Негр Артур Иванович - Лариса Соболева

Как разделся, как оказался между двух ног... плохо помнил и потом, после всего. Его никто не учил технике любви, но, доверившись природе, Павел любил ее со знанием дела. А после небывалого восторга и сброшенного груза томления его поцелуи благодарности замирали на лице, шее и груди Стеллы.

Теперь у стенки спала она, а он с краю, как и подобает мужчине, обнимая свою женщину. У них есть общая тайна, которая возвышала его даже в собственных глазах, посеяв презрение к окружающим и, тем более, к сверстникам. Именно в ту ночь для Павла перестал существовать мир, он сочинял свой, отличный от окружающего, с родившейся тайной, куда никого, кроме Стеллы, не пустит.

Утром тяжелая голова Стеллы вмиг обрела ясность. Ее охватил ужас при виде брата, прильнувшего к ней. Что могло произойти между двумя голыми? Лишь одно. Ничего она не помнила, кокс да косячок вырубили ее напрочь. Бывает, на душе жутко, гадко, хочется забыться... Забылась!.. Ее охватил настоящий ужас.

– Как ты посмел! Как ты мог! – трясла она Павла за плечи.

Он одним движением положил ее на лопатки, оказавшись сверху.

– Ты этого хотела, – уверенно сказал он.

– Я спала, а ты... ты... посмел... – зверела Стелла. – Это насилие. Ты изнасиловал родную сестру!

Но ее ангел, которого она охраняла от всего дурного, переменился, став другим, еще она не знала – каким, но другим.

– Стелла, я не насиловал тебя, – целовал он ее лицо в слезах. – Ты сама очень этого хотела. Мы любили по-настоящему.

– Пусти! Не смей больше... Я закричу!..

Близость обнаженной женщины, ее сопротивление, слабость и слезы, наконец, его превосходство в силе, вызвали новое желание. Не нежность вчерашнего вечера сопровождала действия Павла, а страсть. Стелла брыкалась, а он целовал ее, пока она не выбилась из сил. Подчиняя ее, Павел шептал:

– Я люблю тебя, Стелла... Пожалуйста... Я так хочу тебя... Пожалуйста, Стелла... – Она только охнула, почувствовав Павла в себе. – Мы вместе... Спасибо, Стелла... Родная, любимая... Спасибо...

Она думала только о пороке, но в какой-то момент отчаяние и ужас перемешались, отступили, и появилась усталость, за усталостью равнодушие. А из уст Павла вырывались приглушенные стоны, ласковые слова обрывались на полуслове и... порочное тело Стеллы ответило на любовь брата...

Слишком потрясена была она, произошло что-то страшное, не укладывающееся в сознании, подавившее волю и уничтожившее в ней нечто очень важное, но пока неопределенное, чему она не находила названия, а лишь все больше путалась и внутренне сжималась от неясных предчувствий и ужаса. Лежали молча. Наконец Стелла сказала, приподнимаясь:

– Тебе в школу давно пора.

– Полежим еще немножко?

Он вернул назад сестру, которая покорно подчинилась его рукам.

– Это грех, – произнесла она через паузу.

– Что?

– Это большой и страшный грех.

– Разве тебе было плохо? Я видел, ты тоже получила...

– Как раз это и плохо. Мы не должны были. Когда человек жил в пещере и начал немного соображать, первое табу наложил на родственные связи, – говорила она, как сомнамбула. – Близость между родными запретили.

– И никто никогда этого не делал?

– Кажется, только фараоны... Но они производили на свет уродов, их дети несли наказание за их грех. Такие связи называют кровосмешением... инцест.

– Только фараоны? Значит, сейчас тоже это делают. Делают и скрывают. Мы тоже будем скрывать.

– Мы не будем больше так делать, – твердо сказала Стелла и встала.

Она готовила завтрак, он одевался, всматриваясь в свое зеркальное отражение. Подняв указательный палец, Павел предупредил самого себя:

– Я все могу!

Прежде чем появиться на кухне, он заглянул на половину отца. В дверную щель шибанул тяжелый дух табака и перегара. Отец храпел, лежа на грязных простынях в одежде. На полу дрых его собутыльник. Плюнув в комнату, Павел ушел завтракать. Понаблюдав, как Стелла нервничает и прячет глаза, он насильно привлек ее, поцеловал в губы и прошептал:

– Я люблю тебя. Сегодня никуда не ходи.

В школу не торопился, все равно опоздал даже ко второму уроку, при том не придумывал оправдания, а вышагивал вразвалочку по улицам, наслаждаясь тем, что он есть. Так, должно быть, чувствует себя король среди подданных.

А Стелла не появлялась дома три дня ни днем, ни ночью. Лишь на пятый день Павел увидел ее на той же улице, среди тех же девушек, хотя караулил сестру четвертый вечер. Он успел придумать план, поэтому незаметно отозвал парня в золотых цепях и, запинаясь, сказал, что хотел бы познакомиться с девушкой, вон той, черненькой, если можно.

