Колдун. Земля которой нет - Кирилл Клеванский

Удивительно неправдоподобно было наблюдать за безжизненной площадкой, где единственный звук – лишь перезвон клинков, висевших на стенде, а из компании – лишь птицы, подобные чайкам, усевшиеся на стене и неотрывно глядящие на меня своими черными бусинами-глазами.

– Кыш! – взмахнул я руками.

Птицы, будь я проклят, посмотрели на меня как на идиота, потом переглянулись и взмыли в воздух. Теперь я определенно остался в полном и бесповоротном одиночестве. Но на всякий случай все же огляделся. Наверное, так делает каждый, кто еще недавно был окружен людьми, а теперь остался один в ранее оживленном месте.

– Эх, жизнь моя жестянка, – прокряхтел я, взлетая на стену.

Сегодня было прекрасное утро. На востоке просыпалось солнце. Оно нежно ласкало небо, словно вгоняя его в краску и заставляя отступать ночную черноту и утренний сумрак. Ветер был свеж и приносил с собой столь долгожданную бодрящую прохладу, действующую ничуть не хуже ледяного душа. Хотя, если честно, здесь и нет никакого другого душа, кроме ледяного. Именно поэтому я, словно новобранец-призывник, щеголял бритой головой. Кому понравится из-за такого душа обзавестись непрошеными жителями в голове? А я после лазания по пещерам Харпудова гребня не собирался больше позволять использовать свое тело в качестве транспорта и кормушки для всяких паразитов и букашек.

Прикрыв глаза, я прислушался. Ветер откликнулся сразу. Он вновь рассказывал мне истории. Порой они были чудесными и волшебными, порой – столь обыденными, что от этого становилось грустно. Иногда я просил ветер рассказать мне о друзьях, и тогда он приносил вести о Нейле и Молчуне, которые с головой ушли в заботы о новорожденном ребенке.

Иногда он нашептывал шутливые истории про Руста и Младшего, которые что ни день, то цапаются с женами, но к вечеру у них всегда идиллия и уют в доме. Рассказывал об их детях, которые настолько непоседливы, что вскоре у моих товарищей может добавиться седых волос в шевелюре.

Шептал он и о Старшем, жена которого недолго ждала и тоже обзавелась животиком. Мои друзья даже шутили, что скоро «Пробитый золотой» соберется вновь. Но на этот раз он будет ходить под парусами, грозя торговцам наточенным клинком. И вместо имен Старшего, Младшего, Щуплого, Молчуна, Колдуньи, Ушастого, Принца и Зануды будут звучать имена Гектор, Артур, Мария и Дайлин. И сложат барды песни о лихой команде пиратов, перед которой не устоял ни один королевский фрегат.

Частенько я просил ветер рассказать мне о Рыжем и компании, но тот всегда возвращался с «пустыми руками». Наверное, ушлые аристократы озаботились какой-нибудь мудреной магической защитой и мой собеседник и товарищ не мог их отыскать. Что ж, думаю, и у них все хорошо. Пожалуй, уже вернулись в столицу и Константин устраивает им знатный разнос на тему «почему не доставили изменника Тима эл Гериота».

О Константине я тоже спрашивал, но ветер даже не летел к нему – он боялся. Глупо, кажется, но императора почему-то боялась сама стихия. Я не хотел думать над ответом, так как все еще был глубоко наивен и отказывался поверить в то, во что необходимо верить.

Так протекали дни, неспешно сменяя один другой. Ничем не отличаясь, ничего не предвещая, они текли степенно и спокойно, отмеряя неведомое мне расстояние. Каждое утро начиналось с побудки, завтрака в огромной, но пустой столовой. Потом недлинный путь по извилистым коридорам, где мне изредка чудились призраки. А там – стена и разговоры с ветром. Порой я даже засыпал на ней, свешиваясь половиной тела над бездонной пропастью. Меня это не пугало. Нет-нет, это совсем не бахвальство и не пустое хвастовство, просто я действительно не испытывал страха. Иногда мне даже казалось, что я и вовсе утратил чувство страха, но потом я вовремя вспоминал выученный урок и принимал реальность такой, какова она есть.

В какой-то определенный момент происходящее стало мне нравиться. Оно чем-то напоминало утреннею негу, когда ты уже проснулся, но все еще лежишь, укутавшись одеялом, пребывая на грани мира грез. Так же и завис, не желая делать следующий шаг. Но это состояние длилось недолго, лишь одно утро, потому как на площадку заявился старший малас.

– Тим Ройс, – обратился он ко мне.

Я сидел на стене, вглядываясь в бесконечность. Она притягивала меня, маня своими далями, но все же я нашел в себе силы повернуться к старику:

– Пришло время?

– Нет. Бой будет послезавтра.

– Тогда зачем вы здесь?

Малас помолчал, а потом со вздохом произнес:

– Я пришел предложить тебе сбежать сейчас.

