Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика - Маргарита Бычкова

Обращение к иностранным авторам для подтверждения происхождения иногда было излишним, так как необходимые сведения содержались в русских документах. Так, для Титовых в Посольском приказе была сделана выписка из Гваньини: «В некое время Борис Титов, муж звания честного, воевода старицкий, к великому князю, после обеда за столом седящему, пришед по обычаю бес шапки, поклонился ниско…»[458]. На основании этих сведений Титовым было выдано свидетельство о том, что Борис Титов был воеводой в Старице, хотя для доказательства их происхождения можно было использовать разряды.

На составлении справок Посольским приказом отразилась особенность переводной генеалогической литературы, где было указание только на предка какого-либо человека без поколенной росписи, соединяющей предка и потомка.

Таким образом удревнили свой род Лихачевы (роспись окольничего М. Т. Лихачева)[459], приписавшиеся к гербу Ясенчик. В справке, выданной Посольским приказом и скрепленной Е. И. Украинцевым, где представлена подборка сведений из книг Окольского и Папроцкого о деятельности лиц разных фамилий герба Ясенчик, нет конкретных сведений, позволяющих связать Олега Богуславовича Лиховца, их родоначальника, с Лихачевыми, известными по русским источникам. Напомним, что брату М. Т. Лихачева принадлежала одна из рукописей XVII в. перевода Хроники Стрыйковского, и он призывал к широкому использованию иностранных материалов для русской истории[460].

На родство с Лихачевыми по гербу Ясенчик (в Польше Лиховские), «что по старому выезду из Польши в Московское государство пишутца Лихачевы, и ныне той нашей фамилии и роду нашего околничие Алексей Тимофеевич да Михайло Тимофеевич Лихачевы», сослались в своей росписи Краевские[461].

Краевские стали служить царям после присоединения Смоленска, в их росписи (1688) упоминается переход на русскую службу, крещение в православную веру, пожалования – круг сведений, восходящих к делам о выезде. Кроме того, подавая роспись, они представили соответствующие документы из Польши. Происхождение Краевских сомнений не вызывает, а бывшие новгородские вотчинники Лихачевы, которые не смогли составить подробной поколенной росписи, приписались к польскому гербу, удревнив свой род до XI в.

Подобным образом удревнили свое происхождение Грушецкие, родствен-ники царицы Агафьи Семеновны, жены царя Федора Алексеевича. Свою роспись (1686) они начинают с Карпа Астафьева Грушецкого, чей сын Илья служил царю Василию Шуйскому; правнучка Ильи стала царицей[462]. В выписках из Посольского приказа, к которым приложен красочный рисунок герба Любеч, говорится о происхождении этого герба и о Грушецких из Хелмской земли; эти записи относятся ко времени правления великого князя Ягайло. Никаких сведений, позволяющих связать обе фамилии Грушецких, не приведено. Вероятнее предположить, что родственники царицы создали свою роспись, исходя из новых традиций, а не фактов.

Такие же сведения, восходящие к польской традиции и не связанные с ро-дословными росписями дворянских родов, поданными в XVII в., приведены Михаилом Рачинским «с товарищи», входившими в состав посольства, для подтверждения польского происхождения Хрущовых. В выписке из «Орбис Полонус» дано описание герба Хрущовых, переехавших в Польшу из Чехии[463].

Одинцовы для подтверждения своего происхождения получили официальную выписку из Посольского приказа по книге «Орбис Полонус», что Одинец – отважный воин, выходивший в бою драться один на один; в ней есть сведения о некоторых Одинцовых польского герба[464].

Весьма ответственным было составление справки о росписи Украинцевых, которые записались от польского рода Лукиных (Лукашевичеи). Материалы о Лукашевичах собирали и переводили Семен Лаврецкий и Николай Спафарий под руководством дьяка Василия Бобинина. Сначала сведения были представлены на апробацию кн. В. В. Голицыну, а затем оформлены в виде росписи и посланы в Разряд.

Украинцеву были подобраны сведения из Стрыйковского и «Орбис Полонус» о Лукашевичах, живших в XIII в. при князе Конраде Мазовецком, причем в выписях титул этих Лукашевичей – канцлер коронный – везде объясняется как думный дьяк, а в росписи Лукашевичи в Польше уже именуются думными дьяками[465]. Аналогичное толкование, сделанное переводчиком Хроники Стрыйковского, отмечено А. И. Роговым[466], который справедливо связал его с деятельностью сотрудников Посольского приказа.

Происхождение Е. И. Украинцева известно, и совершенно ясно, что его роспись с польским родоначальником, жившим в XIII, не вызывала недоумения потому, что положение самого Украинцева было очень высоким, и к тому же он утверждал и подписывал материалы о происхождении, которые посылались в Разрядный приказ.