– С Риммочкой? Без проблем, – ухмыльнулся парень, окидывая с головы до ног юношу.

– Я хотел бы встретиться с ней одной, только где?

– Да где хочешь. В гостинице, например... Бабки есть?

– А можно так, чтобы я уже был там, а она потом пришла?

– Евстевственно, – почему-то исковеркал слово парень.

– Только... – замялся Павел.

– Ну? – ухмылялся тот.

– Как номер взять? Что нужно для этого?

– Ты че, пацан, первый раз? – рассмеялся поставщик девушек. – Давай бабки, держи ключ и иди. Если швейцар не будет пускать, покажи ключ. Да, оставишь ключик у него же, понял?

Деньги Павел имел, Стелла давала. Много он не тратил, всякие там детские радости – жвачки, конфеты, взрывпакеты его не прельщали, поэтому кое-какая сумма набралась. Павел отдал деньги, к счастью, хватило, и с выпрыгивающим сердцем прошел гостиничные кордоны, действительно показав ключ в качестве пропуска. Свет не включил, быстро разделся и лег. Она пришла минут через двадцать. Глаза Павла привыкли к темноте, к тому же свет уличных фонарей давал возможность видеть Стеллу, робко передвигавшуюся по номеру и снимавшую одежду. Но стоило ему обнять ее, как она испуганно вскрикнула:

– Павел! Ты!

Вмиг он очутился у двери, повернул ключ, предусмотрительно вставленный в замочную скважину, бросил его под кровать.

– Не хочешь меня видеть? – спросил зло, остервенело.

– Не хочу, – честно призналась Стелла.

– Тогда...

Он разбил стакан из тонкого стекла, приставив осколок к руке, решительно заявил:

– Я не буду жить без тебя.

Осколок погружался в тело, выступила кровь и потекла по руке струйкой.

– Павлик не надо! – отчаянно закричала Стелла, бросившись к нему. – О Мадонна, что мне делать?!

– Любить меня, – ответил он, гладя девушку по волосам. – Стелла, люби меня, иначе я умру.

Она плакала, завязывая носовым платком рану, плакала и потом, когда Павел в каком-то неистовом упоении целовал и ласкал ее тело, плакала, потому что понимала, никто, никогда не будет любить ее так сильно.

Поначалу Стелла думала, что на ее ангела нашло наваждение. Он, чистый и искренний мальчик, действительно может лишить себя жизни, а что же у нее останется? Страсть пройдет, надо лишь подождать, решила она. А грех... Что ж, разве не грех то, чем она занимается с другими мужчинами?

Но шли недели, месяцы, годы... Павел не изменял отношения к ней, напротив, зеленел, когда она уходила на «работу», умолял бросить.

– Думаешь, так просто бросить? – говорила Стелла. – Попасть туда легко, а выбраться... не дадут.

– Я всем хребты переломаю, – петушился Павел.

– Ты еще многого не понимаешь, Павлуша. Там люди... другие. Постарайся не попасть к ним. Никогда. Сильные люди к ним не попадают, а ты сильный.

– Давай уедем.

– Куда? Везде одно и то же. Допустим, я брошу, на что жить станем?

– Я окончу школу, пойду работать...

– Вот тогда и поговорим.

Школа осталась за плечами, но оказалось, найти работу юноше без образования практически невозможно, люди и с образованием вылетали на улицу. Оказывается, сестра давным-давно бросила институт. Некоторое время Павел работал помощником тренера по карате за смехотворную сумму, а потом прямиком загудел в армию. Каким-то образом Стелла выхлопотала теплое местечко для своего ангела, ему не пришлось даже из города уезжать, они часто виделись.

Перемены произошли и в Стелле. Павел ушел в армию, а она вдруг обнаружила, что скучает по брату и любовнику в одном лице. Да, привыкла к его любви, из сознания выключилось, что ждет близости с родным братом. Росла боязнь потерять его, а боязнь подавлялась «травкой» или кокаинчиком, к которому Стелла сначала прибегала редко, не желая втягиваться, но и отказаться полностью уже не могла. «У меня все под контролем», – убеждала себя Стелла, как убеждают многие и многие. Отчаяние подкреплялось зеркалом: заметно старела жрица покупной любви. Ее внешность пересекла барьеры времени, вместо двадцати четырех давали тридцать пять лет, мужчины все реже брали Стеллу, предпочитая свежатину. С одной стороны, радовало – устала страшно, с другой стороны – а деньги где брать? Стелла разумно тратила, кое-что скопила на черный день, не предполагая, насколько этот день близок.

– Загнанная лошадь сходит с дистанции, – говорила она своему отражению, почти с ужасом ожидая свиданий с Павлом.