Лола – любящее сердце - Изабель Абеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова умолкла. Теперь Фло нашла мою руку, и в горле у меня образовался тугой ком. Пенелопа и Джефф в конце концов нашли друг друга. А мы с Алексом… потеряли?
Когда концерт окончился, я получила ответ на свою эсэмэску.
«Спасибо. А».
Больше Алекс ничего не писал.
29. Я главарь банды, а мама — уткоморж
На следующий день после концерта в «Жемчужине» я сняла кулончик в виде зодиакального знака Льва, который подарил мне Алекс. Я даже подумывала его выбросить, но потом положила его вместе с письмами Алекса и мобильным телефоном в коробку из-под обуви, нарисовала на крышке черное сердце, пронзенное стрелой, и засунула коробку подальше под кровать.
Я поняла одну важную вещь: от любовной тоски нельзя избавиться. Можно, конечно, отвлечься на другие вещи, до которых раньше тебе не было никакого дела. В моем случае такой вещью стала школа. Мне уже не казалось таким ужасным, что я в разных классах со своими друзьями. Герр Деммон оказался прав. Мы виделись на переменах, и нам было что порассказать друг другу. На Аннализу с Далилой я больше не обращала внимания, и они на меня тоже. Но после моего дня рождения мы подружились с Гусом. Обычно в задачках по математике бывает только одно правильное решение, именно поэтому математика гораздо проще, чем жизнь — тут голова просто кругом идет от множества всевозможных вариантов.
Когда я принесла двойку с плюсом за контрольную по математике, мама с папаем своим глазам не поверили. Даже в самых безумных мечтах я такого представить не могла.
— Вот видите, — сказала бабушка. — Я всегда говорила: у плохих преподавателей плохие ученики, у хороших — хорошие.
Бабушка права, потому что Рыба-шар оказалась лучшим преподавателем в мире.
Только на французском я позволяла себе быть невнимательной, особенно когда речь заходила о Париже. Между прочим, Марсель сказал, что его отец родом оттуда.
Фрау Кронберг была очень строгой, и она точно не была моей любимой учительницей. Но после истории со вшами она стала ко мне немного снисходительнее.
На немецком языке мы писали сочинения и рассказы, а на музыке готовили рефераты. Нужно было выбрать любимого музыканта, и я выбрала Майкла Джексона. Жизнь у него была невеселая, а смерть еще печальнее, но его музыка была просто волшебной, и танцевать так, как он, вряд ли кто-нибудь еще умел.
В конце ноября нашу танцевальную группу разделили на две банды. Половина должна была репетировать с герром Деммоном, вторая половина — с Дарией.
Сначала мы проголосовали, кому быть главарями банд. То, что Салли выбрали главарем банды герра Деммона, ни для кого не стало неожиданностью. Но когда за меня в качестве лидера второй банды проголосовала большая часть группы, я чуть не лопнула от гордости.
Теперь мы с Салли должны были сформировать свои команды. Выбирали мы по очереди. Первой я выбрала, конечно же, Глорию, потом пришел черед Салли, и так продолжалось до тех пор, пока мы не добрались до Фабио. Мне ужасно хотелось, чтобы Салли забрала его к себе, но она этого не сделала. Фабио, хоть и был одним из лучших танцоров, предпочитал латиноамериканские танцы. Но я догадывалась, что это не единственная причина, по которой Салли не называла его имени. Я пару раз порывалась его назвать, но так и не решилась.
Каждый раз, когда я вскидывала глаза на Фабио, он отводил взгляд в сторону, а если он смотрел на меня, то отворачивалась я.
Когда осталось пять человек, наши взгляды встретились, и у меня с языка слетело: «Фабио!»
Он помедлил, но потом встал и подошел к нам.
— Не нужно было этого делать, — сказал он после репетиции.
Большинство танцоров уже ушли, даже Дария. Только Салли и Глория стояли в стороне, глядя на нас.
— Знаю, — сказала я. — Но, во-первых, я здесь благодаря тебе. А во-вторых, ты танцуешь просто великолепно.
Что «в-третьих», я так и не сказала.
Фабио потеребил ухо. Кажется, он хотел что-то добавить.
— Я идиот, — наконец решился он. — Мне очень стыдно за то, что случилось в тот вечер у твоего дома.
— Ты не идиот, — сказала я, и это было правдой. — Но я хочу просто дружить с тобой. Не больше. Но и не меньше. Тебя это устраивает?
Это и было той самой третьей причиной.
Фабио уставился на меня. Его глаза потеплели.
— Конечно! — воскликнул он. — Отлично!
Я перевела дух. Впервые за долгое время я сделала что-то очень важное. Может, Фабио и виноват в том, что я потеряла Алекса. Но он не хотел причинить мне зло своим поцелуем, а вот Алекс своим поведением меня жестоко обидел. И мне не хотелось терять сразу двух людей, которые были так важны для меня.
На первой неделе декабря мы провели генеральную репетицию. Обе наши группы выстроились треугольником друг напротив друга. Мы с Салли стояли во главе каждой группы и по очереди выполняли танцевальные па. Пока одна группа танцевала, другая замирала неподвижно, как в игре «Море волнуется». Мы с Салли задавали тон и характер танца, а ребята повторяли за нами.
— Если ты будешь и дальше так работать, — сказала Салли, — то сможешь стать профессиональной танцовщицей!
Вообще-то, я этого не предполагала. Я танцевала потому, что мне это нравилось. И радовалась предстоящему выступлению.
Теперь я репетировала даже дома. В мою комнату из спальни перенесли большое зеркало, и когда я отрабатывала перед ним движения, то забывала обо всем на свете.
На второй неделе декабря я показала маме танец Йеманжи. Это еще одна богиня кандомбле, и бразильцы иногда называют ее матерью всех богов. Стихия Йеманжи — море, а ее цвета — белый и синий, и когда в Рио отмечают Новый год, в море выходят сотни кораблей с синими и белыми флагами. Так, по крайней мере, утверждает мама Фабио. Должно быть, это прекрасное зрелище!
Танец Йеманжи маме очень понравился. Она лежала у меня на кровати и смотрела, как я танцую. Теперь она уже не была похожа на женщину, проглотившую футбольный мяч. Ходила она вперевалку, как утка, а в профиль была похожа на моржа. В больнице она уже не работала.
Мне всегда казалось, что защищать нужно только животных, но, оказывается, и беременных женщин тоже. Когда они становятся похожими на моржей или китов, они могут сидеть дома и все равно получать свою зарплату. Так что если мама в ближайшее
