Иоанна – женщина на папском престоле - Донна Кросс

Он погиб смертью воина.

Спотыкаясь, Джоанна побежала к двери и открыла ее. Дверь рухнула, не удержавшись на разбитых петлях. Джоанна выбежала наружу и остановилась, глотая свежий сладкий воздух и пытаясь избавиться от запаха смерти. Перед ней предстала страшная картина. Над руинами, которые еще утром были уютными домами, окружающими собор, поднимались клубы дыма.

Дорштадт был разрушен.

Почти все население города, собравшееся в кафедральном соборе, было уничтожено.

Джоанна взглянула на восток. Над лесом, скрывавшим постройки, поднимались черные клубы дыма, затмевая небо.

Вилларис.

Они сожгли его дотла.

Джоанна опустилась на землю и обхватила голову руками.

Джеральд.

Как он был ей нужен, чтобы обнять и успокоить, чтобы мир снова стал узнаваемым. Глядя за горизонт пустыми глазами, Джоанна почти надеялась увидеть, как он скачет на Пестисе, с развевающимися, как знамя, рыжими волосами.

Нужно дождаться его. Если он вернется и не найдет меня, то решит, что меня увели норманны, как бедную Гилзу.

Но нельзя же оставаться здесь! Она со страхом огляделась. Норманнов видно не было. Они ушли совсем? Или вернутся в поисках новой добычи?

А если они найдут меня? Джоанна видела, как безжалостны они к женщинам.

Где же спрятаться? Она направилась к лесу, окружающему город, сперва медленно, потом бегом, все время ожидая, что ее схватят и перед ней снова появятся страшные металлические маски норманнов. Скрывшись среди деревьев, Джоанна упала на землю.

Прошло много времени, прежде чем она заставила себя подняться. Надвигалась ночь. Лес выглядел густым и опасным. Шум листьев пугал ее.

Норманны могут быть неподалеку.

Следовало убежать из Дорштадта и как-то дать знать Джеральду о том, где она.

Мама! Джоанна затосковала о матери, но домой возвращаться было нельзя. Отец не простит ее. Вернись она теперь с известием о смерти его единственного сына, он обязательно отомстит ей.

Если бы я была мужчиной! Если бы…

Всю жизнь она будет помнить этот момент и размышлять о том, какая сила, добро или зло натолкнуло ее на это. Но теперь думать было некогда. Другой возможности может не представиться.

На горизонте сияло багровое солнце. Действовать приходилось незамедлительно.

Джоанна отыскала Джона в полутемном соборе на прежнем месте. Он еще не окоченел.

– Прости, – прошептала она, расстегивая накидку Джона.

Сделав это, Джоанна накрыла брата своим разорванным платьем, закрыла ему глаза, и бережно уложила на пол. Потом она встала, неуверенно поправляя непривычный наряд, и провела пальцами по костяной рукоятке охотничьего ножа, который вынула из-за пояса Джона.

Нож отца, старый, с потемневшей и потертой костяной рукояткой, но с острым лезвием.

Подойдя к алтарю, Джоанна сняла чепец и опустила волосы на алтарь. Они рассыпались густыми золотистыми волнами на каменной поверхности.

Джоанна взялась за нож.

Медленно и уверенно она отрезала волосы.

Во мраке лунной ночи на пороге разоренного собора появился человек, пристально осматривающий все серо-зелеными глазами.

Он осторожно спустился с крыльца собора. В живых не осталось никого, поэтому никто не видел, как Джоанна направилась по дороге в сторону великого монастыря в Фулде.

Глава 12

Просторная комната была заполнена людьми. Они прибыли издалека в небольшую вестфальскую деревню! чтобы присутствовать на суде. Люди стояли плечом к плечу, толкаясь и топчась на новых циновках, расстеленных на земляном полу, усыпанном мусором, залитым пивом, заваленным экскрементами животных. В душной тесноте поднимался густой неприятный запах, но никто не обращал на это внимания. Подобные запахи в жизни франков были привычным явлением. Кроме того, внимание толпы сосредоточилось на другом. Все смотрели на рыжего фризского графа, который прибыл с миссией, чтобы разрешить споры и восстановить справедливость от имени короля.

Джеральд повернулся к Фрамберту, одному из семи судей, назначенных помогать ему.

– Сколько еще на сегодня?

