Двенадцать замечаний в тетрадке - Каталин Надь

— Я не знаю даже, как мне называть его, — буркнула я.

— Но есть же у него имя! Называй дядей Шандором.

— Нет, но вообще-то как мне к нему обращаться? На «ты»?

Дядя Элек посмеялся надо мной, потом сказал, что я могу спокойно называть тебя на «ты», ведь это у кого как принято, а в нашей семье принято именно так.

— А он не обидится?

— Не обидится, уверен. Он, судя по всему, нашего поля ягода, и рассуждает, как мы, и живет по-нашему же… Ты с ним подружишься, вот увидишь.

— Откуда ты знаешь, что он такой, как мы? Мама сказала? Мама к нему пристрастна.

— Да нет, я не только от мамы про него знаю. И вот уже битый час собираюсь рассказать тебе, но ты ведь за это время кинозвездой стала, так что времени на разговоры не было. Словом, видишь ли, мир очень тесен. Я знаю одного паренька, он шофер-механик, мы с ним часто вдвоем колдуем над своими машинами, они у нашего общего знакомого стоят в гараже. Обе барахляные, конечно, только в утиль и годны, а не на шоссе. Но паренек в деле своем смыслит неплохо и всякий раз выхаживает их, возвращает к жизни. Словом, отсюда и знакомство. Потом мы вообще подружились, и я к его суждениям отношусь вполне серьезно, не только о машинах, а вообще. Как-то на той неделе я сказал, что у меня, кажется, будет новый родственник, Шандор Даллош. К слову пришлось. И тут оказалось, паренек мой просто влюблен в него! Мне вообще редко доводилось слышать, чтобы кого-то так хвалили, как расхваливал он своего напарника. Они, понимаешь, вместе работают.

— Помощник пилота, — бухнула я неожиданно для себя.

— Он самый. А ты откуда знаешь?

— Как раз сегодня про него наслушалась. Шандор Даллош у нас его расхваливал. Так что любовь у них взаимная. Они хвалят друг друга, ты хвалишь их…

— Что делать, дорогая моя, сожалею, что ты во мне разочаровалась. Но, увы, ничего дурного о нем сообщить тебе не могу.

— Ну, дядя Элек, это уж ты слишком!

— Сердишься?

— Да. На тебя сержусь. Что ты обо мне подумал, зачем я к тебе явилась?

— Как — зачем? Чтобы мы наговорили друг другу, гадостей про твоего отчима. Ведь если отчим — значит, по всем правилам, должен быть злой и противный.

— Не смейся надо мной, хорошо?

— Хорошо. И даже умилостивлю тебя сейчас же. Который час? Половина седьмого? Можем идти. Чудо-конь уже прибыл, я доставлю тебя на нем в город.

— На твоем утильсырье?

— Не на моем.

Он заплатил, и мы вышли. На улице уже стемнело, к тому же сверху опустился туман. Перед аэровокзалом стояло множество красивых машин. И один уродец. Я не сведуща в марках автомашин, как Жужа Сюч, но эта безусловно походила на бульдога, уж в собачьих-то породах я разбираюсь. Нос у нее был тупой, безобразный, а на боках пятнами слиняла краска. Настоящий бульдог.

Дядя Элек узнал машину сразу, да и тот, кто сидел в ней, узнал нас, потому что уже заранее распахнул дверцу.

— Знакомьтесь быстренько, ребята, потому что замерз я, — сказал дядя Элек и тут же полез в машину, уже оттуда пояснив для порядка: — Моя племянница Мелинда… Мой друг Лайош Хомойя. Иначе — Помощник пилота.

Помощник пилота вдруг включил все лампы, какие только были в машине; воздух словно посветлел вокруг.

— Не так-то это просто. Мелинду я должен рассмотреть как следует, — сказал он и вылез из машины.

Он оказался очень высоким, я едва доставала ему до плеча. На нем была короткая кожаная тужурка, волосы острижены коротко — два сантиметра, по-современному. Словом, симпатичный парень. Глаза у него смеялись. А лапища оказалась совсем как у дяди Карчи. Приятная, теплая рука.

— Ну, с тобой у меня и до сих пор забот хватало! А ведь я даже не видел тебя. — И он громко рассмеялся.

— Со мной? Каких еще забот? — тупо пробормотала я и попыталась высвободить ладонь из его лапищи.

Но он не отпустил мою руку.

— Когда мы в последний раз были в Египте, я целый день напролет искал для твоей милости кожаный пуф — ну, сиденье такое. Дядя Шандор велел мне найти непременно — это, видите ли, будет главным украшением комнаты Мелинды. Вот я и таскался из-за тебя по магазинам, и в какую жару! Что ты на это скажешь?

— Барахло.

— Это ты про меня?

— Нет. Про твою машину.

— Тогда уж лучше про меня говори. Ее обижать нельзя. Она очень чувствительная особа.

— Хорошо. Тогда это про тебя. Рада познакомиться.

— А ну, ребята, продолжите обмен любезностями в дороге, — сказал дядя Элек и включил мотор.

Но продолжать мы не стали, я села сзади, они впереди, и оба увлеченно обсуждали всю дорогу, заслуживает ли эта машина новых покрышек.

А я думала: как жаль, что киношники ушли так рано, вот бы рядом со мной снялся и Помощник пилота.

11. Мелинда невнимательна на уроках

(М. М., учитель математики)

Чистая случайность, что только на этих двух уроках обратили внимание на мой отсутствующий вид; собственно говоря, в последнее время я всегда невнимательна. У меня ведь было, о чем подумать.

Я так боялась вашей свадьбы, что она даже снилась мне, и часто. Смешные это были сны. Иногда я видела маму в фате до пят, иногда Тантику. А один раз даже себя, но, когда проснулась, никак не могла вспомнить, кто же был жених. Венчала нас во сне Тутанхамон, говорила какую-то речь при этом; но никто не слушал, кроме меня и моих одноклассников: мы-то ведь знали, что она директор. Остальные же смеялись, и все громче, громче, пока наконец ничего не стало слышно, кроме хохота; от этого я и проснулась. А проснувшись, еще больше боялась — и думала, что