Серебряный ублюдок (ЛП) - Уайлд Джоанна

В конце концов, оторвавшись от нее, я тянусь обратно к её сиськам, всасывая ее соски попеременно, отчаянно пытаясь вкусить еще больше.

— Пак, — снова стонет она, голосом полным нужды и отчаяния.

Я игнорирую её, протягивая руку между нами, в поиске верхней часть её брюк и толкаюсь внутрь них. Чёрт, она мокрая. Мои пальцы скользят, раскрывая её быстро и сильно. Бекка кричит, её спина прогибается дугой, то устремляясь вверх, то пытаясь слиться с диваном. Мой большой палец находит её клитор и начинает играть с ним, пока её руки борются за свободу.

Господи Иисусе.

Такая мокрая, такая теплая, такая удивительная... Я не могу дождаться, когда войду внутрь. Но я продолжаю работать пальцами, когда Бекка, задохнувшись, снова кричит мое имя. Мы двигаемся быстро, наверное, слишком быстро, но сейчас я не в том состоянии, поэтому меня и близко не посещают мысли о каком-то замедлении. Она кричит, хныкает.

Близко. Чертовски близко.

Она скоро кончит. Тогда настанет моя очередь и, я бл*дь, не могу даже представить себе, есть ли на этом свете что-нибудь еще, чего я хочу сильнее. Бекка взрывается вокруг моей руки, пульсируя и дрожа, сжимая мои пальцы настолько сильно, что я вспоминаю, как крепко она была был обернута вокруг моего члена.

— Святое дерьмо, — шепчет она, отдышавшись. — Святое дерьмо. Пак, что это было, чёрт возьми? Что это было?

— Ты чертовски хорошо знаешь, что это было, — отвечаю я грубо, протягивая руку, чтобы расстегнуть свои джинсы.

Презерватив. Нужен презерватив. Бл*дь, у меня с собой нет бумажника, он остался у меня в квартире. Ладно, два варианта. Я могу либо сходить за ним, либо посмотреть, есть ли у неё... Оба варианта плохи. Очень плохи. Если я уйду, она сбежит. И я ни за что, бл*дь, не хочу знать, есть ли у неё презервативы.

Тогда и звонит телефон.

— Мама, — говорит Бекка, её глаза широко распахиваются.

Чёрт. Может, я и облажался, но даже я знаю, что девушкам не стоит говорить «мама», сразу после того, как они кончают.

Это, типа правило.

Телефон снова звонит. Бекка толкает меня в грудь.

— Я должна ответить, — бормочет она, с широко открытыми глазами.

Я остаюсь на месте, удивляясь, как, чёрт возьми, мы перешли от её стонов с моим именем к разговору о её матери.

— Она пыталась дозвониться до меня весь день. Что-то действительно произошло.

Телефон продолжает звонить, как будто нарочно. Бекка выглядит так, будто полна намерения прервать то, что мы начали. Мой член пульсирует, яйца стягивает, и внезапно я перестаю быть счастливым любителем-путешественником.

— Перезвонишь ей, — рычу я.

Бекка ударяет меня в грудь, со злым выражением лица.

— Отвали от меня. Мне нужен телефон. Немедленно.

Бекка

Пак смотрит на меня сверху вниз потемневши взглядом, быстро дыша. Я чувствую, как сильно он хочет меня — невозможно не заметить его член, упирающийся между моими ногами, и я точно помню, как он чувствовался глубоко в моём теле.

Прекрасно. Болезненно. Страшно.

Телефон звонит снова.

— Я должна ответить, — прошептала я. — Это важно.

Он рычит на меня, а затем скатывается, отсутствие его тепла и веса отзывается во мне почти болезненно. Я вскакиваю и бегу к телефону, когда включается автоответчик. Голос мамы разрезает плотный воздух между нами.

— Бекка, где ты, чёрт возьми? — спрашивает она, затаив дыхание. — Ты сказала позвонить тебе домой. Мне действительно нужно поговорить с тобой, детка.

Я успеваю схватить трубку и нажать на кнопку, прежде чем она произносит что-то еще. Позади себя чувствую, как Пак излучает враждебность и разочарование. Я ничего не могу с этим поделать, поэтому сосредотачиваюсь на телефоне.

— Мама, я здесь.

— Бекка! — отвечает она, её голос полон облегчения. — Я так рада, что ты ответила. Дорогая, у меня мало времени. Тини внизу, и он снова пьян. Думаю, он убьет, если я останусь здесь. Отправь мне деньги, чтобы я смогла уехать.

