Этика войны в странах православной культуры - Петар Боянич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для обозначения таких внесистемных военных лидеров, как Трибигильд, в современной исследовательской литературе используется термин «полевой командир».[314] Насильственные акции подобных предводителей не получали санкции центральной власти на их осуществление и были опасны тем, что нарушали монополию государства на насилие. Схожим образом действовали объединения, обитавшие на окраинах империи: например, две группы готов, которые мигрировали в Византию после распада державы гуннов в Подунавье в 454 г. Они лишь формально признавали власть Константинополя, который рассматривался ими как источник разного рода материальных и нематериальных богатств.Насильственные акции предводители этих групп Теодорих Страбон и Теодорих Амал (в дальнейшем известный как король остготов Теодорих Великий), враждовавшие к тому же друг с другом, рассматривали как средство не только обогащения, но и укрепления собственного авторитета среди соратников. Они опирались в первую очередь на лично преданных им воинов. Причем внутренняя организация подчиненных им сил основывалась не только на кровнородственных связях, но и на отношениях боевого товарищества, а также узах патроната-клиентелы. Верность бойцов обеспечивалась распределением среди них военной добычи и платежей от империи, которое осуществлялось самими предводителями.
Только после гибели Теодориха Страбона в 481 г. и переселения большей части остготов во главе с Теодорихом Амалом в Италию в 488 г. византийским властям удалось стабилизовать ситуацию в придунайских владениях.[315] При этом под началом обоих упомянутых Теодорихов находились отряды, которые были слабо интегрированы в восточноримскую военную систему. Под знамена императорской армии они призывались только на время военных кампаний, в частности, для подавления исаврийского восстания 482–488 гг. (Ioann. Ant. fr. 306; Theoph. AM 5977). С рядовыми бойцами византийское командование практически не взаимодействовало, ограничиваясь контактами с предводителями.
Для империи критически важным было недопущение появления конкурирующих клиентел, помощь которых могла дать авторитетным военачальникам возможность оспаривать право императора на верховенство. Именно с этой проблемой столкнулась Западная Римская империя в V в., что в значительной мере было связано с отстранением правителей от участия в военных кампаниях и ростом числа внутренних конфликтов.[316] В этом контексте стоит привести в пример известный сюжет с местью буккеллариев[317] Аэция за гибель своего командира. Упомянутый военачальник в 454 г. был умерщвлен по приказу западноримского императора Валентиниана III. Однако верные Аэцию воины в следующем году организовали успешное покушение на правителя (Prisc. fr. 30). Это свидетельствует о том, что для мстителей личная преданность Аэцию имела гораздо большее значение, чем верность присяге, данной императору.
Можно увидеть параллели между приведенным выше сюжетом и событиями в Константинополе в 471 г., когда в результате придворных интриг по приказу Льва I был убит влиятельный военачальник аланского происхождения Аспар. Вслед за тем гот Острис с другими варварами попытался захватить императорский дворец, однако штурм был отбит, а мятежники оказались вынуждены бежать к ранее упомянутому Теодориху Страбону (Malal. XIV. 40). Это была явно спонтанная попытка отомстить за гибель Аспара. Впрочем, такой инцидент уникален для позднеантичного периода восточноримской истории.
Причиной разногласий между императором и армией также могли быть личные амбиции отдельных командующих. Примером тому является выступление презентального магистра Гайны, гота по происхождению, который был отправлен подавлять восстание Трибигильда в 399 г. Он, включив в свое войско понесшие ранее значительные потери отряды гревтунгов, сам выступил против Аркадия (Soz. VIII. 4. 2; Zos. V. 14–17). Германец прежде был вовлечен в противостояние группировок чиновной знати, боровшихся за влияние на императора. Получив под свое начало крупные силы, он решил действовать против своих врагов самостоятельно.[318] Кроме того, Гайну, начинавшего армейскую карьеру рядовым, не устраивало собственное положение в военной иерархии. Мятеж этот был подавлен в 400 г., Трибигильд и Гайна же погибли в боях (Philost. XI. 8; Soz. VIII. 4; Zos. V. 18–21; Marc. Com. s.a. 400).
Различие между восстаниями Трибигильда и Гайны заключается в том, что первый из них стремился к обособлению от центральной власти, тогда как второй, напротив, намеревался улучшить свое положение в политической системе империи. Некоторое сходство можно обнаружить между мятежом Гайны и бунтом военного магистра Фракии Анагаста в 470 г. Последний отказался повиноваться Льву I из-за того, что консульские инсигнии были пожалованы не ему, а другому военачальнику — Иордану. Тем не менее конфликт удалось разрешить путем переговоров (Ioann. Ant. fr. 298). Впрочем, по всей вероятности, сразу несколько причин оказало влияние на возмущение Анагаста. Претенденты на консулат враждовали друг с другом, причем взаимная ненависть восходила к соперничеству между отцами Анагаста и Иордана — Арнегисклом и Иоанном Вандалом. Кроме того, действия Анагаста могли быть согласованы с ранее упомянутым Аспаром, желавшим посадить на императорский трон своего сына Патрикия. Во всяком случае именно его стал обвинять мятежник, когда началось разбирательство причин бунта (Marc. Com. s.a. 441. Ср.: Ioann. Ant. fr. 298).
Можно сделать вывод, что Гайна и Анагаст в полной мере идентифицировали себя как лица, состоявшие на императорской службе. Их действия были нацелены на расширение собственного влияния в рамках уже существовавшего политического строя, частью которого они себя считали. К тому же авторитет этих восточноримских военачальников готского происхождения зависел в первую очередь от расположения императоров, которые могли обеспечить их карьерное продвижение и, как следствие, усилить позиции среди правящего слоя Византии. Таким образом, устремления Гайны и Анагаста не были направлены непосредственно против правителей и империи вообще. Сложно, однако, судить, оказывали ли на их мотивацию представления о германском воинском этосе.
Совершенно иначе на этом фоне смотрится мятеж Трибигильда, который решился даже не на шантаж императора Аркадия и его окружения, а на полный разрыв с центральной властью. Объяснить такое развитие событий можно тем, что предводитель восстания рассматривался подчиненными не как официальное лицо, назначенное правителем, а как человек, призванный обеспечить справедливое распределение добычи. Отказ в выдаче наград за победу над гуннами в 395/396 г. мог быть воспринят гревтунгами как оскорбление, принижение
