Отстрел невест - Андрей Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то ещё?
– Одна просьба: если я вернусь живым с сибирской каторги, можно я его всё-таки убью?
– Можно, – не задумываясь, пообещал я и, пожелав раненому послу скорейшего выздоровления, церемонно откланялся. Пусть пока отдыхает и набирается сил, а вот с его спортивным соперником нам надо будет срочно встретиться. До этого он не давал мне повода для ареста. Честно говоря, и сейчас повод был достаточно зыбкий, но как же хотелось хоть чуточку превысить полномочия…
– Будем брать злодея?
– Надо бы… да только нам нечего ему предъявить. Дуэли не попадают под статью об умышленном убийстве. Тем более если при поединке присутствовало достаточное количество свидетелей. Мы же просто создадим ему ореол мученика, а потом будем вынуждены выпустить под нажимом общественного мнения.
– В шпаге евойной секрет ищи, – помолчав, заявила Яга. – Чую я, есть там какая-то хитрость волшебственная.
– Проверим…
До царского двора добрались быстро. Времени было часов восемь, темно, но царские стрельцы чинить препятствия милиции не станут в любое время суток. Стрелецкие наряды, охранявшие ворота, встретили нас укоризненными взглядами:
– Припозднился ты, сыскной воевода. Ужо иноземцы на пороге государевом друг дружке кровь пущают, а тебя всё нет и нет…
– Сами воспрепятствовать не могли? – резонно поддели мы.
– Воспрепятствуешь тут… Дуэль ведь! Штука, говорят, на благородстве замешенная… Двое дерутся, третий не мешай!
– Ладно, проехали, Горох дома?
– Утешает… – многозначительно ухмыльнулись стрельцы, тыча бердышами в освещённые окна терема.
– Идём, Никитушка, пока беды не случилося, – потянула меня бабка. К её интуиции стоило прислушаться, поэтому мы дружно ускорили шаг. Но далеко не ушли – на первом этаже нас остановила долговязая, умотанная бинтами и тряпками (а значит, о-очень живописная) фигура дьяка Филимона. Судя по его горящим глазам (в оформлении багровых фонарей), победа далась «Святым отцам» нелёгкой ценой.
– Смилуйся, аспид! – надрывая душу жалостливо-бабьим стенанием, начал гражданин Груздев. – Избави волей милицейской мя, грешного, от хоккея твово безбожного! Ибо бьют меня на льду нещадно! Гоняют, аки Господь торгующих из храма, пинками в зад да зуботычинами в перед! Нет мочи моей терпеть сии муки адовы… Бюллетеню давай, змий в погонах!!!
– Отец Кондрат очень высоко отзывался о вашем стиле игры, – попытался прорваться я. – После чемпионата вам наверняка дадут титул «лучшего защитника года» – публика вас любит!
Думского дьяка едва не хватил удар, он взвыл дурным голосом и недвусмысленно оскалил редкие зубы, но Яга решительно заслонила меня грудью:
– Гони его в шею, Никитушка! Будет тут ещё рот разевать… Мало на матче хоккейном норов зловредный показывал? Тока-тока на лёд шагнул, да и обматерил всех, деток малых не устыдившися! Думцы покуда его догнали, две шайбы по воротам пропустили. Семён, боярский сын, ажно плакал в уголке – три раза парень своей клюкой его огрести старался, так не дал же, гад, не порадовал мальчонку! А кто всю площадку перед воротами «Святых отцов» так заплевал, что думцы туда и заходить брезговали?! «Братва, не робей, Филимона клюшкой бей!» Нет тебе моего милицейского сострадания, жлоб! Ещё раз такое на игре устроишь, я тя сама в чурку берёзовую превращу да шайб настругаю!
– Ах, вона вы как… Вам за-ради хоккею и человека божьего не жалко?! Кубок бы царский искали лучше! Ить украли его, совсем украли! Из-под носу милицейского свистнули!
Теперь уже я оттаскивал бабку за воротник от зачуханной жертвы большого хоккея. Но что меня поразило в самое сердце, когда мы добежали до царских палат, – Горох отказался меня принять! Я не поверил сначала… Стрельцы виновато подтвердили. Яга пожала плечами, что-то нехотя буркнула, и у парней ноги приросли к полу. Мы толкнули дверь и решительно шагнули внутрь…
* * *– Так вот, значит, чем мы здесь занимаемся…
– Па-па-асьянс, рас-с-кладываем… – запинаясь не хуже стрельца Заикина, объяснил Горох, пытаясь снять с колен окаменевшую от нашего бестактного визита фройляйн Лидию. Он вообще-то мужик нехилый, но попробуйте отцепить от себя перепуганную девицу, которую хватил столбняк.
– Можете не стряхивать, – понимающе отмахнулся я, – пусть сидит, но нам надо задать вашей… собеседнице пару вопросов.
– Пусть стряхнёт, Никитушка, – шёпотом попросила Яга, – ить глядеть стыдобственно!
