Верховная жрица - Уоррен Мерфи

– Но и ты правда Гонпо?

– А ты сам как думаешь? Похож я на Гонпо?

– Ты похож на Гонпо в обличье чилинга.

– Вполне возможно.

– Тогда я буду звать тебя Гонпо Джигме. Гонпо-Не-Ведающий-Страха.

Эти слова были тут же переданы остальным.

– Гонпо Джигме, Гонпо Джигме, – повторяли жители нараспев.

В казарме местного гарнизона не осталось ни одного солдата. Зато стояли пустые джипы. Римо спокойно завел двигатель одного из них без ключа зажигания, плеснул в бак пару канистр бензина и тронулся с места.

Местные жители побежали следом. Пришлось ему вести машину медленно, чтобы ненароком кого-нибудь не задеть.

– Ты вернешься, Гонпо Джигме? – крикнул один из них по-английски.

– Сомневаюсь.

– Тогда кто же спасет нас от репрессий китайцев, Гонпо Джигме?

– Подберите оставшееся после них оружие и разбегайтесь.

– Мы не можем убивать китайцев. Вера нам запрещает.

– Тогда приготовьтесь к долгой оккупации, – бросил Римо и, заметив просвет в окружавшей его толпе, нажал на газ.

Китайский джип рванулся вперед, и скоро бегущая следом толпа осталась далеко позади.

Уильямс ехал на север, холодным взглядом окидывая бесконечные массивы гор, которые, казалось, странным образом взывали к его сердцу.

И самое удивительное, он словно уже видел когда-то эти горы. А ведь Римо никогда прежде не бывал в Тибете.

Глава 24

Лхаса пребывала в сильном волнении.

Повсюду только и говорили, что в Тибет приезжает бунджи-лама, но когда и в какое именно место – никто не знал. Ходили слухи, что Свет Воссиявший находится уже в самом городе. Однако никто не мог этого подтвердить.

Взоры всех жителей с надеждой устремились на Поталу, огромную, почти тысячекомнатную крепость-монастырь, где в лучшие времена проживал далай-лама. Именно там Львиный трон ожидал будущего правителя Тибета. Далай-лама не требовал вернуть ему этот трон, потому что, будучи человеком мудрым, не хотел становиться марионеткой в руках китайских оккупантов. Панчен-лама не претендовал на трон, потому что знал, что Чуши Гангдрук приложит все усилия, чтобы расправиться с ним как с предателем своего народа.

Только бунджи-лама обладал достаточной смелостью, чтобы взойти на Львиный трон. Весь Тибет знал это, прекрасно знали и все лхасцы. Знали они также и то, что, если бунджи-лама потребует вернуть по праву принадлежащий ему трон, китайцы вряд ли отнесутся к требованию благосклонно.

И вот вся Лхаса, затаив дыхание, в сильном волнении смотрела на чисто выбеленную Поталу, гнездившуюся высоко на Красной горе.

Никто даже не взглянул на дорогу, когда в город въехал какой-то человек. Он был очень стар, но без седины в черных волосах, и в своих красных одеждах сидел на пони, словно ворон на суку. Его узкие, косые глаза с затаенным гневом оглядывали руины монастырей и иные свидетельства попрания древних традиций.

Они просто уничтожили этот священный город, бурчал он себе под нос.

На старика, вернее, на его серого, с черной мордой пони обратил внимание китайский солдат. Подобные пони считались самыми сильными из всех тибетских лошадок, и китаец, естественно, сразу же положил на него глаз.

Он подошел к приезжему и вскинул винтовку.

– Остановись, старый. Приехали!

Старик натянул поводья. Пони, остановившись, помахивал хвостом, как мухобойкой.

Китаец спросил у старика его имя.

– Меня зовут Дордже, – ответил тот.

– Откуда ты родом, Дордже?

– Я из Бово.

– Въезд в Лхасу запрещен, – рявкнул солдат. – Я должен конфисковать твоего пони.

– Если я не могу въехать в Лхасу, – сказал старик, назвавшийся Дордже, – мне понадобится мой пони, чтобы вернуться домой.

– Ну нет, сперва я конфискую твоего пони, а потом возвращайся себе домой.

– Это не мой пони, – умоляюще произнес старик, – это пони моего сына. Он отстегает меня хлыстом, если я вернусь без серого.

– Значит, ты предпочитаешь, чтобы тебя отстегали хлыстом и посадили в тюрьму Драпчи? – грозно спросил солдат.

– Я не хочу ни лишаться пони, ни попадать в тюрьму, – простонал старик.

– Тогда с тобой произойдет и то, и другое, упрямый черт! – вскричал солдат, ткнув дулом в живот хозяину пони.

– Хорошо, я сделаю, как ты говоришь. Я ведь старый человек и абсолютно беззащитен перед таким здоровенным парнем, как ты.

