Записки актера и партизана - Николай Сченснович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боец комендантского взвода Юзик Филиппов, весельчак и шутник, каким-то образом выдрессировал двух лошадей, и они, как только раздавался сигнал на обед, моментально приходили в столовую, становились в конце стола и начинали дружно отвешивать поклоны. Партизаны смеялись и давали лошадям корочки хлеба, картошку, пучки травы или сена. Это было очень веселое зрелище.
Одну из землянок называли больницей. В ней работали доктор Тайц и медсестры. Больных вообще было мало. Больше всего лечили партизан с натертыми ногами, простудными нарывами. После боев появлялись раненые, которым делали перевязки и операции. Таких укладывали в землянке на нары. Бойцов с тяжелыми ранениями отвозили на аэродром, а оттуда самолетами переправляли на Большую землю.
Чистота в больнице поддерживалась идеальная. Все стены обтянуты парашютным шелком, простыни также шелковые. Но лечь в больницу без серьезной причины или тяжелого ранения считалось позором. Поэтому все старались остаться в своих подразделениях, просили лишь позволить им приходить на перевязки.
В ведении доктора Тайца была баня с дезинфекционной камерой. После каждой поездки все отдавали на дезинфекцию верхнюю одежду и белье. Этого требовали и от временно приезжающих в лагерь.
После болота и липкой грязи я обрадовался песочку и густому, чистому сосновому лесу.
К моему приезду Ефим Данилович вызвал "артистов". Приехали девушки Ледя Карпович, Лида Коваленко, Люба Презецкая, две сестры Иванины - Валя и Маша. Прибыл баянист Вася Богуш.
Часть партизан, обслуживающих межрайпартцентр, тоже изъявила желание участвовать в самодеятельности. Это бойцы комендантского взвода Костя Карнович, Юзик Филиппов и Юра Мусаткин, работники типографии - Рязанов и Кизнер. В коллектив были зачислены Анна Степановна Ананьева, радистки Нина Большая и Нина Малая, жена начальника медсанслужбы Тайца Анна Марковна с сыном Маркушей, две санитарки Вали.
Всего в коллективе оказалось кроме баяниста 18 человек - 9 мужчин и 9 женщин. Из них никто никогда не участвовал в самодеятельности, но все умели и любили петь и танцевать.
Утром собрались все у Ефима Даниловича. Анна Степановна прочла свои произведения, я прочел свои. Программа понравилась. Решили немедленно приступать к репетициям. Анна Степановна взяла пьески, чтобы перепечатать роли, я приступил к распределению их и составлению программы.
Всех участников самодеятельности я видел впервые и роли распределял по их внешнему виду, голосовым данным и занятости в программе.
Решено было ставить "Лявониху" в белорусских костюмах, "Яблочко" - в матросских. Люба исполняла соло "Цыганочку".
Сейчас же была написана записка и послана в отряд имени Александра Невского для вызова портных со швейными машинами для шитья костюмов.
В тесной землянке под звуки баяна приступили к репетициям.
А над лагерем в это время кружил немецкий бомбардировщик, выискивая партизан. Но наши землянки были так хорошо замаскированы под молодой сосновый лесок, что за все время на лагерь не упала ни одна бомба.
В танцах участвовали почти все женщины, за исключением Нины Большой и Анны Степановны. Они вели программу.
Чем дольше я общался с людьми, тем больше открывал новые таланты. У Кизнера, например, оказался очень приятный тенор, и он с успехом пел соло. Потом выяснилось, что он еще и скрипач. Ему быстро раздобыли инструмент, и Кизнер стал готовиться к выступлению.
Мне отвели отдельную землянку, и я приступил к репетициям с артистами. Составил строгий график, напоминающий занятия в школе: участники самодеятельности как бы переходили от одного предмета к другому.
Погода установилась теплая, и вскоре мы перенесли репетиции на поляну, на свежий воздух. Репетировали целый день, с перерывами на обед и ужин, а когда темнело, собирались у Ефима Даниловича и при свете коптилки продолжали до "последних известий". Учились петь хором новый Гимн Советского Союза.
Работа продвигалась довольно быстро, несмотря на то что все были совершенно неопытные. Добиться того, что я от них требовал, помогали огромное желание, непосредственность, искренность и великолепная память. На третий день все участники знали наизусть не только свои роли, но и весь текст и искренне возмущались, если кто-либо ошибался.
Одновременно в одной из землянок портные занимались шитьем костюмов. Мне принесли настоящий новенький мундир немецкого офицера с наградами. Остальным исполнителям пришлось шить из чего придется. Кроме парашютов и коричневых мешков, в которых сбрасывался с самолетов груз, у нас ничего не было. Поэтому Муссолини щеголял в брезентовом мундире с немецкими погонами и орденами, в которых у нас недостатка не было. Для танца "Яблочко" сшили белые матроски из парашютного шелка, а для других костюмов девушки ухитрялись красить белый материал луковой шелухой и еще чем-то в разные цвета.
Самой трудной была драматическая часть. Каждый исполнитель имел по нескольку ролей, причем в различных жанрах. Тут были рассказы об успехах наших отрядов и отдельных партизан, пересыпанные цифровыми данными о спущенных под откос эшелонах, количестве убитых немцев, о налетах на вражеские гарнизоны. Анна Степановна вместе с Ниной Большой написали очень удачную пьеску в форме шаржа под названием "Германский блок".
К сожалению, у меня не осталось текста этого шаржа. Роли, розданные исполнителям, как только их выучивали наизусть, шли на завертку "козьих ножек". Тогда все знали текст настолько хорошо, что казалось, будто он не забудется никогда.
Чтобы отучить исполнителей смеяться на сцене, я решил проводить репетиции при публике. Ее у нас было предостаточно. В межрайпартцентр каждый день приезжали партизаны с донесениями, прибывали по вызову командиры и комиссары бригад и отрядов, появлялись боевые группы, возвратившиеся с заданий. Все они с удовольствием смотрели репетиции. Я не запрещал им выражать вслух свое мнение и смеяться во все горло. Так исполнители постепенно начали привыкать к "зрительному залу", и публика, живо реагирующая на все происходящее на сцене, их больше не смущала.
В пьесе "Рогулевская армия", написанной мною тоже в форме шаржа, участвовали "президент" Белоруссии Островский, "главнокомандующий" Рогуля и "армия" в составе 5 - 6 человек - один из них на костылях. Островского играл Карнович. Он выходил на сцену в черном костюме, в шляпе и больших очках. Роль Рогули исполнял Филиппов. Он был одет в домотканый костюм, обут в лапти со шпорами, на плечах большие генеральские эполеты царского времени. "Армия" состояла из босых оборванцев. Они отбивали грязными пятками такт во время прохождения церемониальным маршем перед Островским под звуки песни "Последний нонешний денечек". Вдруг вбегает человек с криком "Партизаны!", и вся "армия" вместе с "главнокомандующим" Рогулей и "президентом" Островским одним прыжком исчезает за кулисами. Когда же в полной тишине появлялась маленькая девочка - Надя Иванина - с прутиком и спокойно проходила через сцену, а со всех сторон высовывались испуганные лица "победоносной армии", публика гремела от восторга. Потом "армия" вылезала из кустов и выстраивалась вместе со своим "главнокомандующим". За бой без потерь Островский награждает Рогулю "орденом Лявонихи" 1-й степени, и вся "армия" уходит под звуки баяна с песней:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});