Чужак из ниоткуда (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич

— Рассказывать всегда найдётся кому, — сказала прабабушка. — Поэтому, как только захочется язык развязать, сразу про себя произнесите только одно слово.

— Какое? — не понял дед.

— Пулемёт.

К Кофманам мы с дедом отправились вместе. Жили они неподалёку, на третьем этаже пятиэтажного дома, в двухкомнатной квартире. Прихожая, гостиная, спальня, кухня, балкон.

— Ага, — обрадовался дядя Юзик. — Пришли! Неужели и ты, Лёша, решил что-то почитать взять?

— Я своё ещё до войны всё прочитал, — ответил дед. — Сейчас уже не интересно. Мы по делу, Юз. Фира дома?

Наш рассказ маленькая семья Кофманов выслушала с громадным вниманием и не меньшей надеждой в глазах. А уж когда я признался, что начал лечение ещё вчера вечером, надежда приобрела оттенок святой веры.

— То-то я себя вчера так хорошо чувствовала! — воскликнула Фира. — Да и сегодня с утра… Господи, если получится, поверю в тебя, обещаю. Поверю и покрещусь. Ей-богу, покрещусь!

— Невероятно, — почесал лысину Юзик. — Звучит невероятно. Но я, почему-то, верю. Скажу сразу, пока на берегу. Если получится, всё отдам. Всё, что ни попросите.

— Юз! — рыкнул дед. — Прекрати немедленно! Чтобы я больше от тебя этого не слышал. Ни от тебя, ни от Фиры. Ясно?

— Понял, извини. А ты, Серёжа, что скажешь?

— Про слово «пулемёт» вы уже знаете, — сказал я. — Не забудьте, пожалуйста, это очень важно. И второе. Дядя Юзик, думаю, мне потребуется ваше мастерство, как ювелира.

— Всё, что угодно. И, разумеется, совершенно бесплатно.

— Хорошо. Потом расскажу. А сейчас давайте лечить тётю Фиру. И ещё, хочу, чтобы вы твёрдо уяснили. Я ничего не обещаю. Это только попытка.

— Мы понимаем, Серёженька, — Эсфирь Соломоновна промокнула заблестевшие от слёз глаза. — Мы понимаем…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Легкий способ бросить курить. Джек Лондон. Бассейн. Кто кого

Сеанс у Кофманов прошёл успешнее вчерашнего. Сказалось, что тётя Фира уже знала, что происходит, и готова была перенести и вытерпеть что угодно. Хотя ничего терпеть ей не пришлось. Просто лечь на диван, расслабиться и стараться думать о чём-нибудь приятном.

— Можно о цветущем горном луге? — робко поинтересовалась она.

— Хоть о двух сразу, — разрешил я. — И голубом бездонном небе в придачу.

За ночь ржавых пятен на её ауре не прибавилось. Но и меньше не стало. Пришлось как следует поработать.

Сеанс длился по часам сорок две минуты (дедушка и дядя Юзик ожидали на кухне) и порядком меня вымотал. Однако и результат стоил трудов — ржавая россыпь заметно отступила, и я уже почти не сомневался в успехе. Благо, организм тёти Фиры оказался крепким, имел силы к сопротивлению, нужно было только его подтолкнуть и направить.

Но была ещё одна проблема.

Чтобы её обговорить и, в конечном счёте, решить, я позвал всех.

— Ну что? — нетерпеливо спросил дядя Юзик. — Что, Серёжа, получилось? Фирочка, ты как?

Эсфирь Соломоновна села на диване, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, словно прислушиваясь, что происходит с её организмом.

— Не знаю… — произнесла неуверенно. — Как-то… по-новому, что ли. И слабость, будто мешки таскала. Так должно быть?

— Должно, — сказал я. — Организм тратит массу сил на борьбу с болезнью. Отсюда слабость. Ничего страшного, скоро силы восстановятся.

Дедушка Лёша внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, но промолчал.

— Слабость — ерунда, — продолжил я. — Могу вас обрадовать, что шанс победить эту гадость имеется. И хороший шанс. Но при одном условии. Если его не выполнить, все наши усилия могут пойти насмарку. Да что там, обязательно пойдут.

— Какое условие? — напряжённо осведомилась тётя Фира.

— А я говорил, — пробормотал тихоько дядя Юзик.

— Что ты говорил? Что?!

— Говорил, что курить тебе нужно бросать. Я вот двадцать лет, как бросил — и хорошо же!

