Пиратские игры - Сергей Зверев

Такой финал окончательно привел господина Фогеля в полное замешательство. Мысли с бешеной скоростью завертелись у него в голове. Швейцарец пытался оценить ситуацию и переварить услышанное. Сомневаться в достоверности этой записи не приходилось, ведь Гресс действительно пропал. Теперь же стало совершенно очевидно, что главный рычаг давления на него, Фогеля, — это разоблачение истории с судном.

Дрожащими руками он взял стоящую на подносе чашку, сделав большой глоток. Кофе уже успел остыть и не принес никакого удовольствия, перебив, однако, сухость в горле. Теперь первостепенной задачей было — собраться с силами и упокоиться. Эмоции в данном случае ни к чему хорошему привести не могут.

Фогель лихорадочно соображал, с кем бы ему можно было посоветоваться, не раскрывая при этом своего участия в незаконном присвоении российской собственности. Но найти таких людей оказывалось не так просто. Единственным, кто полностью был посвящен в эту историю, был сам Гресс. Постепенно волнение отходило на второй план, уступая место рационализму. Поток мыслей начал проясняться. Как рассуждал глава корпорации, у него в запасе имеется неделя времени. Конечно, сумма, требуемая похитителями, велика и платить такие деньги очень не хотелось, да и к тому же не было никаких гарантий, что похитители, получив выкуп, в полной мере выполнят свою часть обязательств. Но, если взглянуть на положение с другой стороны, скандал, в случае разоблачения, может обернуться для корпорации куда большими потерями. Ведь такое развитие событий грозит им потерей репутации, сложившейся за долгие годы.

Новость о совершенном в Сомали преступлении быстро облетела ведущие телеканалы и периодические издания. Политики многих европейских государств незамедлительно выразили свою озабоченность происходящим.

«В Сомали похищен сотрудник крупной швейцарской корпорации. Бандиты требуют за него выкуп в размере миллиона долларов. У нашей телекомпании есть возможность показать уникальные кадры — это пленка, записанная самими похитителями», — с подобным заявлением телеведущие в разных странах мира обращались к аудитории, начиная очередной выпуск новостей.

Запись вызвала огромный резонанс в обществе. Видеообращение Адриана Гресса было, конечно, несколько урезанным, и слов, адресованных непосредственно Фогелю, любители сенсаций не услышали.

Глава 32

Священник Джордж Грант со скучающим видом лежал на небольшом старом диванчике и уныло смотрел в потолок. За окном виднелись огромные зеленые акации, ветер нежно трепал их кроны. Иногда со стороны домов местных жителей, расположенных по соседству с церковью, был слышен лай собак, как обычно, бродящих по грязным улочкам в поисках еды.

Все эти звуки навевали щемящую сердце меланхолию. Пол выглядел далеким от идеальной чистоты, на полках виднелся слой пыли, но священник, видимо, уже смирившийся с таким положением вещей, не обращал на это никакого внимания. Рядом на небольшой приземистой тумбочке лежала довольно внушительная стопка книг религиозного характера. Толстые талмуды были обильно нашпигованы закладками из газет, торчавшими во все стороны. Святой отец, не поднимаясь, пошарил рукой среди этих томов и, взяв одну из книг, раскрыл ее, принявшись вчитываться в слегка пожелтевшие от времени страницы.

Рядом, усевшись на кресле-качалке, располагался Полундра. Старлей только что прочитал в утренней газете материал о совершенном неизвестными похищении Адриана Гресса. Этой новости газетчики уделили целый разворот, разместив также пару цветных фотографий. Сама по себе пропажа швейцарца не сильно удивила Полундру, однако то, что похитители требовали за него столь огромный выкуп да установили смешной срок всего лишь в одну неделю, очень его насторожило. В памяти всплыла картина, которую они с курсантом совсем недавно наблюдали в порту.

«Интересно, почему миротворцы как-то не сильно спешили спасать Гресса — такую важную персону, а вместо этого разбирались с толпой мелких хулиганов, метавших гнилые фрукты, — подумал Полундра, — стало быть, представители Организации Объединенных Наций были как-то в этом замешаны». Все больше углубляясь в свои мысли, русский офицер даже не заметил, как священник, кряхтя, поднялся со своего ложа и, шаркая по полу тапочками, прошелся по комнатке.

