Шведские спички - Робер Сабатье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около Оливье стояла девочка лет пяти-шести, брюнетка с изогнутыми дугой бровями и черными, как агат, глазами, освещавшими все ее личико с остреньким подбородком. Оливье взял эту маленькую лисичку за руку, и они пошли вверх по улице. Играя в старшего брата, он довел ее до дома номер 76, в котором жил ее отец — кустарь, делавший шляпы. Оливье сказал: «До свиданья, Мими», а так как девочка не знала его имени, то она просто ответила: «До свиданья, мальчик!»
Оливье уже хотел перейти улицу, чтоб войти в дом, где жили его кузены, как вдруг появились двое ребят с улицы Башле, постарше его — Дуду и Эмиль (этого называли Пладнером в честь знаменитого боксера), явно ища, как говорится, «к кому бы придраться». Дуду завопил:
— А! Девчонка…
— Я не девчонка! — ответил с достоинством Оливье.
Они смерили его взглядом и кончиками пальцев с презрением пихнули от одного к другому. Оливье чуть не упал, попытался отбиться, но безуспешно: руки у них были длинней, чем у него. Вот если б здесь оказались Лулу и Капдевер! Мальчишки, войдя во вкус, стали толкать Оливье все сильнее и сильнее, и он уже не мог уберечься от резких, со всего размаха, пощечин. Пощечины Оливье особенно ненавидел, уж лучше били бы кулаками, хотя это и гораздо больней. Мальчик с яростью защищался, как вдруг из окна послышался женский голос:
— Оставите вы его наконец в покое?
А эти дылды, задрав головы, стали браниться:
— Заткнись, Принцесса, не твое дело, не прикончим мы этого смазливого шкета…
Оливье воспользовался тем, что их внимание было отвлечено, и удрал в подъезд своего дома. Он полагал, что спасен, но Дуду и Пладнер преследовали его и на лестнице. Успеет ли он добежать до третьего этажа или они схватят его раньше? Но вот появился тот единственный, кто мог им противостоять: Красавчик Мак. Ему стоило лишь чуть приподнять бровь над злым своим глазом, как обидчики Оливье пустились бежать наутек вниз по лестнице, громко стуча башмаками.
В свою очередь Оливье, очутившись меж двух огней, попытался дать тягу, но Мак схватил его за руку, прижал к стене и посмотрел на него со своей жестокой улыбкой. Ребенок окаменел. Хватит с него, ему все это надоело: пусть и Мак разобьет ему физиономию, пусть причинит любое зло! И все-таки он задрожал, когда почувствовал, что его отрывают от пола и, быть может, сбросят сейчас с лестницы. Но Мак, держа Оливье под мышкой, поднялся на шестой этаж, на самый верх, где паркет на площадке уже не натерт, и, все еще не выпуская мальчишку из рук, вошел к себе в комнату. Он закрыл дверь и кинул Оливье ничком на матрас, так что его даже слегка подбросило. Потом, упершись кулаками в бока, Мак уничтожающе посмотрел на него и процедил:
— Мелочь несчастная! Король драк…
Оливье съежился, подпер коленями подбородок и ждал, чем все это кончится, слабо надеясь на то, что ему даруют свободу. Мак снял свою шляпу, напялил ее на футбольный мяч, стянул пиджак, соскреб с него какое-то пятнышко, щелкнул несколько раз ногтем по ткани и закурил сигаретку с фильтром. Потом он открыл окно и поговорил с Мадо — она жила этажом ниже.
Оливье не разобрал, о чем они говорили, но услышал, как было сказано «несчастная мелочь», и понял, что речь идет о нем. Он воспользовался рассеянностью своего тюремщика, чтоб тихо проползти по матрасу поближе к двери, но Мак резко обернулся и сделал ему знак немедленно вернуться на место. Напуганный мальчик подчинился.
После этого Мак поправил запонки, расслабил свой полосатый галстук и устроился в плетеном ивовом кресле, положив ноги на стол. Красавчик читал журнал «Детектив», повествующий об убийцах этой недели в очерках, выдержанных в самых мрачных тонах и снабженных кроваво-красными заголовками. День незаметно угасал. Оливье быстро, как ящерица, юркнул со своего места, прижался спиной к стене и ждал, сам не зная чего. Мак время от времени стряхивал пепел и то скрещивал, то выпрямлял ноги. Послюнив палец, он перелистывал страницы или легонько дул на них, чтобы разъединить. Казалось, он был увлечен чтением. Изображая шерифа на отдыхе, он порой холодно посматривал на своего пленника, желая подчеркнуть, что вовсе о нем не забыл.