Наиболее ярко проявились новые традиции создания родословных легенд в росписи Бестужевых-Рюминых, которые назвали своим родоначальником Габрелуса Беста, приехавшего в XIV в. из Англии на службу в Литву, а затем в Москву. Эти данные еще в XVII в. были подтверждены герольдмейстерами Лондона. К родословию были приложены русские грамоты XV в. Роспись и грамоты Бестужевых всегда привлекали внимание историков.

Авторы провели подробный разбор поданной вместе с росписью грамоты 1469 г., где Якову Гавриловичу Рюме Бестужеву великий князь Иван Василь-евич дает в кормление город Серпейск «за многие службы ево и за выезд отца ево Гаврила Беста»[467].

Еще Д. Ф. Кобеко усомнился в подлинности грамоты, по которой боярин Яков Гаврилович Бестужев получает от Ивана III в кормление город Серпейск, в то время не входивший в состав Русского государства. А. А. Зимин полагал, что при составлении поддельной грамоты был использован факт, когда в 1556 г. Якову Гневашеву Бестужеву был дан город Серебож. Подделали Бестужевы, как доказал А. А. Зимин, и местническую грамоту 1509 г., где упоминается окольничий Матвей Яковлевич Бестужев[468]. К сожалению, все исследователи пользовались не подлинным текстом из дела Бестужевых, а реконструкцией, сделанной еще А. В. Толстым и опубликованной А. И. Юшковым и И. А. Голубцовым[469]. Не вдаваясь в специальный анализ грамоты, который до сих пор не проведен, отметим, что она сохранилась в деле XVII в. в двух черновых вариантах, имеющих некоторые отличия в тексте. Оба текста жалованной грамоты составлены в 3-м лице. Начало одного: «В 6977-м (1469) году князь великии Иван Васильевич всеа России пожаловал»; начало другого: «В 6977-м году августа в 8 день великий князь Иван Васильевич всеа России пожаловал…»[470]. Во втором варианте подпись великого князя сделана в первом лице: «А дал яз, князь великий Иван Васильевич ему сию грамоту лета 6977-го году августа в 8 день».

Никто из исследователей не сомневался в подделке этой грамоты, но если Д. Ф. Кобеко считает, что легенда о выезде также придумана в конце XVII в., то А. А. Зимин полагает, что приезд Гаврила Беста в 1403 г. в Москву мог иметь место.

Первая роспись Бестужевых, поданная в 1686 г., и связанные с ней документы не сохранились. Сейчас существует дело 1699 г., где на основании росписи 1686 г. и полученной из Лондона справки Бестужевы просят разрешить им писаться Бестужевыми-Рюмиными, чтобы выделиться среди своих однофамильцев.

В росписи, поданной Бестужевыми, выезд их предка датирован 1403 г., грамота, данная его сыну – 1469 г., а деятельность внука Гавриила Беста – Матвея Яковлевича упомянута под 1476–1509 гг. Внук Матвея Яковлевича Андрей Васильевич записан в Тысячной книге 1550 г. по Суздалю. Итак, на 150 лет в росписи упомянуто пять поколений, что само по себе не противоречит генеалогическому счету, но разрыв в 66 лет между датой выезда Гавриила и упоминанием его сына все-таки велик. Это тем более вызывает сомнения, что ни боярин Яков Рюма Бестужев, ни окольничий Матвей Яковлевич нигде в русских источниках не упоминаются[471].

В достоверности легенды Бестужевых А. А. Зимина убеждает грамота, полученная из «гербовой палаты» Лондона. В ней указано, что в Англии есть древняя дворянская фамилия Бестиоров, один из представителей которой – Габрелус Бест около 1403 г. «в странах отдаленных странствовати отошел есть и яко мним в королевство Московское»[472].

В этой справке нет указаний на точное родство Габрелуса Беста с какой-либо английской семьей и описания герба, зато настораживают дата 1403 г., совпадающая с родословной легендой Бестужевых, и упоминание о Московском королевстве, отсутствующее в других документах и не применимое к России начала XV в. В справке нет дополнительных данных к легенде, что позволяет усомниться в ее достоверности. В легенде нет упоминаний о крещении Габрелуса Беста, о его имени на Руси. Не соответствует правилам образования фамилий и форма Бестужевы. От прозвища Бест должна образоваться форма Бестовы; фамилия Бестужевы произошла от прозвища Бестуж. Предположение А. А. Зимина о том, что Бестуж могло быть осмыслением непонятного на Руси прозвища Бест, сомнительно, поскольку английское прозвище по звучанию почти совпадает с хорошо известным русским словом «бес».