Из круиза с любовью - Осипцова Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вика криво усмехнулась. Вспомнился «Полет над гнездом кукушки» с неподражаемым Джеком Николсоном. Там гигант-индеец, когда надоело сидеть в сумасшедшем доме, просто вырвал решетку и ушел. Но с такой даже этому великану было бы не справиться. Это вам не Америка!
В голове всплыло: «В десятую, к суицидникам».
Выходит, здесь те, кто хотел покончить жизнь самоубийством? Но она ведь не хотела! Она просто выпила снотворного. Ну, промахнулась ― таблетки-то маленькие! Надо сказать об этом, и ее выпустят. Она скажет, но вначале надо найти туалет…
В грязном, замызганном туалете стояла жуткая вонь и, конечно, не имелось ни бумаги, ни полотенца. Ополоснув лицо над заплеванной раковиной, Вика посмотрела в треснутое зеркало и не узнала себя: спутанные волосы сосульками, лицо зеленое, под глазами фиолетовые круги. Кошмар…
Покинув туалет, она отправилась осваивать территорию. Палата казалась странной, она состояла из трех отделений, но двери между ними отсутствовали. Сестринский пост располагался в среднем отделении, где лежало несколько пожилых женщин.
Вика вежливо поздоровалась с медсестрой, та буркнула в ответ что-то, не отрываясь от записей, которые вела в толстом журнале.
– Простите, вы не скажете, когда я могу поговорить с врачом?
– Завтра, ― бросила сестра.
– А вы не подскажете, сколько сейчас времени?
– У меня часов нет.
Вика растерялась.
– А как же вы лекарства раздаете, их ведь по часам надо…
Медсестра наконец-то оторвалась от своего занятия и подняла на нее глаза.
– Грамотная, да? А чего ж ты, такая умная, в дурдоме оказалась?
– Я случайно… Я хотела снотворного выпить, показалось, что мало…
– И выпила двадцать таблеток бензотала, ― докончила в рифму медсестра, презрительно усмехаясь.
– Нет-нет, там было меньше, кажется, двенадцать… ― принялась оправдываться Вика.
– С доктором объясняться будешь, завтра.
Сестра опять уткнулась в свой журнал, а Вика побрела дальше, посмотреть на третье отделение палаты.
– Куда? Там мужское! ― рявкнула вслед медсестра, впрочем, довольно равнодушно.
Но Виктория уже успела выхватить взглядом обросшего седой щетиной улыбающегося беззубого старика, который расхаживал по палате в одной казенной рубашке. Рубаха не доставала до бедер, ниже нее были дряблые стариковские ноги и…
Она зажмурилась, поторопилась отвернуться и, поспешила в свое отделение. Правда быстро не получилось.
«Как же я ослабла. Поесть бы…»
Но тут из туалета потянуло табачным дымом, и она поняла, что больше всего хочет курить.
В тамбуре возле раковины стояли все три девушки из ее палаты и курили длинные коричневые сигареты. «More», сразу узнала Вика. Недешевое курево. Раньше она покупала блоки «More» в дьюти-фри, потом перешла на более мягкие «Vogue».
Наплевав на стеснительность, она спросила в пространство:
– Простите, у вас не найдется покурить?
Девицы-подростки, восторженно глотавшие дорогой дым, переглянулись. Красавица, не посмотрев на Вику, молча достала пачку и ухоженным наманикюренным пальчиком выщелкнула сигарету, протянула и зажигалку.
«Типсы, ― невольно отметила Вика, ― от природы таких ногтей не бывает».
Она прикурила, вернула зажигалку, сказала спасибо.
Красотка едва кивнула. Весь ее вид совершенно не вязался со омерзительной уборной дурдома.
Она была необыкновенно красива, и было понятно, что такая красота стоит недешево. Девушка явно стриглась и красилась в дорогом салоне. Темно-коричневые, до лопаток, волосы отливали в красное. Матовое лицо с оливкового цвета загаром выглядело идеальным даже без следа косметики. Брови ― безупречной формы, похоже, умелый визажист лишь немного их подправил. Карие миндалевидные глаза кажутся подведенными, настолько густые и длинные у девушки ресницы. Носик с тонкими чувствительными ноздрями слегка вздернут, выпуклые губы под ними красиво очерчены, подбородок совершенной формы. Фигурой бог тоже не обидел, хотя рост не для подиума, зато все очень соразмерно: и ширина привычно развернутых плеч, и угадывающаяся под коротким халатиком грудь, и бедра, и ноги в изящных ярко-красных тапочках на каблучке. На девушке был халатик и комбинация из натурального шелка. У Вики имелась парочка подобных дорогих комплектов, но обычно она предпочитала длинные трикотажные футболки и махровые халаты, и сейчас была именно в таком. Красавица выглядела очень грустной. Угостив подруг по несчастью сигаретами, она больше не обращала на них внимания.
