Зора (СИ) - Mazurenko

величию самостоятельно. Как же стремительно всё рухнуло вниз! Кто бы мог подумать, что адепты бледного пламени, которые отринули жизнь, так легко могут вовлечься в эти жизненные дела?! Возникало такое ощущение, будто бы на протяжении всего периода существования чёрной башни её учителя, мастера и глава только лишь делали вид, что отрешились от жизни. Осознание этого ещё сильнее укрепило решимость Константине следовать по пути, ведущей ко тьме. Из-за этого он перестал вообще разговаривать с кем-либо, начал избегать контакта с другими некромантами, чтобы не участвовать в пустословии. Он стал чаще покидать свою обитель и бродить по Игской роще и пустошам Акхалла. А со временем так вовсе перестал появляться в чёрной башне, бродя в её окрестностях. Лишь изредка он возвращался в обитель чернокнижников, но, поняв, что атмосфера там не стала спокойнее, уходил. Такой образ жизни позволил ему перестать бояться существ, порождённых Моратом. Он чувствовал, что сущность смерти, которая укоренилась в нём после того, как всё-таки сумел зажечь в своей ладони пламя смерти, сроднила его со всеми кошмарными существами, так что даже тени Мората — самые опасные из них — не были ему страшны. Наконец-то он смог повидаться с этими странными существами, которые претерпели полное разложение и обратились самыми настоящими зерами. Какая сила поддерживала их существование, Константин понять не смог. Но это был, конечно же, не зелёный дух смерти. И всё же свободно бродить по этим самым пустошам он не мог, потому что иногда ему попадались такие тени, которые были не рады его присутствию. Конечно, тёмные сгустки неведомых сущностей не говорили ему об это прямо, однако близость к их природе позволяла некроманту понимать их намерения. И эти самые тени были не всегда рады его видеть. Константин понимал, что всё это из-за его неоконченного обучения. Как только он познает полное величие зразе, то и сущность его станет ещё более приближенной к этим теням. Тогда он сможет, подобно другим мастерам зразе, безо всяких опасений ступать в пустоши Акхалла. От осознания этого Константин стремился к своему совершенству ещё сильнее.

Ещё он бродил близ хребта Шина. Некромант видел, как громоздкие кондоры перелетают с вершины на вершину, как кружат над Игской рощей, как иногда садятся где-нибудь близ Могильного леса, но ни одна из птиц никогда не приближалась к некроманту.

Корлы пролетали один за другим, а сдвигов в познании магии смерти он не видел. Всякий раз одинокий некромант возвращался к душе Овэйлы и старался сделать прорыв в мастерстве управления зелёным духом. Он помнил, как в попытке вернуть ей жизнь стал сильнее, раскрыл в себе таинство смешения лунного света и зелёного потока эфира в магию смерти. Это воспоминание поддерживало в нём стремление продолжать попытки покорить зелёное пламя своей воле и научиться с его помощью поднимать мёртвых. Увы, сделать это самостоятельно было невозможно. Тут нужна была рука учителя. И с каждым корлом Константин понимал это всё отчётливее и отчётливее. Изредка он наберётся терпения и вернётся в тёмный оплот, чтобы узнать, не изменилась там обстановка к лучшему. И с каждым новым посещением он видел, как дебаты занимали всё меньше места в разговорах некромантов, пока вовсе не сошли на нет, пока от разговоров о правах и законах больше не осталось никакого упоминания. Однако общение с Вадимом показывало, что мышление адептов смерти так и не пришло в порядок. Его слова продолжали быть быстрыми, а мимика лица показывала, что он возвращается к жизни. Это всё мешало, очень мешало ученику принимать его как учителя. Он отдалился от идеала некроманта. Более того, теперь даже Константин на его фоне казался учителем магии смерти. И ученик уходил, чтобы снова побыть наедине со своими мыслями и продолжать взращивать в себе тёмную сущность, которая роднит его с обитателями рощи и пустоши. Да, чудовища, порождённые этой неведомой силой, этим непонятным Моратом, стали для него эталоном. Он равнялся на них, а не на тех, кто продолжают называть себя адептами смерти, хотя давно перестали быть таковыми. Так он истратил очень много корлов. Но больше никаких сдвигов не было: величие не возвращалось в чёрную башню, мастерство осталось на месте. Кажется, Вадиму вообще не было никакого дела до того, приходит к нему его ученик или нет, растёт он над собой или остаётся на том же уровне. Когда Константин просит его о наставлении, тот начинает расспрашивать, где он остановился. А, узнав это из-за того, что это сказал сам ученик, а не из-за того, что он сумел разглядеть это всепрозревающим взором, как ни в чём не бывало, продолжал рассказывать. Будущий некромант пытался слушать его, но не мог. Сущность жизни, что была ощутима в каждом его слове и в каждом его взгляде, перечёркивало всё это. Константин каждый раз задавался вопросом: «Как он, став воплощением жизни, может так легко говорить о смерти?» Всякий раз у него возникало ощущение, что Вадим его обманывает. Так что со временем он совсем позабыл дорогу в чёрную башню, окончательно став одиноким скитальцем. И маска алхимика стала неотъемлемой частью его образа. Кинжал всегда висел на поясе. Ведь если друг случится какое-нибудь нападение, всё же лучше встретить врага хоть с чем-то в руке, нежели с пустыми руками. Зелёное пламя, как и говорили некроманты, было опасным оружием, однако по той причине, что он не умел управлять им, сражаться или защищаться при помощи него было невозможно. Однако у мрачного чародея была ещё одна особенность, которую нельзя было сбрасывать со счетов — его бессмертная сущность. Благодаря ей он мог не страшиться чудовищ и животных. Первые считали его своим. Вторые бежали от его сущности. Так что бояться ученику нужно было сильных теней Мората и, собственно, людей, которые не могли ощущать его пугающую сущность.

И вот все деревни и города наполнились слухами о неразговорчивом одиночке в маске. Первые корлы люди начали сочинять всякие легенды про него, якобы это безликий мститель, который ищет тех, кто обращается несправедливо с другими людьми. Было также мнение, что это — знаменитый архимаг, который по легендам должен был явиться и очистить мир от зла и скверны. Третьи считали его просто шарлатаном, который выдаёт себя за первого или второго, лишь бы за ним пошли люди. Но на самом деле Константин скрывал за своей маской бледность и мрачность своего лица, ведь некромантов и всех, кто связан со смертью, теперь презирают. Он хотел вернуться в Эт’сидиан, чтобы повидаться с личепоклонниками и