7 дней в июне - Алексей Ивакин

Из воспоминаний командира взвода Stug III:

'…Наш батальон штурмовых орудий еще не закончил формирование, и должен был оставаться в резервных частях на территории Генерал-губернаторства. Однако вечером 22.06.1941 пришел приказ выдвинуть одну батарею — единственную полного состава из всего дивизиона — на позиции севернее Эльбинга (Эльблонг). Этот приказ вскоре стал обрастать самыми невероятными слухами, многие из которых через несколько дней уже не казались столь уж невероятными. В течение вечера и ночи батарея выдвинулась от Эльбинга к Хайлигенбайлю (Мамоново), который, как нам сообщили, был занят русскими. Как такое оказалось возможно? Мы терялись в догадках. Впрочем, нам было не до размышлений — один взвод у нас выдернули и направили куда-то восточнее. В результате в составе батареи осталось всего 14 штурмовых орудий.

Майн Гот! Какое странное ассорти скопилось к утру 23-го на исходных позициях! Там были зенитчики люфтваффе и рота охраны аэродрома из Эльбинга, там была рота морской охраны из Данцига, охранная рота СС из Мариенбурга, и какой-то недоукомплектованный пехотный батальон вместе с батареей противотанковых 'колотушек' и батарей полевых 7.5-сантиметровок, которых, как и нас, сорвали из частей резерва. Командовал этой сборной солянкой целый полковник. Утром, постреляв немного из пушек и минометов, наша команда рванулась вперед. Слабое, хотя и ожесточенное сопротивление на окраинах Хайлигенбайля мы смяли быстро, задавив огневые точки русских артиллерией, и уже через полтора часа после рассвета город был под нашим контролем. Русские у северной окраины еще продолжали огрызаться, но поделать уже ничего не могли. Пока нам даже не пришлось пускать в ход наши 'Штуги'.

В городке мы стали свидетелями всякой необычной ерунды, которая едва не заставила кипеть наши мозги. Когда мы выводили свои 'Штуги' на окраину, к шоссе на Кёнигсберг, чтобы обеспечить надежную оборону Хайлигенбайля от всяких неожиданностей, мое внимание привлекла группа пехотинцев, сгрудившаяся вокруг киоска с выбитыми стеклами. Из середины этой компании раздавались отборные ругательства. Подтянувшись в люке на руках, я вымахнул ноги наружу, перекинул их на гусеницу, спрыгнул на землю, и подошел к источнику ругани. Вблизи было видно, что пехотный унтер распекает рядовых:

— Вы, свинские собаки, можете хоть до усёру пялиться на этих голых баб! Но если я сказал — копать траншеи, значит, вы уже должны махать лопатками! Гром и молния! Если через пятнадцать секунд я не увижу как вы исполняете мое приказание…'

— Унтер, что здесь происходит? — подпустив в голос строгости, прервал я его.

— А-а, эти дырки от задницы, вместо того, чтобы оборудовать позиции, устроили себе цирк. Вот, полюбуйтесь — нахватали себе журналы с голыми бабами, и вообще распотрошили этот киоск так, как будто он был набит золотом. А если русские сейчас подтянут резервы? Вы же будете у них на виду, как вошь на блюде! — выкрикнул он, снова обращаясь к своим солдатам.

Я посмотрел на журнал, который протянул мне унтер-офицер. В общем, понять этих юнцов, которые, по всему видно, были лишь недавно призваны в вермахт, было можно. Я сам еще ни разу не видел эротических фотографий с таким высочайшим качеством полиграфического исполнения, да еще и в цвете. Грудастые девки на них были почти как живые. Не удивительно, что эти пареньки, призванные откуда-нибудь из Восточно-Прусской глубинки, или вообще из Силезии, нахватали эти журналы в свои ранцы, кто сколько смог, и с живейшим интересом листали их. В гитлерюгенде им, ясное дело, такое чтиво не давали, а дома — тем более.

Но у молодых пехотинцев в руках я заметил не только журналы. Сделав еще шаг вперед, я увидел, как один из рядовых разглядывает предмет, явно напоминающий часы на металлическом браслете, но без стрелок и циферблата. Приглядевшись, я увидел, как за часовым стеклом скачут какие-то угловатые темно-серые цифры. Необычно. Откуда такая штука могла взяться у русских? Стоявший рядом паренек в фельдграу протянул мне еще какой-то предмет:

— Посмотрите, господин лейтенант, какая интересная штуковина!

Я взял этот предмет в руки. Штуковина была похожа на авторучку, но вместо пера на кончике ее торчал заостренный металлический штырек. Приглядевшись, я понял, что штырек венчается не острием, а малюсеньким металлическим шариком.

Рядовой протянул мне журнал, и я провел кончиком этой авторучки по бумаге. Шарик легко заскользил по глянцевой фотографии, оставляя тонкий отчетливый след, не похожий на чернила — влажного блеска не было заметно. Я провел пальцем по линии и она лишь чуть-чуть смазалась.

