Механик (СИ) - Рузанова Ольга

Та шарахается в сторону и, часто–часто кивая, выбегает из комнаты.

– Мама, мой ребенок…

– Тут уже ничем не помочь, – говорит она ровно, – смирись…

– Нет!.. Пожалуйста!.. Мама, помоги!!!

В ее глазах мелькает жалость, она подходит и садиться рядом, на чистое место.

– Вот! – запыхавшаяся Наташа передает маме телефон и обращается ко мне, – приляг, милая, приляг… не напрягай живот…

Мама вызывает скорую и звонит Самойловой. Удивительно, но та, видно, привыкшая к ночным звонкам ценных пациентов, отвечает почти сразу.

– Надя, у Анны выкидыш… большая кровопотеря… Мы едем к тебе, пусть нас там встретят.

Скорая приезжает очень быстро. Нас с мамой привозят в частную клинику, где меня сразу укладывают на каталку и везут в кабинет УЗИ.

– Документы какие–то есть? Карта, анализы, результаты УЗИ?.. – спрашивает молодой доктор, намазывая живот гелем.

– Да, там в сумке…

Мама достает папку, замирает, а затем переводит на меня гневный взгляд.

– Соболева?!

– Прошу, мама… потом…

– Дура!.. – выплевывает она и швыряет папку с документами на клавиатуру аппарата УЗИ, прямо на руки перепуганного доктора.

Я не реагирую. Все потом.

Стараясь не смотреть в ее сторону, все внимание концентрирую на мужчине, который давя датчиком на живот, сосредоточенно смотрит в монитор.

– Отслойка… обширная по диаметру…

– Ребенок жив?.. – спрашиваю я дрожащим голосом.

– Сердцебиение есть…

Дверь в палату распахивается и в кабинет, подобно урагану, влетает Надежда Петровна. Немного помятая, будто только проснулась и сама на себя непохожая, потому что без косметики.

– Ну, что тут?! – окидывает взглядом мое трясущееся тело, – ох, ты ж… ничего себе!!!

– Надежда Петровна! – оживляется доктор, – отслойка около пятидесяти процентов…

– Отойди! Сама посмотрю!

Он проворно уступает ей место и в нерешительности замирает у двери!

– Иди! – командует Самойлова, – без тебя разберемся!..

– Ну, – торопит мама, – что там?

– Так и есть… отслойка… плод пока жив…– смотрит мне в глаза, – чистимся?..

– Нет!!! – выкрикиваю я.

Мама молчит. Сложив руки на груди, нервно грызет ногти. Ее взгляд прыгает с меня на Самойлову, и обратно.

– Мама!!! Не молчи! – из горла рвутся рыдания, – скажи, чтобы сохраняли!!!

– Пусть ее в палату увезут пока… – наконец, подает она голос.

– Мама!!! Я против! Я не дамся!!! Он же еще живой!..

– Хватит орать, Анна! Прекрати истерику!..

Надежда Петровна, кивнув маме, выглядывает в коридор и велит кому–то увезти меня в палату.

– Мамочка, пожалуйста… – плачу я, когда меня вывозят из кабинета, – это же твой внук…

Молчаливая молодая медсестра со всей осторожностью помогает мне устроиться на кровати и уже через пару минут приносит штатив с капельницей.

– Что это?! – двигаюсь на противоположную сторону кушетки.

– Доктор вам сама все скажет. Давайте ручку…

– Нет!

Меня накрывает паника. Я никому не верю. Ни маме, ни Надежде Петровне, ни этой милой медсестре. Кругом мерещатся враги.

– Это лекарство, – доброжелательно улыбается девушка и тянется ко мне с иглой.

– Нет!!! Не трогай меня!!! Мама!..

– Успокойтесь, пожалуйста…

Она начинает нервничать, растерянно хлопает глазами, озираясь по сторонам.

– Позовите мою маму и Надежду Петровну!!!

Закрепив капельницу на штативе, она резво выскакивает в коридор и возвращается уже с Самойловой и моей матерью.

– Что это?! – указываю на капельницу.

– Успокоительное…

– Успокоительное?! Делайте что–нибудь для сохранения беременности!!!

– Аня… – Надежда Петровна присаживается на стул у кровати, – шансы практически нулевые… поверь мне, лучше сейчас все убрать, восстановиться, а через годик снова забеременеть…

– Ну, вы же даже не пытаетесь что–то сделать!.. Он еще живой, а вы уже хотите его оттуда вытащить!.. Вы убийцы, а не врачи!

