Клептоман - Михаил Берсенев

— Обождем еще немного. А потом повезу его в столицу. У меня там мой армейский дружок.

— Это тот, к которому вы иногда ездите в Москву, и что периодически сюда на дорогих машинах приезжает?

— К нему, к кому ж еще! К Федьке Куравлеву! Он поможет специалистов найти, чтобы Семену голос возвернуть. Эх! Виноватым я себя чувствую в том, что с ним приключилось. Идея-то моя была!

— Тогда и я виновата! — самокритично признала корректор. — Я ж эту вашу идею поддержала, да еще подсказала, как запись детского плача использовать. Не вы один сожалеете, Михаил, о беде, настигшей нашего молодого коллегу.

— Ладно, что теперь-то говорить! Мы все трое — я, вы, Логинов сработали на опережение, как в футболе говорят, и неплохо для результата сработали! А всего не учтешь! Форс-мажорные обстоятельства в любом договоре есть. Если б я предполагал тогда, что на него армия мужиков выдвинется…

Сослуживцы помолчали. Беседа особо не клеилась.

— Завтра к Семену заглянем, как планировали? — с желание подтвердить планы спросила корректор, уходя из кабинета главного редактора.

— Конечно! Конечно, Полина Алексеевна! Все, как и планировали!

Когда на следующий день главный редактор и Анисимова пришли навестить в больнице семена Логинова, лечащий врач больного узнал в Оптимистове главного редактора влиятельной местной газеты. Он сообщил:

— А ваш-то коллега сейчас все время с красками и кисточками балуется! Написал мне записку, с просьбой принести ему краски, кисти, альбом для рисования. И рисует! Много рисует! Рисунки мне немного непонятные. Тематика, я имею в виду.

— Рисует!? — переспросил Михаил. — Это хорошо! А с голосом что?

— Все по-прежнему. Голоса нет.

— А почему рисунки непонятные у него, вы считаете? Он что, умом тронулся? — с ужасом от догадки прошипел Оптимистов.

— Да нет! Как медик говорю вам, в этих работах никаких признаков психических отклонений не наблюдается! Они просто не обычные!

— Авангард? — проявила эрудицию Полина Алексеевна.

— Пожалуй! — немного подумав, согласился доктор. — Это очень верное определение, должен я заметить!

— Что ж! Средства массовой информации выражают вам лично и вашей больнице признательность за внимание, оказываемое репортеру, пострадавшему во время опасного журналистского задания!

— Это мой долг! А то, что профессия журналиста бывает особенно рискованной, это мы еще в институте изучали! — заметил доктор.

— Так же, как и бывает, опасна профессия врача! — оказал в ответ знак внимания Оптимистов. — Мы пойдем, проведаем нашего сотрудника?

— Хоть сейчас и не приемные часы, но для прессы могут быть исключения! — великодушно разрешил служитель медицины и отправился по своим делам, а главный редактор с корректором через минуту зашли в палату к Логинову.

Гости поздоровались с больным, положили гостинцы на тумбочку. Так как Логинов говорить не мог, говорила в основном Анисимова и Оптимистов. Он рассказали о том, какие материалы готовятся к выпуску, о новых прикольных похождениях эротической звезды городка Евгения Трифонова, о том, что дед Щукарь вспомнил — таки, что у него не было романа с Синди Кроуфорд. О том, что уже после выхода репортажа об оборотне, главным тайным героем которого и действующим лицом был Семен, еще три человека заявили, что, якобы, видели этого блестящего пожирателя детей на окраине леса. Другие шесть человек, якобы, стали свидетелями приземления НЛО. Трое из них вступили в контакт с инопланетянами, а одна женщина была похищена, о чем она и рассказала в интервью газете « Светлый пуь». Так что, материалов для печати теперь было множество, сенсаций хватало, многие центральные газеты опять обратились с предложениями о покупке этих ошеломляющих новостей у редакции «Светлого пути». Оптимистов и корректорша радовались этому как дети. Улыбались, а вот больной сохранял угрюмость на лице. Голос он потерял, так что именно мимика осталась теперь одной их доступных форм его общения с окружающим миром.

Когда все основные городские и внутриредакционные новости были рассказаны, Михаил Оптимистов постучал указательным пальцем по стопочке из трех альбомов для рисования и попросил:

— Можно?

— Семен Логинов немного подумал, а после отрицательно покачал головой. Но его начальник был настырен и вежливо, мягко повторил свою просьбу:

— Ну, Семен, пожалуйста! Мне, да и Полине Алексеевне, очень хочется посмотреть на твои творения! Я же и сам немного рисую! Уважь! Как художник художника! Нам доктор твой гордо сообщил, что его пациент, то есть ты, развивает в себе таланты. Покажи, А?