— Ты бросил, потому что керосиновыми лампами мы пользоваться перестали, электричество уже было везде — там, где мы жили! — воскликнула тётя Фира. — Ты сам рассказывал тысячу раз. Да я сама видела, во время войны ещё, ты от лампы прикуривал всегда, от горячего воздуха, который вверх от лампы поднимается! Потом керосиновые лампы попрятали по чуланам, и тебе стало неинтересно. А я — от спичек прикуриваю!

— И от зажигалок, — сказал дедушка Лёша.

— Редко, — упрямо наклонила голову тётя Фира. — В основном от спичек. Почти всегда.

Я молчал, ожидая, когда у них кончится запал.

— Слушайте внимательно, тётя Фира, — сказал наконец. — Хотя понимаю, что слушать мальчика в вашем возрасте некомфортно. Это он вас должен слушать, да? Но дело не в этом. Дело в вашей жизни и смерти. В самом прямом смысле слова. Считайте, что вы снова на войне, если так вам легче будет. Ваша тяга к сигаретам, к табаку — это враг. Враг, которого нужно убить. Иначе он убьёт вас. Вот так. Ни больше, ни меньше.

— Это же просто вредная привычка… — не сдавалась Эсфирь Соломоновна.

— Это не привычка. Это наркотическая зависимость, — отрезал я. — Такая же, как алкоголизм. И часто с не меньшими разрушительными последствиями. Доказательство — в ваших лёгких.

— Пробирает, внук, — сказал дед. — Даже я задумался.

— С тобой, деда, мы по этому поводу потом поговорим.

— Уже боюсь, — сказал дед.

— Ну так что делать будем, тётя Фира? — спросил я. — Решение нужно принимать прямо сейчас. Мне больно это говорить, но я не стану дальше бороться с вашей болезнью, если буду знать, что она вернётся.

— Мне нужно подумать…

— Фирочка, — сказал дядя Юзик. — Представь себе, что ты тонешь. Господь, к которому ты, к слову, только что взывала, посылает тебе лодку. Но лодочник тебе сильно не нравится по каким-то личным причинам. И вот этот лодочник протягивает тебе руку, чтобы втащить в лодку и спасти, а ты, уже захлёбываясь, говоришь ему:

— Подожди, мне нужно подумать.

Я улыбнулся. Сравнение было точным.

— Хорошо, хорошо, — сказала Эсфирь Соломоновна. — Бросаю. С завтрашнего дня.

— Прямо сейчас.

— Как?! Почему?

— Потому что времени нет. Прямо сейчас. Выкуривайте последнюю сигарету, так и быть, и — всё.

— Ох…

— По-другому никак.

— Пойдём, Фира, — сказал дедушка Лёша. — Покурю с тобой.

Они пошли на кухню, а я подошёл книжным полкам, разглядывая корешки.

— Вот, — с гордостью показал дядя Юзик. — Полное собрание Джека Лондона. Очень его люблю. Читал?

Я отрицательно покачал головой.

— Ну что ты, обязательно возьми почитай. Не оторвёшься. «Любовь к жизни», рассказ. Вспоминал его часто на войне, он мне выжить помог.

По совету дяди Юзика я выбрал рассказы о севере и золотоискателях, роман «Морской волк» и повесть «Белый клык».

— Спасибо. Прочитаю, возьму ещё.

— Тебе спасибо. Когда теперь?

— Завтра утром.

— А что со мной?

— Вы здоровы, дядя Юзик. Относительно.

— Слава богу. Но я не об этом.

— А, да. Попрошу вас сделать кое-что. Из имеющихся материалов. Работа ювелирная во всех смыслах. Но сначала вашу жену вылечим. Согласны?

— Ещё бы я не был согласен! Но я же теперь от любопытства спать не стану.

— Станете, станете, спите вы хорошо, крепко.

— Это так, — сказал дядя Юзик. — Когда в танке не горю… — он закрыл глаза, открыл. — Трижды горел. До сих пор снится. Знаешь… у меня в экипаже все комсомольцы были, атеисты. Я и сам такой, хоть и не комсомолец давно. Так вот, когда танк горит, все богу молятся, чтобы спас. Господи, Пресвятая Богородица, спасите нас! — воскликнул он тихо; поднял руку, видимо, чтобы перекреститься, но опустил её смущённо. — Вот так примерно.

— Спасибо вам, — сказал я. — Вам, тёте Фире, моим дедушкам и бабушкам, всем ветеранам. Бог спас вас, а вы — всех нас и весь мир.

Вышла тётя Фира с дедушкой.

— Всё, — сообщила тётя Фира гордо. — Не знаю, что со мной будет, но только что я выкурила свою последнюю сигарету.