Чужой - Ирена Юргелевич

— Я не хочу! Не хочу, чтоб его арестовали! Слышишь?

— Замолчи! — резко оборвал его Мариан. — Сейчас не время нюни распускать!

Юлек мужественно подавил обиду и сказал басом: — Я просто хотел спросить, что мы теперь будем делать. Мариан тоже не знал, что теперь делать. Никогда еще он так остро не чувствовал, что вся эта история с Зенеком требовала участия взрослого и опытного человека. О том, чтобы оставить парня на произвол судьбы, не могло быть и речи, но как ему помочь? Надо действовать быстро, а посоветоваться с самим Зенеком нельзя, значит, вся ответственность ложится на них, вернее на него, на Мариана, потому что он самый старший из всей четверки…

— Ну, что же ты молчишь? — снова заволновался Юлек. — Скажи что-нибудь!

Но Мариан не обратил на него внимания. Он задумался, напряженно сморщив лоб. Наконец он произнес:

— Беги за Вишенкой и Улей, пусть приходят под грушу.

— Ладно, — согласился Юлек, довольный, что наконец-то можно действовать. — А зачем они тебе?

— Не приставай! Я иду в огород. Когда соберетесь, позовите меня.

Юлек выполнил поручение Мариана лишь наполовину: Вишенка поехала с матерью в Лентов к зубному врачу и должна была вернуться только через час, поэтому под грушу пришла одна Уля. Она присела на землю в том самом месте, куда однажды утром Зенек свистом вызвал Юлека, чтобы тот купил ему хлеба и показал дорогу на Стрыков. Перед ней была тропинка, по которой в сопровождении Юлека и Мариана пошел тогда таинственный гость, надеясь, что она приведет его к цели. А вон и стог, под которым он сидел, поджидая, пока подсохнет кровь на больной ноге. Уля вспомнила, как они с Вишенкой увидели его тогда, и перед ней прошли все события последних недель: постройка шалаша и кухни, приручение Дуная, драка с Виктором, происшествие на шоссе, прощание с Зенеком и его уход, все страхи и радости, которые она испытала за это время, вплоть до сегодняшнего утра, когда над Зенеком нависла такая опасность, о которой она даже думать боялась.

— Ну, говори! — нетерпеливо потребовал Юлек, как только они с Марианом подошли к груше.

— Сейчас… — Мариан колебался. То, что он хотел предложить, непременно вызовет возмущение и протест. Однако он решил настоять на своем и, собравшись с духом, выпалил — Нам самим тут не справиться. Надо рассказать про Зенека кому-нибудь из взрослых.

— С ума сошел? — крикнул Юлек.

— Мы же обещали никому не говорить! — испуганно проговорила Уля.

— Да, — согласился Мариан. — И очень глупо сделали.

— Почему глупо? Так велел Зенек, значит все! — кричал Юлек, покраснев от негодования. Для него воля Зенека была законом, раз Зенек велел, значит, никаких разговоров.

— Если бы мы не обещали, все было бы иначе, — стоял на своем Мариан. — Нам бы помогли… нам и ему.

— Да, — прошептала Уля. Не стоило спорить из-за того, что могло бы быть, важнее подумать о том, что будет. — Но теперь мы не имеем права говорить без его разрешения.

— Я сам знаю, что лучше бы его спросить, — с раздражением бросил Мариан, — но, прежде чем он успеет согласиться, его могут забрать. Из двух зол надо выбирать меньшее.

— А ты считаешь, что взрослые нам помогут? — презрительно спросил Юлек, все еще надеясь, что они сами как-нибудь выручат товарища из опасности. — Жди!

— А почему бы и нет? — Среди людей, которых знал Мариан, многим вполне можно было довериться, а история с Зенеком давно перестала быть для него увлекательным приключением, которому таинственность придает очарование. — Если попросить…

Юлека осенила новая мысль:

— Слушай! — предложил он. — Давай расскажем этому милиционеру, что Зенек спас мальчика!

— Если Виктор сказал ему, что Зенек ворует, а мы ему помогаем, то милиционер и разговаривать с нами не станет. И вообще, одно к другому отношения не имеет.

Юлек обескураженно умолк.

Уля сидела с опущенными глазами и молчала. Она тоже видела, что на этот раз они сами не справятся. Но, во-первых, они обещали молчать, а во-вторых, к кому же обратиться за помощью? Ах, если б жива была мама!.. Мама бы все поняла, и судьбу Зенека можно было бы не колеблясь отдать в ее руки. Она без слов почувствовала бы, как дорог Уле этот человек, она разглядела бы, какой он есть на самом деле!.. Мама! Мама!.. Уля представила себе, как Зенека, словно преступника, ведет по деревне милиционер, как закрываются за ним двери тюрьмы и он остается один, или, еще хуже, в обществе настоящих воров..