Больной как-то безразлично пожал плечами. Михаил проворно схватил верхний из трех альбомов и открыл на первой странице. Здесь был рисунок ночного леса, по которому, в шеренгу, шли какие-то люди с включенными фонарями. Следует заметить, что рисунок сразу же понравился главному редактору. Он был какой-то живой, очень реальный, создавалось ощущение, что зритель сам становиться в эту цепочку движущихся людей, держит в руке фонарь и осторожно ступает по ночному опасному лесу. Газетчик даже поежился, так отчетливо и достоверно был передан ночной холод и зябкий туман, что ложился на землю ковром в эту ночь. Потом мужчина перевернул страницу и вновь удивился: на ней был изображен вид из окна, по всей видимости, из больничного окна. Это был пейзаж двора больницы. Вон трое врачей в белых халатах идут в корпус, а вот больной на костылях скачет до приемного покоя. Вон машина скорой помощи. А вон красивые клумбы с цветами. Даже такой простой пейзаж оказался очень привлекательным. Михаил пролистал первый альбом до конца, передал его Анисимовой, а сам взялся за изучение второго, третьего. Он не был большим специалистом в живописи, так же, как и Алевтина Алексеевна. Но то, что они увидели в работах своего коллеги, их приятно удивило.

Семен Логинов становился настоящим художником. Причем не ширпотребного плана, а подлинным творцом. Это не вызывало сомнений у двух работников регионального СМИ. И даже у доктора городской больницы г. Чацка.

ГЛАВА 20. Неравный бой с начальством

Все пятеро делегатов в приемной руководителя, как загипнотизированные, следили за медленным движением золоченой ручки двери вниз. Они рассчитывали увидеть улыбающегося и радушного шефа, который неспешно обсудит их требования. Однако надеждам не суждено было сбыться: дверь резко распахнулась и дальше вся картина развивалась как в кино с замедленной съемкой. Первым появился Куравлев, без пиджака, в расстегнутой рубашке, под которой всеобщему обозрению предстала волосатая грудь. Глаза его сверкали от праведного гнева, лицо изменилось от переполнявшей мужика злобы. В руках он держал весомые нунчаки, соединенные металлической цепью. Он тряс ими в воздухе, отчего две составные части оружия бились друг о друга и издавали леденящий душу звук ломаемых костей. Сразу же следом за шефом в приемную вылетели Алексей и Сергей, тоже со злобными лицами и кривой усмешкой. В руках один держал бейсбольную биту, другой палку для отодвигания массивных штор в кабинете. На двух телохранителях не было даже рубашек. Они шли «воевать» в брюках, ботинках и майках, так что всем парламентерам были видны бугры мышц тренированных бойцов. К тому же Сергей поверх майки надел кобуру, расстегнул застежку, и из нее торчала рукоятка пистолета. Становилось сразу понятно, что выхватить это смертоносное оружие займет доли секунды.

От вида вылетевшей коршуном из кабинета мини-армии бойцов с буграми мышц, волосатой грудью, вооруженных грозным снаряжением для ведения ближнего боя, к тому же, с огнестрельным оружием, трое молодых ребят и две девушки на время потеряли дар речи, и до самого конца этой сцены никто из них не проронил ни единого слова. А говорил, вернее, кричал, генеральный директор — Федор Петрович Куравлев. Кричал, вращая в диком бешенстве зрачками, подобно злому волку, оскаливая свои белоснежные зубы:

— Ага! Сотрудники пришли! Приперлись! Что хотите?! Требования свои выдвигать! Сейчас я вот этими нунчаками все эти требования вобью вам, знаете, в какое место?! А Сергей будет забивать эти нунчаки бейсбольной битой, как будто у него в руках молоток! Будет вбивать их, как обычные гвозди в деревянную доску: медленно-медленно, с ужасной улыбкой на лице!

Вся эта тирада перемежалась таким количеством отборного русского, английского и испанского мата, что через минуту Марина Кочетова попыталась закрыть уши ладонями, однако, децибелы звука, льющиеся рекой из мощной глотки начальника, преодолевали все барьеры и вклинивались прямо в мозг слушателей, как сотни стрел, пущенных кочевниками во врага. Тирада продолжалась минуты три, после чего Куравлев загремел еще громче:

— Так кто будет первым?! Кому первому вбить нунчаки в пятую точку?! — он сделал короткий шаг в сторону кресел, где вжались от страха в обивку молодые ребята и девчонки. Следом сделали шаг и мускулистые телохранители с бейсбольной битой и палкой для штор. Началось сближение двух фронтов, и один из них сразу же зашатался, а через десяток секунд напрочь развалился: пятеро молодых людей ломанулись к выходу из приемной, причем галантные джентльмены локтями отталкивали дам, чтобы первыми смотаться с поля неначавшегося боя. Девушки пытались отпихнуть молодых джентльменов, но силы были неравные, и поэтому последней покинула приемную Елена Малиновская.