Дикарка. Неизвестный маршрут - Александр Бушков

Первыми ее увидели игравшие со щенком дети. И моментально кинулись в дом, громко плача и что-то крича. Щенок проворно юркнул под дом. Хорошенькое начало, подумала Марина сердито и остановилась у покосившегося забора.

Неторопливо вышла женщина в длинном сером платье и тщательно завязанном платке – самого неопределенного возраста, то ли совсем старуха, то ли не старше Марины. Присмотревшись к ее платью, Марина стала подозревать, что видит ту самую экзотическую ткань, что в учебниках истории именовалась «домотканой материей».

Женщина пялилась на незнакомку как-то странно: не сказать, чтобы враждебно или зло, просто-напросто в тусклых глазах неопределенного цвета стояло густейшее равнодушие, словно Марина была пустым местом.

– Чего надо? – спросила она вяло.

По крайней мере, язык, точно, не изменился, обрадовалась Марина. Уже легче...

– Я отстала от поезда, заблудилась, – произнесла она медленно, внятно, решив не углубляться в криминальные сложности жизни. – Не знаю, где я... Железная дорога далеко?

– Там, – неопределенно махнула женщина.

– Далеко? – терпеливо спросила Марина.

– Далеко.

– Сколько километров?

– Кого?

– Километров.

– А это чего?

– Сколько мне туда идти? – попробовала Марина другую тактику.

– А я что, туда ходила? Говорят, к закату дойдешь...

– Часа два шагать?

– Кого?

Нет, она явно не имела представления не только о километрах, но и о часах...

– Есть тут у вас какое-нибудь начальство? – спросила Марина.

– Есть атаман. Только его сейчас нет. Они все уехали в Южное. Может, и приедут.

– А телефон у вашего атамана есть?

– Кого?

Марина, плюнув мысленно, решила поставить очередной эксперимент: извлекла синюю десятку, поводила перед глазами хозяйки покосившегося дома.

– Знаешь, что это такое?

– Бумага какая-то, – сказала хозяйка без всякого интереса, почесывая бок. – А может, тряпка. Она тоже так мнется...

Шаткая дверь распахнулась, выскочил согнутый старичок с совершенно белыми нестрижеными волосами и неопрятной бородой. Сбежал с крыльца, еще издали крича:

– Вы из города, девушка?

– Совершенно верно, – сказала Марина, приободрившись.

На лице у женщины мелькнула то ли радость, то ли облегчение. Она сказала, тупо улыбаясь:

– Вот ты с ней и поговори, дед. Придурковатая она, видно. Слова бессмысленные лепечет, тряпкой машет...

Повернулась и решительно ушла в дом. Старичок не то что обошел – обежал Марину крутом, восхищенно таращась и загадочно гримасничая.

– Боже ты мой! – воскликнул он с надрывом. – Из города!.. И в джинсах, в натуральных джинсах!

Из глаз у него потекли слезы. Марина подумала спокойно: а ведь этот уродец из кунсткамеры, судя по возрасту, может и помнить кое-что...

– Откуда вы?

– Ну, вообще-то я из Питера, – сказала Марина. – Как бы вам объяснить, где это...

– Не нужно! – живо прервал старик. – Не нужно, что вы! Ах ты, боже мой, Петербург! Нева! Летний сад! – он произносил все эти слова с невероятным умилением, наслаждаясь каждым звуком. – А здесь столько лет ни газет, ни телевизора...

Несмотря на шутовскую одежду, старик показался Марине человеком вполне цивилизованным. Ну да, конечно, он ведь из прошлого, сразу ясно...

– Что же мы стоим? Проходите в дом, проходите! – старичок сорвался с места, вприпрыжку взбежал по трем ступенькам, распахнул дверь. Марина, не колеблясь, поднялась на крыльцо. Навстречу прошла та самая женщина – как мимо пустого места, с совершенно отрешенным лицом.

– Сюда, сюда пройдите! – старичок бежал впереди. – Это моя комната, мой кабинет!

Марина, подняв брови, присмотрелась к «кабинету». Мебель не то что простая – примитивнейшая, сколоченная из кое-как обструганных досок, что кровать, что стол с двумя табуретами. Однако на грубой, приколоченной к стене полке стояли штук двадцать книг, а в углу красовался невероятно древний на вид небольшой телевизор или монитор старинного компьютера.

– Работает? – кивнула она в ту сторону.

– Да что вы... – чуть ли не плача, сказал старик. – Электричества нет уж лет десять. Садитесь, что вы стоите...

– Так, – сказала Марина, осторожно усаживаясь на табурет, казавшийся хоть и неказистым, но прочным. – Значит, и телефона мне у вас не найти?

– Откуда?..

– Даже у атамана?

– Ну, откуда у атамана телефон?.. До ближайшего телефона – километров пятьдесят... А вы кто?

