Черная книга - Орхан Памук

За завтраком он осознал, почему испарился оптимизм, с которым он садился за письменный стол: после восьми часов чтения его представление о Джеляле в корне переменилось; таким образом, он и сам словно бы стал другим. Еще совсем недавно он верил в мир, простодушно думал, что, усердно работая, он разгадает главную тайну, которую этот мир прячет от него, и ему совершенно не хотелось быть кем-то другим. Но внезапно статьи и все предметы в этой комнате, которую он, казалось, так хорошо знал, превратились в непонятные объекты неведомого непостижимого мира, и Галипу захотелось лишь одного: избавиться от человека внутри себя, так безнадежно смотрящего на мир, он жаждал стать другим. Когда он начал читать некоторые воспоминания Джеляля, чтобы ухватить нити, которые помогут ему лучше раскрыть отношение Джеляля к Мев-ляне и ордену мевлеви , в городе наступило время ужина, из окон домов с телевизионных экранов на улицу Тешвикие полился голубой свет.

Джеляль интересовался орденом мевлеви не только потому, что эту тему страстно любили читатели, но и потому, что к этому ордену принадлежал его отчим. Мать Джеляля была вынуждена развестись с дядей Мелихом, долго не возвращавшимся из Европы и Северной Африки, и, не в состоянии прокормить себя и сына шитьем, вышла замуж за человека, посещавшего мевлевийскую обитель на окраине района Явуз Султан, недалеко от оставшегося с византийских времен водохранилища; Галип узнал об этом из статьи Джеляля, в которой тот с возмущением светского человека и вольтерьянской насмешкой описывал «гнусавого сутулого адвоката», посещающего тайные сборища.

Читая статью Джеляля, в которой тот вспоминал о днях, что он провел в пахнущей клеем и бумагой мастерекой переплетчика, где работал после ухода из кинотеатра «Шех-задебаши», Галип наткнулся на слова, казалось относящиеся к нему. Это была расхожая фраза, которую произносили все журналисты, вспоминая о своем горьком или счастливом детстве: «Я читал все, что попадало мне в руки». Это относилось не к Джелялю тех лет, когда он работал у переплетчика, а к Галипу, который читал все написанное Джеля-лем и о Джеляле, что попадало ему в руки.

До самой полуночи, до выхода из квартиры, Галип все время думал об этой фразе, он воспринял ее как подтверждение того, что Джеляль знал, чем он тогда занимался. И с этой точки зрения неделя его поисков показалась ему уже не попыткой найти Рюйю, а частью игры, которую затеял с ним Джеляль (а возможно, и Рюйя).

В полночь ему захотелось поскорее выбраться отсюда не только потому-что от напряженного чтения невыносимо болели глаза, но и потому, что на кухне он не нашел никакой еды. Он вынул из шкафа у двери и надел темно-синее пальто Джеляля: если привратник Исмаил и его жена Камер еще не спят, увидев сонными глазами ноги и это пальто, они решат, что вышел Джеляль. Не зажигая света, он спустился по лестнице: в низком окошке привратника, выходящем на входную дверь, света не было. Так как у него был ключ только от квартиры, парадное он не закрыл, а только прикрыл дверь. Ступив на тротуар, он вдруг почувствовал страх: сейчас из темноты выйдет человек, звонивший по телефону, о котором он старался не думать все это время. Он представил, 4fо в руках этого человека, который, как он догадывался, не будет незнакомым, окажется не папка с документами, подтверждающими подготовку нового военного переворота, а что-то гораздо более ужасное, например орудие убийства; но на улице никого не было. Он не мог избавиться от чувства, что человек, звонивший по телефону, будет следить за его передвижениями по улицам. Нет, он не ставил себя ни на чье место. «Я все вижу так, как есть», — подумал он, проходя мимо полицейского участка.

Он долго шел по улицам; по мостовым текли, смешиваясь с тающим снегом и издавая печальные звуки, потоки воды, вырывавшиеся из водосточных труб; он шел под каштанами, тополями и чинарами, прислушиваясь к своим шагам и шуму, доносящемуся из кофеен; добравшись до Каракея, он насытился, съев курицу, суп и кадаиф1, купил фрукты, хлеб и сыр и вернулся в дом Шехрикальп.

Загадки на лицах

Обычно людей различают по лицам.

Когда Галип садился за стол, заваленный газетными вырезками, настроение у него не было столь оптимистичным, как вчера утром. Он включил телефон, вспомнил телефонный разговор с человеком, который называл себя Махиром Икинджи. Слова человека о «сундучном убийстве» и военном перевороте заставили Галипа вспомнить о некоторых статьях Джеляля. Он вытащил их из коробки, прочитал внимательно и вспомнил некоторые статьи и отдельные места в статьях Джеляля, где говорилось о разных Махди. Отыскивать эти места, разбросанные по разным статьям, пришлось долго. Галип устал, будто провел за столом целый рабочий день.