Наверное, это предложение должно было шокировать меня или удивить, но я был спокоен. Теперь я часто бывал спокоен.

– Почему?

– Она нашла способ отомстить, – немного понуро сообщил тренер, поминая нашу общую знакомую. – Тебе предстоит сразиться с демоном.

– Пусть будет так, – пожал я плечами, отворачиваясь к долине из облаков.

– Ты не понял – тебе нужно не просто сразиться с ним, а убить его.

– Именно так я и понял.

Быть может, малас покачал головой от досады, но я этого так и не увидел.

– Они бессмертны.

Ветер играл с пушинками облаков, гоняя их туда-сюда, порой складывая фигуры и дразня меня знакомыми образами. Это неизменно вызывало улыбку на лице бывшего наемника.

– Что ж, значит, мы будет сражаться вечно, так как умирать я не собираюсь.

Старик помолчал, а потом махнул рукой и сплюнул на горячий песок плаца.

– Дело твое. – С этими словами он ушел.

Я же вернулся к своему занятию, нисколько не беспокоясь о неумолимо надвигающемся будущем, вовсе не окрашенном в розовые тона. Скорее, оно было измалевано алой кровавой краской.

Ворон

Черная птица, приземлившись на испещренную трещинами стену, сложила крылья и широко распахнула красные рубиновые глаза. Клюв ее чуть приоткрылся, но замогильное карканье так и не вырвалось из хищной глотки. Ворон, по размаху крыльев больше похожий на орла, стал пристально наблюдать за мужчиной, сидевшем на горячем песке плаца.

Уже с первого взгляда было понятно, что боец, одетый в простые холщовые штаны и худую рубашку, был северянином. Об этом говорили не только густая черная щетина, мощные брови и крутые челюсти, на это указывала также испарина, выступившая на лбу. Вряд ли кто-то из южан страдал бы от солнца, еще даже не вошедшего в зенит. Скорее бы они, наоборот, жаловались на прохладу и ни в коем случае не стремились к тени.

Ворон, склонив голову набок, не моргая, следил за человеком. Тот же, странно сложив ноги, скрестив их перед собой, просто дышал. Высоко вздымалась его могучая грудь и мерно опускалась, создавая иллюзию спящей горы. Ворону даже казалось, что еще немного – и он услышит скрип сухих мышц, похожих на огромные валуны, скатившиеся с древнего горного склона.

Пожалуй, в этой картине нет ничего особенного или хоть сколько-нибудь занимательного, если бы не следующее. С каждым вздохом вокруг северянина поднималось облако песчинок. А с каждым выдохом оно медленно опускалось, будто подхваченное в нежные, но крепкие объятия ветра.

Вдруг гладиатор поднялся на ноги. Хотя вернее будет сказать – взлетел на ноги. Его ступни так и не коснулись земли, когда он единым рывком принял вертикальное положение. Легко ступив на песок, он, все еще держа глаза закрытыми, вытянул руки вперед. Ворон, внимательно, с неотрывностью голодного зверя следя за каждым мановением, за каждым дрожанием, так и не мог сказать, оставляли ли сандалии северянина след на поверхности плаца. Впрочем, вскоре это уже его не волновало.

Держа правую руку вытянутой перед собой, северянин плавно повел ею в сторону. Могло создаться впечатление, что он аккуратно ласкает чью-то нежную, шелковую кожу или задумчиво проводит дланью по спокойной речной глади. И как если бы тогда за ним следовали водяные круги, так же и сейчас за рукой неотрывно спешил маленький хоровод песчинок. Гладиатор поднял другую руку, и вот уже второй хоровод поспешил за плавной, ускользающей линией.

Северянин степенно, медленно водил ладонями, а вокруг него вслед за движениями спешил ветер. Порой он поднимал облака песка или кружил его спиралями, взвивая лентами, но зачастую просто расходился кругами по земле, напоминая встревоженное кинутым камнем озеро. Иногда мужчина делал легкий, текучий шаг. Быть может, это была всего лишь иллюзия или игра ветра, но за ним не оставалось ни следов, ни каких-либо иных отметин на песке.

И тут он резко замер. Все стихло, но ветер все так же продолжал держать перед северянином облако из песка. А тот подогнул ноги, сгибая их в коленях и ставя ступни в одну линию. На миг гладиатор стал походить на канатоходца, который еле удерживает равновесие на стальной проволоке, подвешенной над пропастью с наточенными пиками.

Ворон затих, ожидая чего-то невероятного. Сверкнуло солнце, превращая мириады песчинок в «слезы богов» – алмазы, будто прилипшие к невидимой паутине, сотканной исполинским пауком. Дрогнуло сердце птицы, и лишь за один этот удар все переменилось. Песок взорвался целым вихрем, опасно скалящим свое оружие. И это была чистая правда.