Суд начался с первыми лучами солнца, а теперь был полдень. Разбирательства шли уже более восьми часов. Позади высокого стола, где сидел Джеральд, его дружинники устало склонились над своими мечами. Он взял с собой двадцать самых лучших воинов, на всякий случай. После смерти Карла Великого в империи начались беспорядки, и положение королевских миссионеров стало весьма шатким. Иногда им приходилось сталкиваться с неуважением надменных, молодых и сильных местных князей тех, кто не привык, чтобы их поступки обсуждались. Закон превращался в пустой звук, если за ним не стояла внушительная сила. Именно поэтому Джеральд привел такую большую дружину, хотя это означало, что Вилларис остался практически беззащитным. Но крепкая ограда поместья гарантировала безопасность от одиноких воров и бандитов, которые в течение многих лет угрожали только близлежащим хуторам.

Фрамберт проверил список жалоб на пергаменте шириной в восемь дюймов, свернутый в свиток длинною в пятнадцать футов.

– На сегодня еще три, милорд, – ответил Фрамберт.

Джеральд печально вздохнул. Он устал и проголодался. После разбирательства бесконечных жалоб его терпение было на исходе. Очень тянуло в Вилларис, к Джоанне.

Джоанна. Он сильно скучал по ней, по ее хрипловатому голосу, густому, глубокому смеху, по ее необыкновенным серо-зеленым глазам, которые смотрели на него с таким пониманием и любовью. Но думать о Джоанне он не должен. Именно поэтому Джеральд согласился отправиться с миссией. Это позволило ему отдалиться от нее и справиться с безудержными эмоциями.

– Фрамберт, пригласите следующих, – сказал Джеральд, собравшись с мыслями.

Фрамберт поднял свиток и громко, чтобы слышали все, прочел:

– Або жалуется на своего соседа Хунальда, который незаконно и без соответствующей компенсации лишает его собственности.

Джеральд понимающе кивнул. Ситуация была слишком обычна. При всеобщей безграмотности, люди редко имели опись своего имущества. При отсутствии такой описи все их земли становились доступны для жуликов и фальшивых сделок.

Хунальд, крупный, цветущий мужчина, в щегольской красной полотняной рубахе, выступил вперед, чтобы отрицать факт незаконной сделки.

– Скотина моя. Дайте мне реликвию. – Он указал на ларец со священными реликвиями, стоявший на высоком столе. – Клянусь перед Богом… – Хунальд эффектно воздел руки к небесам. – На этих священных костях клянусь, что я невиновен.

– Коровы принадлежат мне, милорд, а не Хунальду, он сам это знает, – возразил Або, маленький, бедно одетый человек, полная противоположность Хунальда. – Хунальд может клясться, сколько ему угодно. А правда-то одна.

– Что, Або, ты сомневаешься в Божественной справедливости? – возмутился Хунальд. В голосе его прозвучало благочестивое негодование, но Джеральд заметил, что триумф преждевремен. – Обратите внимание, господин граф, это богохульство!

– У тебя есть доказательства того, что скот принадлежит тебе? – спросил Джеральд Або.

Вопрос был задан неверно. У франков не существовало закона, обязующего предоставлять какие-либо доказательства или свидетельства. Хунальд уставился на Джеральда. Куда клонит этот странный фризский граф?

– Доказательства? – удивился Або. Надо было подумать. – Ну, в общем, Берта… моя жена… знает их всех по именам, а также все мои четверо детей, потому что привыкли к ним с детства. Им известно, какая из коров брыкается, когда ее доят, а какая предпочитает клевер траве. – Ему в голову пришла еще одна мысль: – Да стоит мне позвать их, как они сразу бегут ко мне, потому что привыкли к моему голосу. – В глазах Або промелькнула искра надежды.

– Ерунда! – взорвался Хунальд. – Неужели суд поверит безмозглой скотине, а не священным законам? Требую суда компургации! Принесите ларец со святой реликвией и дайте мне поклясться.

Джеральд почесал бороду. Хунальд, обвиняемый, имел право требовать компургации. Бог не позволит принести ложную клятву, возложив руку на священную реликвию.

Таким судам император придавал большое значение, но Джеральд сомневался в них. Многие, предпочитая радости бренного мира сомнительным благам загробной жизни, смело поклялись бы в чем угодно. «Пожалуй, и я на это способен, – подумал Джеральд, – особенно если дело того стоит». Ради спасения любимых людей, он солгал бы и поклялся на целой телеге священных реликвий.

Джоанна! Снова ее образ встал перед его мысленным взором, но он отогнал его. После работы хватит времени подумать о ней.

– Милорд! – шепнул ему Фрамберт, – Могу поручиться за Хунальда. Он хороший человек, щедрый, и обвинение против него несправедливое.

Под столом, чтобы никто не видел, Фрамберт показал Джеральду большое серебряное кольцо с аметистом и выгравированным на нем орлом. Он покрутил его вокруг среднего пальца, чтобы Джеральд увидел как оно блестит.