— Я считаю, что лучше всего попросить пани Убыш, — говорит Мариан и выжидательно смотрит на Улю.

Юлек тоже ждет, что она скажет: окончательное решение зависит от нее.

— Хорошо… — с трудом шепчет Уля. — Я попрошу Вишенку, чтоб она с ней поговорила.

Теперь остается обсудить детали. Значит, все будет так: пани Убыш пойдет в правление, повидается с милиционером и все ему объяснит. А если она не застанет его в правлении, делать нечего, придется ей пойти на остров и ждать его там. А мальчики и Уля побегут туда пораньше, чтобы быть наготове.

— Стойте-ка, — сердито восклицает Юлек, которому весь этот план не очень-то по вкусу. — Вот мы тут все решили без Зенека. А кто ему об этом скажет?

— Я, — ответила Уля.

После того признания, которое Уля сделала Вишенке в саду пана Юзяка, девочки сильно охладели друг к другу. Настоящей дружбы между ними теперь не было. И поэтому, приступая к разговору с Вишенкой, Уля ужасно волновалась. Помимо всего прочего, она боялась, что Вишенке не понравится их намерение нарушить данный Зенеку обет молчания. Поэтому она старалась как можно ярче описать все грозящие ему опасности, чтобы ясно было, что обратиться за помощью к взрослым совершенно необходимо.

Вишенка слушала ее довольно спокойно, а когда Уля, готовясь произнести последние, самые важные слова, на минутку запнулась, она быстро спросила:

— Значит, ты расскажешь про него своему отцу? Уля вспыхнула.

— Нет, — тихо ответила она. — Нет. Мы… Мариан и я, мы считаем, что лучше попросить твою маму…

— Мою маму? — испугалась Вишенка. — Нет, это нельзя. Уля посмотрела на нее умоляюще: — Вишенка!..

— Да нет же, говорю тебе, нельзя…

— Почему? Мариан считает, что твоя мама это сделает лучше всех. Она всех знает, и она добрая! Попроси ее!

— Не буду я ее просить… — отказывается Вишенка. Неужели Уля не понимает, что значит для нее рассказать матери о Зенеке? Это значит признаться, что Вишенка обманывала маму! И это именно теперь, когда мама, видя, что Вишенка много бывает дома, успокоилась и снова стала ласковой и общительной?.. И вообще, раз Уля нравится Зенеку больше всех, пусть она ему и помогает!

— Твой отец сделает все гораздо лучше, чем моя мама.

— Нет, нет!

— А почему? Он здесь живет, все его знают. Он ведь не откажет, если ты его попросишь?

— Откажет…

Вишенка, до сих пор отчужденно смотревшая в сторону, резко обернулась к подруге. Ее поразил голос Ули.

— Как это? Почему?

Уля сгорбилась, волосы упали ей на лицо. Что ответить? Сказать, что отец ее не любит? Что ничего хорошего из этой просьбы не получится? Все равно Вишенка не поймет, она слишком счастливая. Придется объяснять, растравлять старую рану… Когда-то, еще в те дни, когда они по-настоящему дружили, она очень хотела рассказать подруге все. Однажды это чуть не случилось. Но сейчас она не может разговаривать с Вишенкой о своих родителях! Тогда что же делать? Что будет с Зенеком? От сознания собственного бессилия слезы выступают на глазах у Ули, она пытается их смахнуть, но не выдерживает и разражается горькими рыданиями.

— Уля! — восклицает удивленная и испуганная Вишенка. — Уля!

— Не могу я просить отца! — отчаянно рыдает Уля. — Не могу!

— Не плачь! Ну не плачь! — Вишенка обнимает подругу, притягивает ее к себе.

В рыданиях Ули она почувствовала столько боли, что забыла про свои обиды. Но в чем же причина этого горя?.. Вишенка вдруг с раскаянием понимает, что очень мало знает об Уликой жизни, хоть и дружит с ней столько лет. Уля скрытная, но все же Вишенка могла бы узнать о ней побольше, если б только не была так занята собой. Узнать и помочь…

— Не плачь, — просит она, гладя растрепанные волосы и дрожащие плечи подруги. — Не плачь!

— Ах, Вишенка!

— Не плачь!.. Я поговорю с моей мамой о Зенеке.

— Мама…

Пани Убыш, не отрываясь от работы, улыбается дочери — она купила в кооперативной лавке кусок яркого ситца и шьет Вишенке новый пляжный костюм. Ах, она перестанет улыбаться, когда услышит Вишенкин рассказ. Только сейчас девочка по-настоящему понимает, какое огорчение причинит она своей матери. Но решение принято.

— Что, доченька?

— Мама!

— Что случилось? — Шитье падает на пол. Мать смотрит на дочку с тревогой.