Я – инопланетянин - Михаил Ахманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заручившись рекомендациями, я отправился в столицу. Ехал ночным монорельсом, чтобы не растратить энергии; она, как шептало предвидение, могла пригодиться для более важных дел. Помню, как добирался от вокзала в Кремль — случилось это двадцатого мая, в Москве уже цвела сирень, и ее аромат преследовал меня, вливаясь в кабину сквозь распахнутые люки. Мой лимузин затормозил у служебного входа, я сунул кредитную карточку в щель, кивнул таксисту, вышел и спустился в полуподвальчик, к бюро пропусков. Там маячили двое в штатском, три модификанта при оружии и тощий игрун — провод от вставленной в череп розетки тянулся к блоку распознавания. Пропуск, как обещали поручители, был готов; игрун обнюхал мои документы, блок звякнул, подтверждая их подлинность, и один из типов в штатском проводил меня в заветный кабинет.
Светильники по углам, стены с гипсовыми барельефами в шумерском и древнеегипетском стиле, темный ковер на полу и ни единого окна… По правую руку — стойки с лазерным голопроектором, контролем прослушки и кое-какими приспособлениями для аналитического шпионажа; все оборудовано не хуже, чем в Лэнгли, штат Вирджиния[37], где я бывал не раз. В глубине комнаты, под портретом президента, — кресла и стол, широкий, как взлетное поле для стратопланов. На столе — компьютер-видеофон, большая пепельница и какие-то официального вида бумаги; за столом — человек лет сорока, лысоватый, губастый, с нависшими дремучими бровями. Виски асимметричные, один впалый, другой выпуклый; явно вставлен мозговой имплант. В общем, маг из современных, из тех, что не гадают на кофейной гуще, а чертят гороскопы на компьютере.
Ощутив его ауру, я успокоился. Эта публика — я имею в виду магов, кудесников, целителей и тому подобный сброд — делится на две категории, на фанатиков и мошенников. Фанатик искренне верит в свою идею — к примеру, о том, что с ним общаются ангелы или что все недуги можно исцелить с помощью штопора в левой ноздре. Это суггестивная, подсознательная вера, часто граничащая с душевным расстройством; она облекает фанатика броней, непробиваемой для разумных доводов. Что же касается мошенников, то их интересуют предметы вещественные: гонорары, связи, водка, девочки, ну, на худой конец хвалебная статья. Мошенники — реалисты, фанатики — идеалисты и потому опаснее. Есть и еще одно отличие: фанатик готов встретиться с чудом, мошенник — нет, и потому оно его поражает и пугает.
К счастью, Павел Сергеевич Казин был из породы мошенников. Это давало серьезный шанс договориться.
Не поднимаясь и не протягивая руки, он кивнул мне на кресло. Я сел.
— Измайлов Арсен Данилыч? Шеф Северо-западного информбюро? За вас просили… — Казин насупился, пожевал губами. — Ну, так чего вы хотите, голубь мой? Интервью? Возможно, гороскоп? Или заговор, чтобы иметь успех у женщин?
— Ни то, ни другое, ни третье.
Он коснулся импланта под туго натянутой бледной кожей.
— Не верите в астрологию, любезный?
— Как можно! Верю. Кстати, мой батюшка был египтологом и понимал в таких вещах. — Я бросил взгляд на барельеф с изображением Гора и столбиками иероглифов. Скопировано грубовато, но все же мне удалось их прочитать: некий Сенусерт подтверждал продажу осла ливийцу Техенне.
— Хмм… Ваш батюшка… — протянул маг, взирая на меня с внезапно вспыхнувшим интересом. — Надеюсь, он в добром здравии?
— Увы! Одиннадцать лет, как погиб на раскопках… — Придвинувшись к собеседнику, я принял таинственный вид и прошептал: — Считают, что его поразило проклятие фараонов… вы, конечно, слышали… всякий, кто нарушит покой, забравшись в непотревоженную гробницу…
— Да-да! — Он широко, словно напоказ, перекрестился. — Спаси и сохрани его Отец Небесный! Ну, а мы придвинем стул к столу переговоров и перейдем к земному. Цель вашего визита?
Я изложил свое дело, напирая на добропорядочность Ольшанникова, сумму выкупа и проценты от сделки — те, которые свалятся в карманы сочувствующих и понимающих. Казин слушал и в такт моим речам подрагивал ногой. Затем спросил:
— Ваш интерес, любезнейший Арсен Данилыч?
— Комиссионные, Пал Сергеич, комиссионные. Я посредник.
— Связаны с Ольшанниковым?
— Не лично с ним. Иногда выполняю просьбы его людей.
— Почему?
— Вы, как парапсихолог, поймете… владею даром убеждения.
Он снова пожевал губами.
— Скажите, голубь мой, как будет использоваться объект?