Оливье загляделся на спирали голубоватого дыма, плывущие над головой Мака. Потом из дыма образовалось колечко и Мак сделал ухарский жест: мол, знай наших! Ребенок снова задумался. В соседней комнате фонограф гнусаво выводил: «Скажи мне о любви». Затем прозвучал романс «Такая любовь, как у нас». Оливье рассматривал приколотые кнопками к стене фотографии спортсменов, чьи имена, отпечатанные пузатенькими буквами, он пытался прочесть: Юнг Перес, Кид Франсис, Ол Браун, Ладумег, Жан Тарис, Шарль Пелисье.
Над матрасом висел портрет аккордеониста Фредо Гардони в розовой рубашке на молнии, с аккордеоном на левом колене, рядом были подвешены на гвоздиках три пластинки для декоративного эффекта, а вокруг — открытки с портретами звезд: Ани Ондра, Розины Дереан, Лили Дамита, Марион Девис, Жослин Гаэль. Оливье увидел еще красивую фотографию Принцессы Мадо с надписью «Маку, моему приятелю и соседу», сделанную яркими синими чернилами.
На полу валялись боксерские перчатки, свернувшиеся в клубок, как две кошки. В уголке, где находилась умывальная раковина с подтекающим краном, стоял стаканчик с зубной щеткой и почти выдавленным тюбиком пасты «Пепсодан». Чуть дальше на куске клеенки стояла спиртовка фирмы Тито-Ланди, кофейная мельница, бутылка шампанского, сифон, закутанный в сетку, и кой-какая домашняя утварь. Костюмы Красавчика Мака висели в нише, затянутой занавеской на металлическом прутике. Вся обстановка была довольно убогой и мало соответствовала шикарной одежде, в которой Мак любил щеголять.
Наконец Мак потянулся, раздавил свой окурок в чашке, бросил журнал под окно на кучу газет, подошел к ящику и вынул из него черный револьвер. Засунув его за пояс, он несколько раз подряд быстро выхватывал его, целясь в воображаемого противника, который должен был, видимо, находиться за дверью. Затем Мак сел рядом с мальчиком на заскрипевший под его тяжестью матрас и начал забавляться, то щелкая предохранителем своего револьвера, то вытаскивая обойму и вкладывая ее обратно, то показывая ребенку оружие, лежащее на его ладони:
— Ну что, это ужасно, а?
Оливье кивнул в знак согласия. Мак хотел произвести на него впечатление, и это ему легко удалось. Красавчик подбросил револьвер, снова поймал его и сказал:
— Всегда нужно стрелять первым!
На этот раз Оливье глуповато прошептал: «Да?» — ибо чувствовал, что следует что-то сказать. Мак встал, прошелся по комнате взад и вперед. Он явно красовался, исполнял свой цирковой номер, принимал вызывающий вид, вертел бедрами, пыжился, выпячивал мускулы, раскачивался, как гангстер в кинофильме. А затем произнес речь:
— Когда я был в твоем возрасте, несчастная кроха, никто не осмеливался тронуть меня пальцем! Даже старики… А я ведь жил среди отборных негодяев. Не таких недосоленных, как тут. Если твои парни заведут разговор обо мне, ты скажешь: «Это каид!» Слышишь, а? «Это каид!» Повтори-ка: «Мак — он каид!»
— Да, — сказал Оливье, — э… Мак — это каид!
— Встань! Иди сюда! Да, вот так, стой передо мной, лицом к лицу, я тебе кое-что покажу. Слушай внимательно. Кругом нас — джунгли! Все вокруг плуты и сволочи. Разве ты не мог одолеть двух этих мерзавцев? Мог, и запросто! Подойди поближе! Нацелься! Подлец стоит напротив тебя… Но ты не жди, ломись, бодай его головой. Бумс — башкой под дых! Не задерживайся! Лапой по харе! Башмаком в пузо! И вот — аут!