Две шалавы, на вид старшеклассницы, смотрелись истасканными рядом с этой совершенной красотой. У обеих нечистые прыщавые лица, брови неровно выщипаны «в ниточку», в ушах на двоих не меньше пятнадцати дешевых сережек. Обе низкорослые и коротконогие. У той, что чуть повыше, волосы ядовито-лилового цвета, у второй сальные отросшие темные корни, а концы ― где выжженные до белизны, где желтые как подсолнух.
Раньше Вика считала, что молодость всегда выиграет против ухоженности, но сейчас подумала иначе. Эти глупышки всеми силами стараются выделиться, быть непохожими на других, и только вредят своей внешности.
Она искоса посмотрела на собственное отражение в грязном зеркале ― жалкое зрелище, но все же не такое отталкивающее, как у этих маленьких дурочек.
– Вы не знаете, сколько сейчас времени? ― спросила она, когда покурив, девушки собрались в палату.
Красавица вышла, не ответив ничего, а девчонки поспешили поделиться своими знаниями:
– Здесь часов ни у кого нет. Но ужин уже был, давно. Так что девять, наверное.
– А чаю попить нельзя?
– Не-а. Только воду в бутылках, если вам в передаче будет. Попросите, чтобы вам сигарет прислали…
– А как попросить?
– Утром записки будут собирать. В соседней палате у старухи, которая ближе всех к медсестре, блокнотик есть, и карандаш.
– А сюда что, родственников не пускают?
– Вы чего? ― выкатила глаза крашенная в блондинку девчонка. ― Это же дурдом!
– Да не дурдом, а психиатрическое отделение при институте скорой помощи, ― поправила ее подруга. ― А вы чего сюда попали?
– Случайно выпила слишком много снотворного.
– Случайно? Из-за несчастной любви?
Вика не стала отвечать, зато девушка рассказала их историю:
– А мы у одного хачика таблеток купили, ну, типа веселящих, чтобы на дискаче с тоски не киснуть. Решили заранее попробовать в парадняке, и покурить заодно, на улице-то холодрыга… По паре таблеток всего проглотили, закурили… а чего потом было ― не помним. Может, зря куревом догонялись? Врачи говорят ― передоз. Какой передоз, мы ведь не наркоманки! Вот, Лилька соврать не даст ― мы сколько раз на дискачах таблетки покупали ― и ничего… Это хачик, сволочь, нам дерьмо какое-то подсунул.
Виктория с жалостью глядела на дурных подростков.
– И давно вы здесь?
– Не знаем. Лилька вчера очнулась, а я позавчера. Какое число сегодня?
– А меня когда привезли?
– Сегодня утром мы проснулись, а вы уже лежите, с капельницей.
– Значит, шестнадцатое.
– Во как! А на дискач-то мы тринадцатого намылились. Выходит, я в отключке сутки была, а ты еще больше, ― подтолкнула она подругу.
Та вдруг вспомнила:
– Вы, если записку писать будете, сигарет побольше просите. А то без курева ― совсем труба. Мало того, что жрачка поганая, ни телевизора тебе, ни радио ― так еще и покурить нечего.
– Хорошо, я напишу.
Вика вернулась к своей кровати. То ли оттого, что покурила, то ли еще не пришла в себя, но на нее вдруг накатила ужасная слабость. Она легла, накрылась тощим одеялом и почти сразу провалилась в сон.
Разбудил крик медсестры:
– Подъем! За завтраком! Кто не успел ― тот опоздал!
Вика поднялась и поплелась вслед за мигом вскочившими девчонками. Пока добралась до сестринского поста, на двухъярусной алюминиевой тележке осталась одна тарелка и одна чашка, алюминиевая ложка с несколько раз перекрученной ручкой тоже была последней.
Самым вкусным из завтрака оказался кусок серого хлеба. Недоваренную пресную пшеничную кашу Вика доела только потому, что понимала: другой еды не предвидится, а пустому желудку требуется подкрепление. Впрочем, каши в тарелке было с гулькин нос и чаю в допотопном бокале без ручки совсем мало, она выпила его в три глотка.