— Во-первых, никакой огласки и никаких фотографий на память. А во-вторых, месяц — и все пойдет под нож бульдозера, кроме, разумеется, коллекции. Это, знаете ли, сокровище… уникальный зоопарк… Все прочее, как я сказал, под нож, затем — новые корпуса, современное оборудование, лучшие специалисты, беспрецедентные меры безопасности. Производство сывороток и вакцин… Для России, Индии и ВостЛиги. Гигантские рынки, огромные прибыли…
Казин на секунду закрыл глаза, сосредоточился и изрек тоном профессионала:
— Да, предвижу, что прибыль будет, предвижу с полной ясностью. Значит, говорите, новые корпуса и лучшие специалисты… А что с прежним персоналом?
Я передернул плечами.
— Команчи пленных не берут.
— Это, Арсен Данилыч, не годится! К чему плодить обиженных? От них — слухи, сплетни, пересуды, болтовня… Ежели дойдет до щелкоперов, не оберемся лиха!
Изобразив глубокое раздумье, я вытащил сигарету, покатал в ладонях, бросил в пепельницу, потом с недовольным видом пробурчал:
— Ладно, трудоустроим! Но это, скажу вам, проблема, да и средства немалые: ссуды на жилье, рабочие места, возможно — лечение… Но так и быть, трудоустроим, расселим и вылечим! Само собой, под подписку о неразглашении.
Брови мага шевельнулись, сошлись на переносице и снова разошлись, будто две мохнатые гусеницы, танцующие краковяк. Наигравшись в эту игру, он произнес:
— Кажется, вы пришли по адресу. Даже не кажется — наверняка! Осталась, голубь мой, пара маленьких вопросов, совсем пустяковых… Первый: я не заметил в вас особого таланта убеждать. Ну, а второй… сами понимаете…
— Начнем со второго? — вымолвил я, и Казин согласно кивнул. — Есть предложения насчет борзых щенков или каких-нибудь цифр?
— Щенки предпочтительней. По ним я буду судить о ваших талантах и возможностях.
В тот день энергия бурлила во мне; я был в ударе, а значит, способен на маленькие чудеса. Кроме того, переговоры шли к концу, и это тоже вдохновляло; как говорили латиняне, quod potui, feci[38].
Я наклонился к магу, приставил ладони к ушам и, понизив голос, пробормотал:
— Тут не?..
— Никакой прослушки, можете быть спокойны, любезный.
— Я забочусь только о вашем спокойствии, сударь мой. Мои пальцы шевельнулись, потом забегали по столу, вычерчивая рядом с компьютером невидимый узор из прямых и волнистых линий, что складывались в переплетенные кольца, окружности и эллипсы, гауссианы и спирали, пятиугольники и звезды. Казин, то поигрывая бровью, то теребя отвислую губу, следил за моими манипуляциями с заметным удивлением; в какой-то миг пренебрежительная усмешка скользнула по его лицу, но тотчас же он нахмурился и громко засопел.
— Насколько я понимаю, вы собираетесь изобразить Пентаграмму Власти. Но вы — любитель, не профессионал. Вот тут ошибка… еще здесь и здесь…
— Никаких ошибок, — заметил я, кончая свои труды. — Это Пентаграмма Власти, завещанная мне отцом. Истинная Пентаграмма, прямо из древнеегипетских захоронений.
Маг хмыкнул и оскалился в ухмылке.
— Так это и есть ваши борзые щенки? Вы что, серьезно? Не делайте из меня идиота, любезнейший! А заодно — из себя!
— Серьезнее не бывает. — Я поднял руку, вытянув два пальца. — Клянусь Гермесом Трисмегистом, покровителем магов, алхимиков и астрологов! Все совершенно серьезно, голубь мой. Коснитесь Пентаграммы, и к вам заявится дьявол.
— Пожалуйста, раз вы настаиваете… — Все еще усмехаясь, он хлопнул ладонью рядом с компьютером и вперил в меня насмешливый взгляд. — Ну?
— Что — ну? Дьявол уже здесь.
Я вытащил из пачки сигарету, сунул в рот и прикурил от пальца. Казин поморщился.
— Фокусничаете?
— Отнюдь. — Я помахал сигаретой, разгоняя дым. — Но если это вас не убеждает, попробуем что-нибудь другое. Хотите оказаться в преисподней?
Его ухмылка стала шире, но тут же сменилась воплем ужаса. Мы висели над жерлом вулкана Колима, что в Западной Мексике; в адском котле внизу перекатывалась и бурлила лава, лизала стены кратера огненными языками, зловеще потрескивала и шипела словно хор из тысячи чертей; откуда-то из глубины, из знойной пропасти, доносился грохот орудийной канонады, а небо над нами застилала непроницаемая бурая пелена. Тут и там, срываясь с раскаленных склонов, кружили дымные смерчи, в коих фантазия рисовала то фигуры демонов, терзающих добычу, то искаженные мукой физиономии грешников; жаркий воздух дрожал, чудовищные лики гримасничали, таяли и возникали вновь — пепельные, полупрозрачные, озаренные багровым светом, напоминавшим реки крови.