Тут я опомнился, отдал авторучку пареньку, и, приняв уставную стойку, рявкнул:

— Так, орлы! Кончайте развлекаться и выполняйте команду своего унтера! Нечего тут толпиться и изображать из себя мишень для русских! Ну, живо!

Вообще-то унтер прав — это не безобидное развлечение. Насмотрятся юнцы этих фотографий, и начнут гоняться за местными девками, вместо того, чтобы заниматься боевой работой. Весь порядок пойдет к черту. Так что срочно напомнить им о дисциплине — совсем не лишнее дело.

Пехотинцы явно нехотя, но довольно поспешно ретировалась вслед за своим командиром, а к киоску подскочили парни из моего взвода. У них тоже загорелись глаза при виде остатков того, что не успела растащить пехота.

— Даю вам две минуты — и по машинам! — Заорал я. — Кто задержится — пристрелю на месте!

Мои артиллеристы, конечно, в эту угрозу не поверили, но выпотрошили киоск с похвальной быстротой — не то, что эти новобранцы из пехоты. Через две минуты наша колонна уже двинулась дальше, и вскоре мы уже развернулись на указанных позициях и приступили к маскировке орудий. Шустрые ребята из 1-го обоза успели наведаться в близлежащий магазин, и вскоре появились на позициях нашей усеченной батареи. В результате мне пришлось наблюдать зрелище, подобное тому, что я только что видел у киоска. Но на этот раз толпу образовали мои ребята.

Из магазина добытчики из обоза во главе со старшиной батареи обервахтмайстером Генрихом Гайцальсом (ну и фамилия у него — прямо под стать должности!) (Geizhals — скряга) приволокли немало диковинок в каких-то странных мешочках из необычайно тонкой клеенки. Там были пестрые продолговатые картонные коробки с на рисованными на них яркими фруктами, и с маленькими отвинчивающимися крышечками наверху. Когда крышечки отвинтили, внутри оказались фруктовые соки. Не менее странными были металлические консервные банки, увенчанные небольшими колечками из мягкого металла. После нескольких попыток кому-то удалось за это колечко выдрать металлическую крышку из банки, оказавшейся весьма тоненькой. Из банки хлынуло пиво. Мне тут же предложили попробовать. Пиво как пиво, но не лучшее, на мой вкус. Присмотревшись к банке, я увидел надпись — 'Stella Artois'. Что за дурная мысль пришла в голову этим бельгийцам — запихивать пиво в консервы? И с каких это пор бельгийцы стали продавать свое пиво большевикам?

Я тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли, и оглядел толпу, собравшуюся вокруг. Пришлось снова рыкнуть и разогнать свое воинство по местам, строго-настрого приказав не шастать по окрестностям. Обещал, что они без трофеев не останутся — пусть молодцы из обоза выделят команду, и она постарается для всех. Но приходилось считаться с тем, тут все оказалось для нас необычным, и это необычное подстерегало на каждом шагу.

Вывескам на русском языке и населению, говорящему по-русски, мы вскоре перестали удивляться. Но один из допрошенных нами русских, который мог кое-как изъясняться по-немецки, заявил, что сегодня 27 октября 2010 года! В доказательство он предъявил нам газету с этой датой. Он продемонстрировал нам коробочку размером с полпачки сигарет, уверяя, что это телефон, который можно носить с собой и разговаривать откуда угодно, не подключая его к телефонной линии. Чтобы мы убедились в его правоте, он позвонил при нас в туристическую фирму, где он работал, попросил позвать к телефону сотрудника, знающего немецкий, и протянул этот 'телефон' Вилли Вайсбергу, командиру наших разведчиков. После обмена несколькими фразами Вилли воскликнул: 'Черт побери! Не знаю, как, но эта машинка работает! И мой собеседник тоже уверяет, что сегодня 27 октября 2010 года. Когда же я представился — 'фельдфебель Вайсберг' — он ответил — 'А, так вы из бундесвера'. Когда я спросил его — 'что такое бундесвер?' — он пояснил — 'насколько я знаю, вооруженные силы Федеративной республики Германии. Или вы из Австрии и служите, соответственно, в бундесхеере?'. Доннерветтер! Это я брежу, или весь мир сошел с ума?'.

Я лично склонялся к последнему объяснению, но, к счастью, долго задумываться над этим не пришлось, иначе наши мозги могли расплавиться в буквальном смысле слова. С севера к русским подошли подкрепления, и пока они не закрепились на позициях, перерезав нам дорогу к Кёнигсбергу, нам приказали атаковать их, отбросить и рассеять, заняв выгодное положение для броска дальше на север. Поскольку русские были усилены легкими танками с длинноствольными автоматическими пушками (и легкие танки русских, и орудия, которыми те были вооружены, производили более мощное впечатление, чем наши PzII), наша батарея Штурмгешютц в полном составе приняла участие в атаке.