Ночь с дьяволом - Лиз Карлайл

Но что, если у него ничего не получится? Тогда он окажется в ловушке. Снова. И на этот раз вместе с ним в ловушке окажется кое-кто еще. Его охватило знакомое чувство паники. У него увлажнились ладони и задрожали руки. Господи, только не здесь. Не сейчас. Ему стало душно, словно из комнаты выкачали весь воздух.

Сможет ли он стать верным мужем? Надежным отцом? Сможет ли он пообещать никогда не бросать ее? Он оперся рукой о фортепьяно и подождал, пока успокоится дыхание.

Когда он впервые осознал, что они поженятся, он сказал себе, что это всего лишь незначительное неудобство. Что на самом деле ничего не изменится. Однако измениться должно было все. На меньшее Фредди не согласится. Да, они находили друг друга физически привлекательными. Даже сейчас при взгляде на нее он ощущал реакцию своего тела. Однако Бентли боялся, что это продлится недолго. Да и Фредерика заслуживала чего-то большего.

Он внимательно вгляделся в изящные контуры ее личика и вдруг отчетливо понял, что, женившись на ней, он отказывается от того, что всегда поддерживало его во всех житейских ситуациях, — от свободы встать и уйти — из комнаты, из страны, даже из чьей-нибудь жизни, если этот кто-то становится слишком близким, слишком требовательным, слишком… неудобным ему в каком-нибудь отношении. И никто, даже его сестра Кэтрин, не мог командовать им. Ник никаким способом — ни угрозами, ни шантажом, ни призывами к совести — не мог заставить его любить, быть покорным или испытывать другие подобные эмоции. Он поклялся себе, что никогда больше и ни за что не будет жить так, как раньше. И если за свою свободу ему приходилось платить жизнью в некоторой изоляции, он не мог бы сказать, что чрезмерно страдает от этого.

Но справедливо ли позволять страдать Фредерике?

Она наконец перестала сновать по комнате и взглянула на него, упрямо расправив плечи.

— Мы можем закончить тем, что возненавидим друг друга, — вдруг сказала она.

«Она хотела сказать: я кончу тем, что возненавижу тебя», — подумал Бентли.

— Не возненавидим, — уверенно ответил он. — Мы несем ответственность перед ребенком.

Она словно бы прочла его мысли.

— Ах, Бентли, — произнесла она тихим печальным голосом. — Смогу лия на тебя положиться? По-настоящему на тебя положиться?

Вопрос прозвучал так искренне, что сомнения охватили Бентли с новой силой. Он подошел к ней, взял ее за руку и торопливо проговорил:

— Давай дадим себе год. Поженимся и устроим себе год испытательного срока. Чтобы посмотреть, как у нас все получится.

— Год? — Она, кажется, пришла в ужас. Бентли сделал глубокий вдох.

— Ладно, пусть будет шесть месяцев. Испытательный срок в течение шести месяцев. В конце, если не получится, если мы будем друг с другом несчастны, мы станем жить раздельно. Но я должен иметь возможность видеться с ребенком. Я должен знать, Фредди, что все идет хорошо. А ты должна обещать, что никуда не уедешь. Я предоставлю тебе дом и слуг, а также все, что требуется ребенку — образование или приданое.

— Бентли, чтобы вырастить ребенка, требуется значительно больше, чем это!

Бентли понял ее по-своему.

— Хорошо. Пять тысяч в год на твои расходы.

— Пять тысяч фунтов? — Она посмотрела на него так, словно у него вдруг выросли рога.

Боже всемогущий! Бентли никогда не думал, что Фредди так меркантильна. Но ведь он не знал, что значит одинокой незамужней женщине растить ребенка, не так ли?

— Тогда десять тысяч, — осторожно сказал он.

— Прекрасно! — сердито оборвала его она. — Если тебе так хочется.

— Или пятнадцать? — торопливо добавил он. — Сколько бы ни потребовалось. Черт возьми, я совсем забыл. Ведь если я на тебе женюсь, то все, чем я владею, будет твоим. Но ты должна обещать, что попытаешься, Фредди. А я, черт возьми, сделаю все, что в моих силах, чтобы быть хорошим мужем.

У Фредди сморщилось лицо.

— Ох, Бентли, все это звучит ужасно. Ты говоришь о деньгах, о раздельном проживании… О Боже, как мы позволили этому случиться?

Он пожал плечами и широко развел руками. Надо было как-то разрядить обстановку.

— Что касается меня, Фредди, то я был сильно под хмельком. А вот… — Он сделал паузу, улыбнувшись самодовольной улыбкой. — Мне хотелось бы думать, что ты не устояла передо мной, потому что я неотразим. Но ты скажи сама, Фредди. Что толкнуло тебя на это?

Позднее Бентли не мог себе объяснить, зачем задал ей этот глупый вопрос. Уж не надеялся ли он услышать, что она всю жизнь испытывала к нему неразделенную страсть? Или что ее вообще всегда тянуло к никчемным распутникам?

Фредди, сложив руки, словно школьница, сделала глубокий вдох.

— Не знаю. Я была очень обижена. И зла. И я думаю… — Она помолчала, словно пытаясь точнее сформулировать мысль. —Да, я думаю, что мне просто хотелось отомстить Джонни. Хотелось наказать его.

Бентли, ушам своим не веря, пристально взглянул на нее.

— Отомстить Джонни?

У нее задрожали губы.

— Ну, понимаешь, заставить его пожалеть о том, что он отказался от меня.

В нем вновь поднялись гнев и обида.

— Ты просто хотела отдаться мне назло другому? Фредерика потупила взгляд.

— Отчасти, — прошептала она. — И еще мне хотелось узнать, как все бывает, когда делают это. Я слышала, как Уинни говорила, будто ты в этом настоящий эксперт.

— Проклятие! Какой же я дурак! — выругался он, с силой отталкиваясь от фортепьяно.

Фредди, оказывается, даже неотразимым его не считала! Она просто хотела насолить другому мужчине! Это будило слишком много горьких воспоминаний. Бентли снова утратил самообладание.

— Позволь мне сказать тебе кое-что, Фредерика! — прорычал он, сердито глядя на нее. — Меня, случалось, использовали, мной злоупотребляли и обвиняли во всех смертных грехах. Но Бог свидетель, мне не нравится, когда меня используют для секса в отместку другому парню, и я не буду, черт возьми, заезжать к старику Джонни на чашку чаю, чтобы поболтать с ним об этом. И клянусь, Фредди, еще одна подобная выходка — и я отшлепаю тебя по заднице собственной рукой.

Фредди вздернула свои потрясающе красивые брови и свысока взглянула на него.

— Только попробуй! — прошипела она. — Раннок снимет тебе голову с плеч, если от тебя что-нибудь останется после того, как я сама с тобой расправлюсь! Кстати, чтобы ты знал, я считаю все, что ты говоришь, глубоко оскорбительным.

Бентли поймал ее за плечо и развернул к себе.

— Дорогая, — насмешливо произнес он, — во мне почти все является глубоко оскорбительным. Так что тебе лучше привыкнуть к этому с самого начала.

Она открыла было рот, но тут лицо ее сморщилось, и она разразилась слезами.