– Да бросьте вы, обычное дело, и потом, как мы можем им указывать? Он – царь, она – иностранка. Пусть сидит, мне так даже больше нравится…
– Тады хоть юбку пущай одёрнет, – всё ещё краснея, продолжала уговаривать Яга, – вона ногу усю видно! Как ты вопросы милицейские задавать станешь, ежели она тебе ногой все глаза отведёт?!
– Так уж и все… Бабуля, это ханжество, где вы видите ногу? Один башмачок и носок вязаный до щиколотки…
– Никитка, не спорь! Стыдобственно энто!
– Ага, а когда я на Лялину улицу ходил местных путан разгонять, не стыдобственно было?
– Да что ж ты сравнил хрен с морковкой… Там девки стоят бедовые, гулящие, для бога пропащие! Во рту кольцо держат, сквозь зубки золотом мигнут – мужички блудливые тут как тут, вот они с них своё и возьмут, – распевной скороговоркой зачастила бабка. – А апосля твоей проверки мало не три девицы кольцами поперхнулись… Ко мне за слабительным ходили, на тебя жалились…
– Кхм!.. – неожиданно громко прокашлялся кто-то. Мы с Ягой опомнились, государь для солидности покашлял ещё, выразительным подмигиванием упрашивая меня о помощи. Надо признать, я сразу сообразил, что ему нужно, и мы удвоенными усилиями сняли австроподданную гражданку с царских колен, усадили на лавочку, прислонив спиной к стене.
– А теперь знать изволю, какого такого рожна вы ко мне в покои личные по ночи впереться посмели? – Горох старался изо всех сил, но голос был настолько неуверенный и дрожащий, что вызывал скорее сострадательную улыбку. Хотя хихикать над ним в лицо я бы не стал просто из соображений мужской солидарности. Ну и субординация, разумеется…
– Дело в следующем: не далее как сегодняшним вечером фройляйн Лидия Адольфина Карпоффгаузен послужила причиной дуэли между немецким послом Шпицрутенбергом и австрийским дипломатом Алексом Борром. Кнуту Гамсуновичу не повезло, в настоящий момент он находится на постельном режиме. Долго допрашивать раненого мы не стали, поэтому хотели бы получить всю необходимую информацию из уст непосредственной свидетельницы. Вы не против?
– А на фига мне это? – напряжённо уточнил государь. – Мало ли кто кому в горячке синяков наставит…
– Эти сведения могут вывести нас на заказчика «сдохших канареек», – от души просветил я.
Горох подумал, разгадал мой намёк и царственно кивнул:
– Если девица сия не против, дозволяю – спрашивай!
Описать общий цвет лица принцессы Лидии я не берусь. Слово «красный» слишком банально, а других, более подходящих оттенков я навскидку не назову. В целом, скорее всего, она напоминала сейчас пожарную машину в кружевах и кринолинах. Глаза как фары; грудь двумя колёсами от «КамАЗа», а из-за шиворота тонкие струйки желтоватого пара поднимаются. От волнения, видимо… Впрочем, меня она узнала и приветствовала дружелюбным кивком «сквозь зубы».
– Извините, что заставляю вас вернуться к неприятным воспоминаниям, но из-за чего вспыхнула ссора?
– Он есть обозвать меня! При всех оскорблять этим словом…
– Этим?! – вытаращились я, Яга и даже Горох.
– Этим, этим! – шумно дыша, подтвердила девушка. – Он говорить на меня – «жаба»!
– Не пойму чёй-то… – опешила бабка. – Никитушка, она ить вроде тока что говорила, что он её не жабой, а…
– Делайте скидку на незнание языка! – пристыдил я. – Значит, обозвал вас жабой. Это нехорошо! Мы его обязательно за это накажем… А почему он так вас назвал?
– Не есть знать… – недоумённо развела руками австриячка. – Может, я есть быть на неё похожа, нет?!
– Нет вроде… – внимательно пригляделся царь, и я поддержал его утвердительным киванием.
– Спасибо. Значит, вот так, ни за что ни про что и обозвал? Неужели не побоялся, что кто-нибудь вступится за вашу честь?
– О, я, я! Он так и сказать, что никто не заступить через мою честь! Найн? Наступить на мой честь?!
– А господин немецкий посол? – вкрадчиво спросил я.
– Мой милий, добрий дядюшка… – жалостливо всхлипнула фройляйн Карпоффгаузен, почему-то делая ударение на «ю». – Герр Борр кричать, что «этот старий лис не посмеет ему ничего сказать»! Он кричать «трюс!» и вновь называть меня, оскорблять…
– Вот, опять! – дёрнулась бабка, и мы с Горохом шикнули на неё уже одновременно. В принципе мне всё было ясно. Шпицрутенберга сознательно спровоцировали, поставив его в такие условия, когда отказаться от дуэли он просто не мог. Нет, пережить свой позор он бы ухитрился, но честь дамы… Надо признать, посла завалили совершенно профессионально. Зачем? Хороший вопрос, мне тоже интересно…
