Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем один из наиболее авторитетных специалистов по истории советской экономики — профессор Г. И. Ханин — в своем известном трехтомнике пишет о том, что «внимательное ознакомление с содержанием принятых на этом Пленуме решений относительно изменения порядка планирования и экономического стимулирования промышленного производства показывает, что привычный термин «реформа» для них был слишком сильным. Никаких существенных изменений в экономическую систему эти решения не внесли, и в сущности они очень напоминали проведенные в конце 1950-х годов в некоторых восточно-европейских странах меры по децентрализации экономики, которые быстро показали там свою неэффективность и вредность»[263].
Тем не менее, по мнению большинства современных авторов, которые стоят на устоявшей терминологической основе, на начальном этапе преобразований ставились три важнейших задачи:
— ключевой задачей стал переход от традиционных административных методов хозяйствования к экономической модели управления путем существенного усиления роли и воздействия так называемых «стоимостных инструментов экономической политики», в частности цены, прибыли, кредитов, процентов, премий и т. д. В этой связи под новую реформу подводилась целая теоретическая база, смысл которой состоял в признании товарной природы социализма и ключевых интегральных показателей экономической эффективности предприятий — прибыли и рентабельности;
— другой важнейшей задачей новой экономической реформы стало усиление оперативно-хозяйственной самостоятельности промышленных предприятий, что предусматривало существенное сокращение централизованно спускаемых плановых показателей. Адресное директивное планирование не устранялось, однако резко сокращалось с 30 до 9 показателей, среди которых сохранялись только показатели выпуска важнейших видов продукции и объема реализации этой продукции в оптовых ценах; фонда заработной платы; общей нормы прибыли, платежей в госбюджет и ассигнований из бюджета; рентабельности основных и оборотных средств, в том числе по объему централизованных капиталовложений и ввода в действие новых производственных мощностей; снабжению, то есть объему поставок, распределяемых структурами Госснаба СССР; производительности труда и себестоимости продукции. При этом выполнение Госплана теперь выражалось не в валовых показателях, а в объеме реализованной продукции. В результате этого промышленные предприятия страны впервые получили небывалую «свободу рук», поскольку отныне они могли самостоятельно, без утверждения в своих министерствах, планировать темпы роста производительности труда, снижения себестоимости продукции, устанавливать величину средней заработной платы своих сотрудников и т. д.;
— наконец, третья задача заключалась в переводе промышленных предприятий на полный хозяйственный расчет, что предполагало существенное усиление экономических стимулов в их управлении. С этой целью для всех предприятий устанавливались долговременные экономические нормативы и налоговые платежи, определяющие их взаимоотношения с государственными органами, прежде всего с их министерствами и ведомствами: плата за фонды, рентные платежи, нормативы фондов развития и экономического стимулирования и т. д. Отныне часть прибыли предприятий должна была оставаться в полном их распоряжении, за счет чего они получали возможность формировать целый ряд собственных фондов, в частности развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства и ряд других.
Через неделю все указанные позиции были тщательно и детально расписаны в «Положении о социалистическом государственном производственном предприятии», которое было утверждено Постановлением Совета Министров СССР № 731 от 4 октября 1965 года за подписью А. Н. Косыгина. В данном нормативном акте, состоящем из 6 разделов и 111 статей, довольно подробно прописывались не только общие, имущественно-правовые и производственно-хозяйственные положения и порядок управления предприятиями, но и все их права в области планирования, капитального строительства и капитального ремонта, совершенствования техники и технологии производства, финансов, материально-технического снабжения и сбыта и вопросах труда и заработной платы[264].
Принципиальным новшеством этого «Положения» стало создание трех новых фондов экономического стимулирования для усиления материальной заинтересованности сотрудников в выполнении всех плановых заданий: 1) фонда материального поощрения, 2) фонда развития производства и 3) фонда социально-культурного и жилищного строительства, которые формировались в процентах от фонда заработной платы за счет увеличения реализованной продукции и превышения уровня рентабельности по сравнению с плановым заданием. Тем самым роль прибыли, которая ранее имела исключительно учетную функцию, резко возросла, и предприятиям была предоставлена оперативно-хозяйственная самостоятельность на принципах хозрасчета: окупаемости, рентабельности, материальной заинтересованности и ответственности за достигнутые результаты, но в условиях довольно жесткого денежного контроля со стороны государственных органов за использованием материальных, финансовых и трудовых ресурсов.
Поскольку все эти новшества как бы повышали роль «рыночных» категорий, таких как прибыль, рентабельность и кредит, и, напротив, сокращали число директивных обобщающих (именно обобщающих) показателей, то многим экономистам, в том числе и за рубежом, показалось, что советская экономика сделала существенный шаг на пути «либерманизации». Однако, как считает тот же Г. И. Ханин, анализ «данных мероприятий, а тем более анализ практики их осуществления показал, что многие из них «носили чисто внешний, поверхностный, во многом показной характер, ничего общего с рыночной экономикой не имевший». Как и в прежние времена, сохранялись все «основы командной экономики: директивное установление величины всех показателей, оптовых и розничных цен, уровней оплаты труда, процентов за кредит и т. д. Такие поверхностные изменения трудно назвать «реформой», тем более что даже на фоне «малоуспешных реформ» в ряде соцстран «советские выглядели особенно куцыми»[265]. Сам профессор Г. И. Ханин высказал по этому поводу «свою гипотезу», которая состояла в том, что:
— во-первых, «те, кто готовил проект реформы, и не собирались производить серьезных изменений в хозяйственном механизме, им было указано учесть научную критику, и они ее учли самым простым… и неопасным для системы способом, введя некоторые предлагавшиеся учеными показатели, лишив их реального позитивного содержания. Вероятно, кое-кто из авторов рассчитывал таким образом скомпрометировать новые идеи», что у них и получилось;
— во-вторых, у высших руководителей страны «не хватило ни квалификации, ни ума, чтобы все эти намерения обнаружить и предотвратить», а «снижение интеллектуального уровня государственного руководства к этому времени стало уже очевидным». Хотя, справедливости ради следует отметить, что настороженное отношение к косыгинской реформе все же высказывали ряд членов Президиума ЦК, в частности Л. И. Брежнев и Н. В. Подгорный. Однако сам уровень их критики
