Моя Чалдонка - Оскар Хавкин

— Она еще, может, придет! — сказала Лиза и снова пронзила Володю взглядом.

— Ну, ну, тогда накрывайте стол, — сказал дяди Яша, но не сразу ушел на кухню: постоял несколько секунд с застывшей в руках шумовкой.

Весело сдвигали стол к старому сундуку, расставляли тарелки, раскладывали ложки, вилки. Дядя Яша торжественно водрузил кастрюлю на круглую подставку. Рядом с кастрюлей появился поднос, прикрытый салфеткой. Под салфеткой оказалось восемь маленьких серебряных стаканчиков.

— Ну что же, чалдоны, рассаживайтесь… Сбегай-ка, Вениамин, в сенцы, захвати бутылочку, в уголочке стоит — синяя, засургученная, — и заодно баночку с грибами.

Ерема выбрал место возле Лизы.

— А что, Сеня тоже ушел на драгу? — спросил он будто между прочим.

— А тебе, Любушкин, лучше знать! — вздернула Лиза острый носик.

— Никогда толком не ответишь!

Веня вернулся быстро — школьники не успели рассесться. Вместе с Веней проскользнул в комнату и Чернобоб. Поджав свою метелку, он проворно забрался под Венину кровать. Веня подал дяде запечатанную сургучом бутыль и быстренько уселся на сундуке рядом с Володей.

— Это, значит, настоечка — голубиковая. — Дядя Яша откупорил бутылку и наполнил крохотные конические стаканчики. — Помаленьку, ради праздника. Уж только родителям не говорите, не выдавайте старика. Так, а где же грибочки?

— Грибочки? А я искал, дядя Яша… нету!

— Как же нету? Высокая банка, сверху марлей повязана. Плохо ты искал. Уж я сам. — И он застучал было деревяшкой.

— Да нету же, не ищите, — поспешно сказал Веня. — Я все осмотрел.

— Что ж, коза слизала, что ли?

— Н-не знаю. — Веня посмотрел на смоляную острую мордочку, высовывавшуюся из-за коврика. — Это, может, Чернобоб? — Он осмелел и, размахивая руками, заговорил, обращаясь к товарищам: — Он знаете как маринованные грузди любит! И капусту. Ого! Больше мяса.

— Ах ты, бес этакий! Пошел отсюдова!

Чернобоб, повизгивая, бросился вон из комнаты.

Дядя Яша уселся в деревянное кресло с соломенным сиденьем и стал разливать суп в плывущие к нему со всех сторон тарелки.

— То-то я смотрю — капуста в кадушке поубавилась, — говорил старый Отмахов, поглядывая на Веню. — И как это он ее, мерзлую, выковыривает? Лапами, что ли? Ну, а с грибами совсем потеха: пес-то их вместе с банкой слопал. И марлю сжевал… Ох, и прожора этот Чернобоб! Говорю, нельзя в дом пускать.

Что Ерема хохотал, а Римма и Лиза смеялись до слез, в этом ничего удивительного не было: они же ничего не знали, а вот что Веня подхихикивал, было непонятно. Радоваться нечему! Эта кукла Тамара, видать, о чем-то догадывается, и дядя Яша не зря насчет пропажи говорит: теперь Димин план в опасности.

А дядя Яша привстал, опираясь на стол, и вознес свою стопочку:

— Что ж, ребятня, за победу над врагом, за возвращение отцов ваших. — Он подумал: — Больше наливать не буду, а потому уж сразу и за Любовь Васильевну, что сейчас геройски на драге работает, за тружеников тыла. Ура!

Шесть голосов дружно подхватили «ура», и седьмой голосок донесся от дверей, когда за столом уже умолкли:

— Ура! Ура!

Это кричал младший Карякин. Его держала за руку девочка в длинной, не по росту, телогрейке.

— Валерик! Нина!

«Все-таки пришла!» — подумал Володя.

— Ну вот, и вся дровяная бригада собралась, — объявил дядя Яша. — Вот вам похлебка, а вот еще кое-что. Догоняйте! Ветром-то, видать, как следует просвистало!

— Это что — компот? — спросил Валерик, заглядывая на дно стаканчика.

— Можно сказать, вроде компота, — ответил дядя Яша.

— У, нам в садике по целому стакану дают! — Валерик выпил, выпятил губы: — Ух, сладко! Не, такой компот тетя Феня нам не давала.

Дядя Яша рассмеялся:

— Этот «компот» очень уважал мой отставной казак из Бейтоновки, у которого я ученье проходил. Еще покрепче любил… Зато уж нас, детей, любил, как я эту принадлежность.

Дядя Яша звонко щелкнул твердым, как ореховая скорлупа, ногтем по своей деревяшке.

— Школа, думаете, такая была, как на площади, — под железной крышей? Изба голая, а посреди печь. По обе стороны печи — два «класса»: перваки и старшенькие. Казак наш, водки накушавшись, на печке лежит и в обе стороны команду подает; с печи, значит, нашим образованием руководит. Наскучит ему умственная работа, привстанет да как гаркнет: «Кто там — Яшка да Ивашка, лети стрелой за святой водой!» Это он так ханшин называл. Ну и бежишь, высунув язык, на ту сторону, в китайскую лавочку за китайской водкой.