Меня колотит крупной дрожью. От нервного перенапряжения зуб на зуб не попадает. Я похожа на загнанного в угол зверька, готового защищать свое потомство даже ценой собственной жизни.

– Анна, послушай… – вступает мама, – если он выживет, останется неполноценным!..

Врет! По лицу Самойловой вижу, что врет.

– Тогда и ты меня послушай! – подтягиваюсь на кровати и впиваюсь в ее руку пальцами, – если мой ребенок умрет, я тоже жить не буду! Успею сдохнуть до того, как ты упрячешь меня в психушку! Увидишь, какая я квашня…

– Ненормальная, – бормочет мама, пытаясь выдернуть руку.

– Избавлю тебя сразу от всех проблем…

Мама бледнеет. Смотрит в глаза немигающим взглядом и мелко дрожит.

– Лара… давай попробуем…

Коротко кивнув, она первая отводит глаза. Я победила!..

– Ольга! Транексам и магнезию! Быстро!

Меняют лекарство на штативе, делают укол и набирают несколько пробирок крови на анализы.

– Шанс один из ста… – говорит Надежда Петровна, когда мама выходит из палаты, – но если и правда хочешь доносить ребенка, нервничать нельзя, вставать пока тоже…

– Хорошо…

– Не знала, что ты беременна, отец–то кто?.. Я так понимаю, не Коган?

– Нет.

– Ясно…

Лекарства в капельнице меняют всю ночь. Заканчивается одно, тут же приносят другое. Постоянно мерят давление и слушают сердцебиение плода.

К утру кровотечение останавливается, болезненные спазмы тоже уходят, оставляя место тянущему ощущению в низу живота.

Я настолько вымотана произошедшим этой ночью, что едва из вены вытаскивают иглу, моментально проваливаюсь в сон.

Но не проходит и двух часов, как меня вновь будят, чтобы сделать укол и проверить состояние ребенка.

– Живой?.. – с надеждой вглядываюсь в лицо доктора, изучающего монитор портативного аппарата УЗИ.

– Да… Сейчас включу звук…

Он нажимает кнопку и тишину палаты разрезает звук бьющегося в бешеном ритме сердечка моего малыша.

Не в силах сдержать слез облегчения, прижимаю к лицу обе ладони.

– Ну – ну! Нельзя волноваться! Иначе опять кровить начнет!..

– Я больше не буду!

– Гематома приличная в матке… Долго рассасываться будет.

– Она не вредна для ребенка?!

– Нет. Будут, мажущие выделения – не пугайтесь…

После его ухода вызываю медсестру кнопкой и прошу принести мой плащ, потому что в кармане я оставила телефон.

Нужно сообщить Матвею. Пусть даже через Элю, если его номер вновь окажется недоступен. Я очень хочу услышать его, а еще лучше, увидеть.

Маме придется смириться с тем, что мы семья. Я добьюсь для него пропуска в палату.

Забираю смартфон и активирую экран. На глаза тут же попадает уведомление о непрочитанных сообщениях с неизвестного номера. Матвей написал?..

Жму на него пальцем и удивленно вскидываю брови.

«Доброе утречко))) Хорошо спала?.. Мне вот выспаться не удалось…»

От кого это?..

Листаю ниже и чувствую мощный удар в грудь. Такой сильный, что выбивает из легких весь воздух.

На фото счастливая Алла… голая и в постели с моим мужем…

«Матюша был такой голодный, что не давал мне спать всю ночь!»

На следующем снимке она целует спящего Матвея в щеку, при этом прижимаясь к его плечу голой грудью.

Изображение размывается. Из–за слез, что стекая по вискам, теряются в спутавшихся волосах.

«Матвей хочет, чтобы ты сделала аборт, пока не поздно. Сказал мне вчера по–пьянки, говорит, от тебя одни проблемы…»

Увиденное вышвыривает меня из реальности. Повергает в шок. Я даже шевелиться не могу. Ощущение такое, словно пространство вокруг меня сжимается, а я постепенно проваливаюсь в вакуум.

Сомнений нет. Матвей изменил мне. Это не фото из прошлого. Я узнаю и нашу кровать, и наши бежевые в полоску обои, и постельное белье, что вчера утром стелила собственными руками.

Эту ночь они провели вместе. Занимались сексом, пока я в одиночку боролась за жизнь нашего ребенка.

Глава 22.

– Анна! – сильно вздрагиваю, когда меня начинают трясти за плечо.