Наследник для бывшего (СИ) - Серж Олли

– И совершенно не даёшь их реализовывать! – вспыхивает Макс. – Ты вообще в зеркало себя видела? Да тебя хочется шоколадным тортом в прикуску с шашлыком накормить и уложить в кровать! А ты коробки разгребаешь!

Царицын в сердцах пинает ногой большой короб из прихода с накладными.

– Ты же пять минут назад сказал, что я «очень красивая», – прищуриваясь, говорю обиженно и чувствую, что слёзы подступают к глазам неконтролируемым потоком.

– Аська, – испуганно выдыхает Макс, – блин, извини. Ты действительно красивая. Просто уж очень бледная и худая.

Слёзы катятся по щекам, а я зло стираю их ладонями.

– Все, уходи, Макс! – повышаю голос. – Пожалуйста, не нужно стоять и на меня смотреть.

– Да как я уйду! – нервничает он и ершит волосы на голове своим характерным жестом, когда волнуется. – Меня Наташа твоя грозилась внести в списки эпидокружения и посадить на вечный карантин, если я ещё хоть раз доведу тебя до слез!

– Это не из-за тебя, – наконец-то сознаюсь и делаю глубокий вдох. – Я просто шашлыка хочу, – добавляю шёпотом. Аж слюны полный рост, – улыбаюсь ему сквозь слёзы.

– Господи… – с облегчением выдыхает Макс. – Так давай поедим шашлыка. В городе миллион гриль-баров. Чего рыдать то?

– Давай, – сдаюсь я и смущенно вытираю заплаканное лицо бумажным платочком. – Походи пока по магазину только, не стой над душой. Мне ещё отчёты за день нужно сформировать.

– А почему ты одна работаешь? – спрашивает Макс, действительно отходя к полкам.

– Вообще, нас трое и хозяйка, – отвечаю ему. – Кстати, она такая прикольная дама. Это подруга Тамары Тимофеевны. В девяностых здесь закрыли маленькую типографию и выдали зарплату учителям долевой собственностью. Уж не знаю откуда у неё были деньги выкупить доли коллег, но она стала единоличной владелицей первого этажа и категорически отказалась продавать его, когда предлагали. Теперь живет с аренды, а магазин этот для души содержит.

– Какая предприимчивая дама, – хмыкает Макс, и в следующую секунду мы с ним синхронно оборачиваемся на звук дверного колокольчика.

– Добрый вечер, – в магазин заходит Захар и настороженно обводит глазами нас с Царицыным.

Прокашливается.

И я на мгновение прикрываю глаза. Маша, твою бабушку!

– Маша сказала, что у тебя проблемы с машиной, – неуверенно говорит мужчина. – И просила подвезти тебя домой. У меня здесь офис недалеко, – добавляет, словно оправдываясь и поглядывая на Царицына.

Я перевожу глаза с Захара на Макса и понимаю, что второго сейчас порвёт на клочки от злости.

– Прости, пожалуйста, – говорю Захару поспешно. – Но Маша ошиблась. За мной уже приехали.

– Хм… – он засовывает руки в карманы пальто и коротко кивает. – Вижу. Тогда я поеду…

– Большое спасибо тебе за беспокойство, – улыбаюсь ему тёплой улыбкой.

Захар выходит из магазина, и Царицын тоже срывается в сторону выхода.

– Пойду покурю, – говорит возбужденно. – А ты тут пока заканчивай…

– Макс, не смей его трогать! – вскрикиваю ему в след, уже чувствуя назревающий конфликт.

– Я осторожно, – хмыкает Макс. – Сказал же, что просто покурю.

Колокольчик звякает. Дверь закрывается за его спиной.

Какие границы? Какая личная жизнь? Сомневаюсь, что Царицын вообще понимает эти слова правильно.

Кое-как свожу таблицы продаж в программе и стараюсь не сильно вступать в диалог с совестью, которая кричит о том, что я снова в одном шаге, от того, чтобы пасть под напором Макса.

Теперь уже официально так соблазнительно разведённого.

Собираю букет цветов с витрины и делаю глубокий вдох, зарываясь носом в нежные бутоны.

Удивительно, но меня от них НЕ ТОШНИТ!

Глава 39. Последствия принципов

Макс

Всю дорогу до Асиного дома я, как пацан, придумываю варианты, чтобы напроситься к ней домой и продолжить вечер.

Потому что соскучился просто зверски. Потому что хочу в ее расслабляющие руки, хочу губы ее, слушать голос мурлыкающий… И… арррр!