Нетерпеливо махнув винтовкой, солдат знаком разрешил старику войти в город. Сам же двинулся следом, готовый выстрелить старику в спину, если тот попытается улизнуть, и стараясь не ступать на свежий навоз, который пони почему-то стал извергать в большом изобилии.

Происходило это как-то странно. Когда солдат смотрел себе под ноги, земля была чиста. Но стоило ему лишь отвести взгляд, как ботинки его начинали вязнуть в навозе.

Уж не маг ли это из старинной тибетской секты бон, подумал солдат. Эти маги все еще бродят в пустынных северных краях. Говорят, они мастаки на всякие странные, ужасные вещи. Например, способны остановить на ходу человека, да так, чтобы он шевельнуться не мог. Способны опалить кому-либо глаза, призвать птиц шанг-шанг. Солдат заметил, что волосы на голове старика очень уж гладкие и какого-то иссиня-черного цвета. Как будто и не волосы вовсе, а сухой черный снег.

Солдат ощутил какой-то сверхъестественный ужас и с этого мгновения уже не сводил глаз со спины старика. Птицы шанг-шанг теперь уже не вопьются ему в горло, даже если он и должен будет пройти через горы навоза.

Вот так мастер Синанджу вошел в город Лхаса, без шума и никем не замеченный.

Глава 25

Римо старался внимательно следить за дорогой. Это оказалось нелегко: кое-где дороги вообще не было. Бензин уже кончался, близился рассвет, а он понятия не имел, где находится. Знал только, что горный серпантин обязательно приведет его в Лхасу.

Со всех сторон Уильямса окружали горы. Увенчанные снежными шапками, окутанные туманами, вечные и до безумия знакомые.

В прежнем своем мире – он думал о США, о днях, проведенных во Вьетнаме, – Римо действовал уверенно почти в любой ситуации. Ничто, казалось, не способно его остановить.

Здесь – впервые с тех пор, как появился на свет, – он чувствовал себя маленьким, незначительным, ничего собой не представляющим.

А перед ним бежала и бежала бесконечная дорога, змеилась, как бы ускользая, а Римо смотрел на нее, стараясь не думать о том, почему чувствует себя таким ничтожным в этой чужой, но удивительно знакомой стране.

И конечно же, старался не вспоминать о происшествии в той тибетской деревне.

Уильямс прибыл сюда не для того, чтобы спасать Тибет. У него было простое задание: найти Чиуна, найти Скуирелли Чикейн. Вернуть их обратно в большой мир, по возможности избегая международных конфликтов.

Сам Тибет не входил в число его проблем. Конечно, он был бы рад видеть его освободившимся от китайской оккупации. Но страна была огромная, китайская Народно-освободительная армия надежно в ней окопалась, смирению же тибетцев не было предела. Их религия запрещала насилие, и потому они мирились с оккупацией и возлагали надежды на находящихся далеко отсюда слабовольных религиозных лидеров. Жаль их, но, если они сами не хотят сражаться за свое освобождение, это уже их проблема, а отнюдь не его, Римо.

Уильямс мог размышлять только о том, что случилось бы, объявись неожиданно китайская армия в Скалистых горах. Китайцы вряд ли устояли бы перед американцами, пусть и вооруженными пистолетами и охотничьими ружьями.

Свобода! Если ты действительно хочешь обладать ею, то должен сам сражаться за нее. Римо прибыл в Тибет вовсе не для борьбы за его освобождение, но это не значит, конечно, что он упустит удобный случай надрать китайцам задницу, если те ему насолят. Но тут надо знать меру: с этой деревней он наломал-таки дров!

Римо, выключив двигатель, спокойно катился по одному из редких здесь прямых участков дороги, когда вдруг раздался звук, хорошо знакомый ему по прошлому.

Негромкий, глухой, но безошибочно узнаваемый. Во Вьетнаме этот звук вызывал мгновенный выброс адреналина в кровь и заставлял инстинктивно пригибаться. С таким звуком заряжают миномет.

Римо затормозил. Джип остановился. Мина шлепнулась в ста ярдах от бампера. Как раз там, где он должен был бы оказаться, если бы продолжал движение. По свисту Уильямс точно определил место падения мины.

Взметнулся фонтан песка и щебня. Осколки затарахтели по лобовому стеклу, брезентовому верху, корпусу...

Римо на полной скорости проскочил мимо дымящегося кратера и достиг подножия горы прежде, чем нападавшие успели опомниться.

В зеркале заднего вида он разглядел крошечные фигурки на гребне. Теперь они уже слишком далеко, чтобы можно было определить, китайские это войска или участники тибетского сопротивления.

Если это китайцы, то у них наверняка есть рация. Тогда он влип. Впрочем, у него есть фора. Римо стремительно проскочил сквозь долину между двух горных склонов, усеянных желтыми маками. Пейзаж был точно такой же, как в «Волшебнике страны Оз»[32]. Где-то впереди слышалось ленивое звяканье колокольчиков, и Римо даже задумался, не объехать ли ему это место.