По старой привычке священник осторожно выглянул в окно. Убедившись, что на улице никого нет, Грант потянулся к своему мини-бару в виде крохотного шкафчика, висящего на стенке. Дверцы отворились, и священник, недолго думая, извлек оттуда литровую, уже на четверть опустошенную бутылку и со стуком водрузил ее на стол, прямо перед носом Полундры. Офицер вздохнул и почесал затылок, что вызвало улыбку на лице англичанина.

— А не пора ли нам пропустить по рюмочке старого доброго виски? — прищелкнул языком Грант.

Не успел старлей открыть рот, как на столе появились два стакана. Павлов молча подвинул один из стаканов поближе к себе, тем самым выражая свое согласие. Мутная желтая жидкость, с плеском наполнила стеклянные емкости, а по комнате разнесся терпкий запах алкоголя. Почти в ту же секунду дверь распахнулась, и на пороге комнаты показался улыбающийся Сухомлин.

Полундра и Грант, переглянувшись, хихикнули.

— А ты откуда появился, — покачал головой старлей, — на запах пришел?

Ничего не понимающий курсант замялся:

— Да нет, я тут воздухом дышал. — С этими словами он прошел мимо и с явным удовольствием растянулся на старом диванчике. Повернувшись на бок, курсант лег лицом к столу, чтобы участвовать в разговоре.

— Пропустишь с нами по чуть-чуть? — предложил Сухомлину Грант.

Тот отрицательно замотал головой.

— Спасибо, что-то не хочется сегодня.

— Правильно, — кивнул Полундра, рассматривая виски на свет, — в твоем возрасте, курсант, это похвально.

— Эх, молодежь! — нараспев сказал священник и поднял свой бокал: — За вас!

Чокнувшись, они быстро выпили. Святой отец тут же снова плеснул часть содержимого бутылки в свой стакан, однако Полундра от повторения отказался. Священник с досадой пожал плечами и в одиночку принял вторую порцию горячительного напитка. Разговор как-то не клеился, каждый ушел в собственные мысли. Курсант мирно дремал, как дитя, сложив руки под голову, Павлов вновь размышлял о причастности миротворцев к похищению. Перед его глазами всплывала наглая улыбающаяся физиономия полковника. Полундра уже почти не сомневался, что немец во всем этом замешан.

Тем временем священник продолжил пить виски. Количество напитка медленно, но неуклонно уменьшалось. Алкоголь давал о себе знать, и движения Гранта стали неточными, а взгляд чуть помутнел. Глаза мутно глядели из-под полуприкрытых век.

— А знаете, как мне здесь осточертело, — немного заплетающимся языком проговорил он, — как меня достали эти сомалийцы… Но больше всех меня раздражает полковник Фогс.

При упоминании немца Полундра оживился и гораздо внимательнее прислушался к словам собеседника.

— Между нами говоря, я, как настоящий англичанин, вообще ненавижу этих немцев. Да хоть бы взять историю — ну что они сделали хорошего? Тевтоны никогда не отличались особым умом. Ну, это же надо — за одно столетие развязать две мировые войны! И что! — Истинный англичанин уже почти срывался на крик.

Ему, по всей видимости, хотелось добавить еще несколько пунктов к обвинению немцев как нации, но его прервал Полундра.

— Не наше это дело, святой отец, в истории копаться, а уж тем более выводы делать. Раз так произошло, значит, это должно было случиться, — философски изрек он, — и вы, как человек религиозный, должны это прекрасно понимать.

«Во дает старлей!» — восхищенно подумал Сухомлин, слушая заключения Павлова, способные составить конкуренцию любому проповеднику.

— А если вам здесь так надоело, то почему вы не попытаетесь вернуть на родину? — продолжал офицер. — Неужели здесь настолько необходимо ваше присутствие, да и, возможно, нашлись бы желающие прийти вас заменить…

Священник задумался, затем, отхлебнув еще немного виски, перегнулся через стол к Полундре, будто собираясь поведать тому некую тайну.

— Они не закроют эту церковь. А знаешь почему? — Его речь было уже практически не разобрать, поскольку слова звучали предельно тихо. — А потому, что… я им нужен здесь, в Сомали. Ты думаешь, что, кроме церковных книг, я ничего не знаю? Ты ошибаешься, парень… — Эти слова он произносил у самого уха Полундры, обдавая его сильным перегаром.

«А святой отец неслабо винцом зашибает, — хмыкнул Павлов, — совсем нарезался дядя».

— Я им очень нужен, — загадочно помахал пальцем пьяный в стельку Грант, — ты знаешь, чем я здесь занимаюсь? Я… — С этими словами он пьяно махнул рукой.