Весь ужин очевидно потяжелевшая Асина грудь притягивала мой взгляд в разрез блузки. Просто головой поехать можно от пошлых сюжетов, которые рисовало воображение. А моя сердобольная девочка с чего-то решила, что я хочу попробовать шашлык из ее тарелки и щедро скармливала мне самые вкусные кусочки.

Ладно, черт с ним, есть из ее рук было тоже приятно, поэтому я не жалуюсь.

Честно говоря, я думал, что со временем мои чувства к Гордеевой должны стать спокойнее, не такими болезненными, не такими взрывоопасными, все-таки нам не по двадцать два, но нет…

Не лечится это, видимо, в моем случае.

Итак, варианты… Сказать, что прихватило живот или болит голова – неэстетично. Промочить ноги – ну… прокатило бы, будь я без тачки. Соврать, что у меня дома потоп и негде спать? Так она воду собирать поедет. Ну не ломать же мне каблук, в самом деле! Я же не барышня. Ноги не подворачиваю…

– Ну пока, – мнётся Ася, теребя ручку сумочки. – Большое спасибо за ужин и за вечер.

– И тебе спасибо…

Я беру ее руку и поглаживаю большим пальцем ладошку.

– Красиво… – шепчет Ася, задирая голову к фонарю в свете которого кружатся крупные хлопья снега.

– Согласен, – киваю, зачаровано рассматривая ее лицо, на котором застыла расслабленная мечтательная улыбка.

«Она тоже не хочет уходить!» – доходит до меня.

Что там любят маленькие романтичные девочки? Цветы, морожное, крыши, больших белых медведей?

Мне кажется, что это все не про мою девочку. Тут что-то должно быть тоньше, уникальнее.

Идея приходит в голову, но я не решаюсь сразу ее реализовывать. Взрослый, серьёзный мужик, и тут такое. Ну не дебил ли? А ладно…

Облажаться перед Гордеевой сильнее, чем я уже сделал не возможно. А на других мне наплевать.

Достаю из кармана телефон и включаю первый попавшийся в музыкальной подборке медленный сакс и тяну Асю к себе.

Запах ее духов наполняет мой нос. Сердце начинает стучать быстрее.

– Макс, – удивлённо посмеивается Гордеева. – Ты чего?

– Потанцуй со мной, – хрипло шепчу, и пока она не успела опомниться, давлю на поясницу, прижимая к себе.

– Макс… – выдыхает мне в губы.

Я осторожно покачиваю нас в такт мелодии и ласкаюсь лицом о нежные щёчки.

Ася молчит, просто подчиняясь моим рукам и движениям. Это так хорошо и правильно, что я задыхаюсь от потребности сказать о своих чувствах.

Слова рвутся. Прикусываю губы, но это не помогает.

– Я люблю тебя, Гордеева. Так, что сдохнуть хочется, когда ты не рядом…

Голова начинает звенеть от подскочившего давления, и я, уже почти не отдавая себе отчета в действиях, перехватываю Асино лицо ладонями и целую.

Мягкие губки тают на моих губах вместе со снежными хлопьями.

– Мак…

Я ощущаю ее пальчики у себя на затылке. Они не отталкивают… Притягивают, зарываются глубже.

– Гав! Гав! – раздаётся неожиданное за нашими спинами.

И следом Ася падает в мои объятия, буквально повисая на руках.

– Что это было? – хлопая глазами, рвано дышит и также, как и я, вертит головой в разные стороны.

– Бани, Бани, непослушный мальчик! – несётся запыхавшееся из-за угла. – Ну что вы стоите, – а это с претензией, видимо, уже нам. – Ловите его! На дорогу выбежит.

– Не понял, – приходя в себя от романтического анабиоза, смотрю на Асю. – Бани, это что?

– Вон он! – вскрикивает Гордеева вместо ответа. – За красной машиной.

Я смотрю в ту сторону, куда она указывает и вижу уже знакомого мне старого пуделя.

– Постой здесь, – целую Асю в нос и срываюсь в сторону облезлого кайфоломщика.

На ходу отключаю музыку. Нужно запомнить, что Гордеевой манёвр понравился и повторить уже без Бани и сауны.

Добежав до машины, понимаю, что зря спешил. Пудель зацепился поводком за ограждение от автомобилей и убежать дальше уже никуда не сможет.

– Ну, брат, ты – говнюк, – качая головой, осторожно освобождаю его шлейку из плена. – Не зря тебя, как кошку выгуливают. Ты хоть понимаешь, сколько я эту девочку окучивал? А если бы тебе так? М?