Её слова врезаются в меня, разбивая мои эмоции по различным, противоречивым траекториям. Страх, конечно. И гнев. К Тини… и к ней, потому что подобное я уже слышала, несмотря на все надежды. С мамой всегда все сводится к деньгам. Почему вдруг я надеялась, что в этот раз будет по-другому?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мама, у меня нет лишних денег, — тихо говорю я.

Позади я всё ещё слышу Пака, затем он что-то бормочет. Закрыв пальцем ухо, я сосредотачиваюсь на маме, игнорируя его.

— Детка, я понимаю, что ты не купаешься в деньгах, — уверяет она. — Но я говорю правду. Это не просроченный счет за телефон, и не оплата электричества и даже не долбанный взнос за машину. Этот человек сошел с ума, и он говорит, что убьёт меня. Мне нужно убираться и сделать это как можно скорее. Ты должна отправить мне деньги прямо сейчас.

Я замираю, пораженная ее словами. Убьёт ее?

— Сколько?

— Две тысячи долларов.

Меня начинает трясти.

— Мама, у меня нет столько.

— У тебя есть машина, верно?

— Она не стоит две тысячи, — прямо говорю я. — Я могу продать всё, что у меня есть, и этого все равно не хватит.

— Придумай что-нибудь, — отчаянно просит она. — Детка, я не смогу уехать без твоей помощи, я не могу оставаться здесь. Знаю, что из меня вышла плохая мать — я это понимаю. Но я люблю тебя и всегда любила, и я знаю, что ты любишь меня.

— Мама, дело не в том, люблю я тебя или нет. У меня просто нет денег, и я не могу сделать так, чтобы они появились из воздуха.

— Ты можешь одолжить? — продолжает она. — Сделай какому-нибудь парню приятно, а потом возьми у него в долг.

У меня скручивает живот.

— Нет.

— Ты симпатичная, всегда такой была, — нервно смеется она. — Почему бы тебе не пойти поработать в стрип-клуб? Ты можешь заработать эти деньги за ночь или две, и прислать их мне. Я бы сама это сделала, но меня туда точно не возьмут. Не с моим видом. Я слишком стара, детка.

Я закрываю глаза, пытаясь представить, как снимаю одежду перед толпой пялящихся мужчин. Нет. Ни за что. Как она посмела даже подумать о том, чтобы просить меня об этом?

— Я могу опустошить банку с чаевыми, — предлагаю я. — Но там немного, может пятнадцать или двадцать баксов. Я отправлю их тебе завтра. Это все, что я могу сделать.

Её голос становится твёрдым.

— Он убьет меня, — срывается она. — Какая дочка позволит своей матери умереть, потому что она слишком хороша для стриптиза? Ты делала здесь намного больше, и не думай, что я забыла, как ты плакала, когда уезжала. Ты не хотела уходить с тем парнем, я заставила тебя уехать, чтобы спасти твою жизнь. Теперь ты не сделаешь то же самое для меня?

Мой желудок поднимается к самому горлу, и меня трясет.

Почему? Почему она так делает?

— Я пришлю тебе свои чаевые, — медленно повторяю я. — Должен же быть кто-то ещё, у кого ты можешь попросить денег, мама. Ты можешь украсть немного у Тини, пока он спит?

— Ты неблагодарная, — шипит она, вешая трубку.

Я пробегаю пальцами по волосам, пытаясь успокоиться, и кладу телефон обратно на стол. Что, чёрт возьми, это было? Должна ли я ей поверить?

Нет.

Всё не может быть так плохо. Мама может быть борцом. Если она действительно хочет бросить мужа, она может просто сесть в свою машину и уехать, я знаю Тини. Он злится, может немного надавать ей пощечин. Потом он отключается, и она может в это время сбежать.

— Зачем тебе посылать этой женщине хоть что-то?

Я подпрыгиваю, повернувшись лицом к Паку. Он возвышается надо мной с гневным выражением лица, и у меня перехватывает дыхание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я забыла, что ты здесь.

Его лицо темнеет.

— Получила от меня то, что хотела? — спрашивает он, насмехаясь.

Потом протягивает руку вниз и хватает свой член через джинсы, откровенно сжимая его.

— Потому что ты оставила меня в подвешенном состоянии.

Серьёзно? Мои глаза сужаются.