– Я ученый, – сказала Марина.

– И чем занимаетесь? – спросил старик с живейшим любопытством.

– Социологией, если вы понимаете, что это такое, – сказала Марина, не особенно раздумывая.

Разоблачения она в этих условиях не боялась. Старикашка наверняка торчит тут долгие годы, в отрыве от цивилизации, так что можно нести любую галиматью и, не моргнув глазом, уверять, будто это и есть современная социология, будто та социология, в которой, очень может быть, старик когда-то разбирался, здорово изменилась, до полной неузнаваемости...

Но он не лез с коварными вопросами – вытянув шею, полузакрыв глаза, мечтательно тянул:

– Социология... Этнография... Кибернетика... Я ведь еще помню.

– Вы, должно быть, многое помните, – вежливо сказала Марина.

– Ого! Мне семьдесят один... или два... или все же один... Помню лишь, что уже за семьдесят. Я ведь еще помню не только Россию, но даже Советский Союз... Мне сравнялось тогда двадцать один год, и мы защищали Белый Дом...

– Вы что, бывали в Вашингтоне? – удивилась Марина. – Что-то я не помню, чтобы Белый дом пятьдесят лет назад от кого-то приходилось защищать...

– Я имею в виду наш Белый дом... – его морщинистое, крохотное личико исказилось, он ударил себя по голове сухим кулачком. – Ну, зачем?

– Что – зачем? – лениво спросила Марина, блаженно вытянув усталые ноги.

– Зачем мы защищали Белый дом?

– Откуда я знаю? – пожала она плечами. – Вам должно быть виднее. Я вообще не знаю, что это за дом такой, от кого вы его защищали и зачем...

– Вот именно, зачем, зачем? – из глаз у него бежали слезы. – Кто мог знать?.. Мы не думали, что так получится... Хотите молока?

– Пожалуй.

Он убежал куда-то и вскоре вернулся со странным сосудом из обожженной глины и такими же стаканами. Налил их до краев, пододвинул один Марине.

Она поднесла свой к губам, принюхалась с некоторым колебанием. Нет, конечно, старикашка разливал из одного сосуда и уже отпил из своего стакана, так что вряд ли хочет ее отравить. Но на привычное молоко эта густая белая жидкость не походила ничуть, она пахла совершенно иначе, чем-то, вот странно, живым...

– Пейте, пейте! Это молоко!

– Из коровы? – уточнила Марина.

Мало ли что у них могло именоваться молоком.

– Из коровы, конечно!

Она медленно осушила свой стакан до донышка – с непроницаемым лицом, ни разу не поперхнувшись. На курсах выживания в джунглях приходилось пить и не такую гадость, насекомых жрать... И на вкус эта жидкость ничем не напоминала привычное молоко. Нельзя сказать, что вкус особенно неприятный, просто он решительно другой...

– Вы здесь давно? – спросила она, чтобы поддерживать светскую беседу.

– Четырнадцать лет. Когда началась смута в России, я здесь отдыхал. И не смог уехать, когда все рухнуло... Так и прижился, знаете ли, коров пас... Да и теперь, собственно... Иногда приходится кого-нибудь учить читать-писать, попадаются даже в нашей глуши люди, учат детей. Богатые, конечно, местная аристократия, если можно так выразиться. Бог ты мой, как хочется в город, вы бы знали...

– Вот совпадение! – сказала Марина. – Мне тоже.

– Но как вы тут оказались?

– Отстала от поезда. Он остановился, все вышли погулять, я отошла в лес по некоторой надобности... Поезд ушел.

– Ну, конечно, вы не знаете нашей жизни, вы же ученый... – старик наклонился к ней. – Что там у вас говорят? Когда Америка развалится?

– Развалится? – переспросила Марина. – А собственно, почему она должна развалиться? Что-то она на моей памяти таких поползновений не выказывала... А вы что, ждете?

– Ого! – он перегнулся к ней через стол, глаза сверкали лихорадочным блеском. – День и ночь! Она когда-нибудь окончательно развалится, и Россия вновь станет великой!

– Потому что Америка развалится?

– Ну конечно!

Марина с сомнением покачала головой.

– По-моему, одно из другого не вытекает автоматически...

– Да что вы, девушка! Вы хоть имеете представление о величии истории России? Куликовская битва, Бородинское поле!.. Мы еще будем править миром! Я! – он ударил себя в грудь. – Я пасу коров! А ведь я профессором был, понимаете? Про-фес-со-ром! Еще в Советском Союзе! Я формировал умы и вел людей к знаниям!.. Что вы на меня так смотрите?

Марина, в свою очередь, наклонилась к нему и, не в силах с собой справиться, сказала с расстановкой:

– Значит, это ты все устроил? Ты?! И такие, как ты?

– О чем вы? – спросил он в недоумении.