине. Это и было целью!

Заигрался. Наполняя драконьим вином ее бокал, мужчина лучше любого в академии знал, насколько сильно оно опьяняет. Но он хотел этого, желал, чтобы Мелисса расслабилась, чтобы притупился разум, передавая управление чувствам.

Ральвиан желал, чтобы ее бдительность ослабла и они наконец прошли через первый рубеж. Ему хотелось безнаказанно ее целовать, обнимать, касаться. И чтобы она не просто позволяла ему это делать, а отвечала ласками. И самое главное, она бы помнила об этом, помнила бы о каждом поцелуе и уже никуда бы не делась от него.

Поздно краснеть, когда запястья обвивают брачные татуировки.

Но он увлекся. Увлекся слишком сильно, спуская с поводка и свой собственный контроль. Он едва не совершил ошибку, которая могла разрушить все его планы в отношении девушки.

Он ведь не был монахом. Желания, такие естественные желания посещали его и раньше при виде девушки. Дракон, собственник, что жил в нем, хотел скорее сделать это сокровище своим. И он почти сдался, поддался вожделению, страсти, что опутывала их обоих.

Невозможно целовать красивую девушку и не хотеть большего. Ткань ее платья трещала в его руках.

Ему пришлось ее усыпить. Если бы мог, он бы и себя усыпил, чтобы не видеть, не чувствовать, не вдыхать аромат ее кожи. Не осознавать, что единственная преграда – это платье, которое можно разорвать, испепелить в мгновение ока.

Ральвиан не позволил себе пойти на поводу у низменных желаний. Дракону не нужно было тело, нет. Он хотел Мелиссу целиком и полностью: ее душу, ее тело, ее мысли – всю.

Но осознание того, что он чуть не натворил, пришло лишь утром.

Тем самым утром, когда пролилась ее первая кровь.

Крик. Пронзительный крик напугал его так, как не пугало ничего в жизни. Он молниеносно оказался на втором этаже, ворвался в собственную спальню, куда часами ранее самолично отнес Мелиссу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Уйти, выйти из комнаты, оставить ее одну стало для него настоящим испытанием. Хотелось снять это чертово платье, лечь рядом с ней и сжать податливое, желанное тело. Но нет. Слишком рано пересекать границы. И как же он оказался прав.