Анатолий Папанов: так хочется пожить… Воспоминания об отце - Елена Анатольевна Папанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец и Мережко – люди с большим чувством юмора, поэтому за столом скучать не приходилось: одни шутки сменялись другими. Если отец звонил своему другу по телефону, то разговор начинался одной и той же фразой. Пониженным голосом папа вещал: «Здорово, Витюха! Как дела? Водку пьянствуешь?» Разговаривали подолгу. Однажды Мережко рассказал такую историю. По какому-то поводу засиделись они в ресторане, хотя папа тогда уже не пил. Время было позднее. И они решили возвращаться домой на метро. Заходят. Папа предъявляет удостоверение инвалида Великой Отечественной войны, дающее право бесплатного проезда, и проходит. Затем он показывает на Мережко и говорит: «А этот со мной!». Пока контролер, обалдев, открывал и закрывал рот, Мережко беспрепятственно прошел «на халяву». Оба долго смеялись, как им удалось сэкономить пятачок (проезд стоил 5 копеек). Однажды Мережко дал отцу прочитать свою только что написанную пьесу. Папе она не понравилась, и он сказал: «Я должен честно объяснить свое мнение, сказать, как есть». Он не мог лгать. Насколько помню, разговор был по телефону и очень долгим. После этого разговора отношения между ними стали прохладнее. Во всяком случае мне так показалось.
Еще у папы сохранились два друга детства, с которыми он изредка перезванивался. Оба были художниками. После папиной смерти один из них подарил мне несколько своих работ. Еще в молодости, до войны, он написал портрет отца. Многие годы эта картина провисела в комнате папиных родителей. После их смерти мама взяла портрет домой и поставила за шкаф, потому что с годами он испортился и требовал реставрации. Но родителям некогда было этим заняться. И вот после папиной смерти художник отреставрировал свою юношескую работу. На портрете изображен молодой человек с пышной шевелюрой. Юноша спокойно сидит в кресле и смотрит вдаль. Трудно узнать в этом худощавом парнишке, одетом в темно-синий костюм и такой же галстук, Анатолия Папанова, к образу которого все так привыкли.
Приятельствовал отец с Евгением Павловичем Леоновым и Юрием Владимировичем Никулиным. Юрий Никулин жил недалеко от нас, через дорогу, в том самом доме, где обитал главный режиссер Театра сатиры Валентин Николаевич Плучек. Папа с Никулиным часто вместе выгуливали собак. У нас был спаниель Тимошка. Как я уже рассказывала, его подарил нам после съемок «Белорусского вокзала» Евгений Павлович Леонов. Папа был с ним в хороших отношениях и раньше. Но на съемках этого фильма они очень сблизились. Там была очень дружная группа: Сафонов, Глазырин, Нина Ургант… Все они были одного возраста, каждого так или иначе коснулась война. Папа рассказывал, что работалось в этой картине очень легко, и на съемочной площадке царила атмосфера взаимопонимания и дружелюбия.
Но напомню про Тимошу. Как-то прихожу из школы домой и застаю папу и Леонова на кухне за чаем. Папа мне говорит, что Евгений Павлович предлагает нам щенка, который родился от их кобеля – настоящего русского спаниеля – и полагался им за вязку. Я мечтала о собаке и стала просить отца не отказываться от этого подарка. На следующий день папа принес маленький шелковый серо-черный комочек с длинными черными ушками, который сразу же сделал лужу в кухне на линолеуме. Тимошу мы все обожали. Папа почему-то считал, что наш пес «колбасинской» породы. Видимо это ценная разновидность русских спаниелей. Он прожил в нашей семье около 18 лет и умер своей смертью на даче, где мы его и похоронили. Теперь там у нас целое собачье кладбище, но об этом отдельно…
Из-за переезда к родителям мне пришлось поменять место учебы. Я поступила в восьмой класс школы № 112, что находится на улице Остужева. Эту школу порекомендовали моим родителям как одну из лучших в Москве. Директором нашим был Борис Семенович Лагун – маленький седой человек. Он был не только замечательным педагогом, но и отличным организатором. Очень много сделал для школы – при нем она получила статус лучшей общеобразовательной школы столицы, хотя была простой, неспециализированной. Но у нас был лингафонный кабинет, что тогда являлось привилегией только редких спецшкол с изучением иностранных языков. Была своя радиостанция с настоящей профессиональной студией, которая ежедневно выпускала радиопередачи. Возглавлял это чудо техники преподаватель английского языка Григорий Яковлевич Дорф. Ребята работали и дикторами, и журналистами, и операторами звукозаписи. В конце учебного года мы проходили практику в ГДРЗ (Государственном доме радиозвукозаписи) на улице Качалова – знаменитом учреждении, знакомом всем людям искусства… После такой практики я получила квалификацию оператора звукозаписи 10 разряда. Это удостоверение до сих пор хранится у меня дома.
В то время, когда мы учились, в школе начали строить бассейн, но, к сожалению, наш выпуск его так и не дождался – закончили его гораздо позже. С большой благодарностью вспоминаю своих педагогов: классного руководителя и учителя истории Ольгу Владимировну Костину, педагога по русскому языку и литературе Марию Георгиевну Блехман, которая привила мне любовь к поэзии. До сих пор помню стихи, которые учили на ее уроках. Уже забыла многие правила правописания, но пишу практически без ошибок. С большой любовью вспоминаю учителя по физкультуре Семена Ароновича. А о Григории Яковлевиче Дорфе я уже писала… И по сей день в школе работает ребячья радиостанция, которую он основал.
Каждый год 1 декабря мы собираемся с моими одноклассниками. Но, к сожалению, некоторые уже ушли из этой жизни. Нет Валеры Ефанова, Саши Попова, Саши Грудинина… О последнем мне особенно больно вспоминать, потому что нас связывали дружеские отношения, перешедшие в первую любовь… Впрочем, что такое школьная любовь? Это такое чистое и светлое воспоминание, и непонятно, кто там в кого был больше влюблен, и кто кого дергал за косички, и кто кому дерзил….
Отец Саши был офицером КГБ, профессором, а мама – простой учительницей музыки. Было еще два старших брата, Алексей и Сергей. Семья обитала в хорошей квартире, в доме напротив Патриарших прудов. Пока был жив Сашин отец – они не знали проблем. Но отец рано умер, матери стало тяжело