— На ту сторону? — удивился Володя.

— Я тогда на Амуре жил. Против Бейтоновки китайский городок был — Цяо-Цзян.

Рассказывая, дядя Яша все подкладывал на овальное блюдо пышные, золотистые шанежки. Синюю кастрюлю сменила сковородка с жареной козулятиной, противни с песочным печеньем. Он угощал и приговаривал: «Ешьте, это все самозаготовки».

— Самозаготовки! — шепнула Римма Лизе. Сколько масла и муки ушло!

— И сахара, — ответила Лиза. — Наверное, весь месячный паек. — И шепотом спросила: — И что это дядя Яша все в ограду выходит? Все беспокоится о чем-то!

— Дядя Яша, — неожиданно спросил Веня, — а что казак-то, учитель твой, жив сейчас?

— А на что он тебе? — ответил из кухни Яков Лукьянович. — Понравилась тебе его наука?

— Что вы, дядя Яша! — быстро сказала Лиза. — Вене все равно, где учиться, лишь бы не учиться.

— Вот оно как! — Дядя Яша вошел в комнату. — Да… Сивер-то, ребята, какой взыграл! Словно как в сказке великан одну ноздрю зажал, а в другую дует. Того и гляди, сопки снесет. — Он сел на сундук. — Что ж это, Вениамин, про тебя говорят? Придется сейчас допрос учинить. Расскажи про отметки.

— Дядя Яша! — тоненько-тоненько сказал Веня. — Тогда у всех спроси. По алфавиту надо: к-л-м-н-о-п-р-с-т…

— Тихо. Знаю алфавит. Вызываю на «О»: Отмахов Вениамин.

Веня заерзал, завертелся:

— По физкультуре — пять, по рисованию — пять.

Он замолчал. Больше пятерок у него не было.

— По ботанике — четыре. Я еще опыты ставил и по корням сочинение писал.

— Ясно. Про ботанику хватит.

— По литературному чтению — три, по географии — три. — Веня торопился и глотал слова. — По истории, — он вдруг обрадовался, — ага, по истории три с плюсом.

— С плюсом? — переспросил Яков Лукьянович.

— Сам видел! Мария Максимовна в журнале плюсик поставила, мал-люсенький, совсем незаметный, карандашом.

— Плюсик? — опять переспросил дядя Яша. — За что? За то, что Перикл в кино ходил? По русскому-то что у тебя да по арифметике?

Веня уныло посмотрел на товарищей.

— Двойки у меня, — проговорил он еле слышно, — и по немецкому двойка…

— Так, — помолчав, сказал старый Отмахов и поднялся с сундука: — С праздником вас, Яков Лукьяныч!.. Ну ладно, вы хозяйничайте, а я на кухне покурю.

Чай был допит в полном молчании. Немножко стало веселее, когда занялись посудой. Нина и Римма принесли из кухни таз с водой, мочалку.

— Сначала чайную, потом обеденную, — сказала Нина. — Девочки моют, мальчики вытирают. Кто хочет, — добавила она.

На Володю Нина так и не посмотрела ни разу.

Дима немедленно отошел в угол, к сундуку, и стал разглядывать охотничье снаряжение дяди Яши. Гремели в тазах чашки, тарелки, звенели ложки и ножи, а Дима думал о том, где бы он был сейчас, если бы…

— Вот уж Дима никогда не поможет! — сказала Римма. — Просто даже нехорошо!

— Он вообще сегодня скучный. — Лиза показала свои остренькие, щербатые зубки. — Как же, еще воскресенье пропустили — жалко!

И загремела от удовольствия посудой.

— Ой, — схватился за ногу Володя. — Ты что, Веня, одурел, шумовкой кидаться! Косточку отбил!

— Да я нечаянно… уронил! — Маленький Отмахов в испуге переводил глаза с Володи на Диму. «Вот это номер! Лизка-то, слышите, что говорит!»

Но Дима сидел себе на сундуке, перебирая пальцами патронташ дяди Яши и пренебрежительно усмехаясь, а глаза ушли в узкие щелочки. «Значит, и Лиза прослышала».

— Всегда ты, Лизка, ерунду мелешь, — сказал он спокойно. — Краем уха услышишь, и пошла, и пошла! Язык у тебя ходуном ходит!

— «Ерунду? Ходуном?» — Лизка уперла мокрые руки в бока и взглянула на Любушкина. — А ты, Ерема, уже гоготать собрался. А хочешь, про тебя скажу? Ты все на драгу к Сене бегаешь. Что, неправда?

— Ну и что, ну и правда! — пробормотал Ерема.

— Комбинезон завел, резиновые сапоги, даже шляпу, как у Сени. Скажешь, вру?

— Да это же все отцовское! — Ерема с такой силой тер полотенцем большое синее блюдо, что Веня ожидал: вот-вот в блюде появится дырка. — И не собираюсь скрывать: все равно драгером буду. Сеня обещал выучить.

— Вот! — торжествовала Лиза. — От меня не скроешь! А кто узнал, что дяде Яше дрова возят? Я! А кто первый увидел, как Веня и Володя с тюками тащились? Я! Веня так пыхтел — я сначала подумала, что это эшелон на разъезде.