Когда в начале шестидесятых годов Джеляль в своих статьях приветствовал военный переворот, он, видимо, помнил слова Мевляны: писатель, желающий внушить читательской массе какую-то идею, должен поднять ее из глубин читательской памяти, как обломки потерпевшего крушение галеона, веками лежащие на дне Черного моря! Читая то, что написал Джеляль на основе исторических источников, Галип, как хороший читатель, ждал, что придут в движение глубинные пласты его памяти, но оживилось только воображение.

Он читал о том, как двенадцатый имам запугал на Капалычарши ювелиров, пользующихся неверными весами; о том, как сын шейха, вошедший в «Историю» Силяхтара (Силяхтар Мехмет Ага (1658-1724) — турецкий историк и писатель), объявленный своим отцом Махди, с помощью курдских пастухов и кузнецов захватывал крепости; о том, как помощник посудомойки увидел во сне Мухаммеда, сидящего на заднем сиденье белого открытого «кадиллака», едущего по грязным мостовым Бейоглу, и после этого объявил себя Махди, чтобы поднять проституток, цыган, карманников, несчастных, бездомных, детей, торгующих сигаретами, и чистильщиков обуви против бандитов и негодяев; Галип отчетливо видел цвет прочитанного: это был цвет красной черепицы и померанцевого рассвета его собственной жизни и мечтаний. Некоторые тексты оживляли в его памяти картинки прошлого: читая, например, о Лжемехмете Ав-джи, который объявил себя наследником, потом падишахом, а потом и пророком, он вспомнил, как однажды вечером Рюйя сонно улыбалась, а Джеляль рассуждал о том, что нужно, чтобы написать статью «под Джеляля» (это может сделать тот, кто сумеет пользоваться моей памятью, сказал он тогда). Вспомнив это, Галип вдруг испугался, почувствовал, что его вовлекают в игру, грозящую смертью.

Тут зазвонил телефон, и, конеч но, звонил тот же человек.

—Я рад, что вы включили телефон, Джеляль-бей! — сказал знакомый голос человека средних лет. — Я даже думать не хочу, что ты можешь быть не в городе, не в стране в такие дни, когда в любой миг может произойти непоправимое.

— До какой страницы справочника ты дошел?

—Я усиленно занимаюсь этим, но дело идет медленнее, чем я предполагал. Часами глядя на цифры, человек начинает задумываться о вещах, о которых раньше не думал. Я начал замечать в цифрах волшебные формулы, определенный порядок, повторение комбинаций. И моя работа идет не так быстро.

— А лица видишь?

— Да, но лица появляются в результате сочетаний некоторых цифр. Цифры не всегда разговаривают, иногда они молчат. Иногда я слышу, как мне что-то шепчут четверки, шагая одна задругой. Выстраиваются по две, удваиваются, распределяются симметрично по клеткам, и смотришь-вышло шестнадцать. А на освобожденные ими места вступают семерки, и они тоже нашептывают что-то свое. Наверно, это случайные глупые совпадения, но разве Тимур, сын Йылдырыма, имеющий телефонный номер 140-22-40, не заставит тебя вспомнить анкарскую битву 1402 года (Битва турецкого султана Баязида I с монгольским правителем Тимуром (Тамерланом), состоявшаяся 28 июля 1402 г), а заодно и то, что Йылдырым, победив варвара Тимура, взял к себе в гарем его жену? Справочник сросся со всей нашей историей, со Стамбулом! Мне это интересно, я медленно переворачиваю страницы, но в конце концов доберусь до тебя, так как знаю, что только ты можешь остановить самый опасный заговор. Только ты, Джеллль-бей, можешь остановить этот военный переворот, потому что ты натянул тетиву лука, стрела которого привела его в движение!

— Почему?

— Когда мы разговаривали в прошлый раз, я не сказал, что они напрасно верили в Махди, ждали Его. Их всего горстка, этих военных, но они прочитали некоторые старые рукописи. Причем прочитали с верой, как я. Вспомни свои статьи начала ) 961 года, просмотри статью-подражание «Великому инквизитору», посмотри конец статьи, где ты насмехаешься, глядя на идиллическое изображение семейного счастья на лотерейных билетах (мать вяжет, отец читает газету — возможно, твою статью, сын делает уроки, бабушка и кошка дремлют у печки. Если все счастливы, если все семьи такие же, как моя, почему тогда продается так много лотерейных билетов?). Перечитай свои тогдашние статьи о кино. Почему ты так издевался над отечественными фильмами? Почему, когда ты смотрел эти фильмы, рассказывающие нам о нас, на которые ходило так много людей, ты видел только флаконы одеколона, стоящие на комоде рядом с кроватью, фотографии, выставленные на подернутом паутиной пианино, на котором никто не играет, открытки, воткнутые по краям зеркала, фигурки спящих собак на радиоприемнике?