Современный Английский детектив - Чарльз Сноу

— В том-то все и дело, Иен, — начал растолковывать мне Финбоу. — На сей раз им явно было не до любви, во всяком случае, не только до неё. Были и какие-то очень серьёзные дела, им, очевидно, многое нужно было сказать друг другу. Я даже беру на себя смелость предположить, что, если бы мне было известно содержание их разговора, это могло бы в какой-то степени пролить свет на дело Роджера. В общем, события развивались по такой схеме: Филипп и Тони хотели остаться наедине, и, когда все легли спать, они зашли к нам в комнату. Тони не намерена была оставлять никаких следов своего пребывания здесь, а я уже говорил тебе, что это светская молодая женщина, знающая наипервейшее правило, касающееся дамских духов, оно гласит: духи важнее платья. И второе: женщина должна так душиться, чтобы, уходя от неё, её возлюбленный унёс с собой, как воспоминание, лёгкий аромат её духов. И третье: иногда это может стать роковым для самого мужчины, если он этим запахом напомнит кому-то другому о своей возлюбленной. Тони прекрасно понимала, что, если, войдя сюда, мы почувствуем запах её духов, у нас зародятся подозрения. Поэтому она и пошла купаться, чтобы избавиться от запаха духов.

— И ты до всего этого дошёл логически? — спросил я с нескрываемым восхищением.

— Встречал я на своём веку таких, как эта Тони, — улыбнулся он. — Хитрые бестии, обведут вокруг пальца кого угодно. Ей бы и на этот раз все сошло с рук, если бы не случайность. Она просто не учла, что мы можем вернуться на машине.

— Ну это как раз и не говорит о большом уме, — заметил я.

— Мы же сами сказали, что, вероятно, вернёмся последним поездом, и, мне кажется, она никак не предполагала, что мы нагрянем словно снег на голову, раз уж пропустили свой поезд. А скорее всего, она сознательно шла на риск, считая, что игра стоит свеч, — предположил Финбоу.

— Ну ладно, — уступил я, — но почему же тогда они не вышли отсюда, пока мы были заняты разговором в гостиной? Ведь они знали, что рано или поздно мы должны пойти спать… и тогда уж никуда не денешься — попались голубчики.

— Пусть тебе подскажет ответ твоё собственное воображение, — усмехнулся он. — Разве ты никогда не бывал влюблён? Наша парочка прекрасно знала, с кем имеет дело: с двумя добродушными старыми дураками, которым доставляет удовольствие видеть, как резвится молодёжь.

— Неужели Эвис не заметила отсутствия Тони? Она явно не знала об этом, иначе она сама бы не вышла из комнаты, — сказал я.

— По всей видимости, Эвис вышла первая, — ответил Финбоу. — Тони, вероятно, ждала, когда Эвис заснёт, а та все не засыпала. Филипп, наверное, ждал её в это время в нашей комнате. Стоило только Эвис подняться с постели и выскользнуть за дверь, как Тони тут же воспользовалась случаем и убежала, так я себе все это представляю.

— Но она должна была учесть, что Эвис вернётся и обнаружит её исчезновение, — возразил я.

— А что ей до этого? — откликнулся Финбоу. — В таком случае она могла бы пригрозить Эвис, что отплатит ей той же монетой, если та вздумает проговориться.

— Ты полагаешь, что Тони способна пойти на шантаж? — Я был немного шокирован.

— Не сомневаюсь ни на минуту, — решительно ответил мой друг, — И сделает это с превеликим удовольствием. Ведь она ненавидит Эвис и мечтает, чтобы та валялась у неё в ногах.

Я не сказал ни слова и молча приглаживал щёткой волосы. Затем спросил:

— Ты что, в самом деле думаешь, что она ненавидит Эвис?

— Она её терпеть не может, — уточнил Финбоу, — но и Эвис то же самое испытывает к Тони. Две настолько разные девушки — лёд и пламень, — к тому же обе привлекательные, не могут не испытывать неприязни друг к другу. Если ты готов, Иен, пойдём завтракать. Я хочу поставить все точки над i сегодня же, а времени в обрез. Нужно ещё поговорить с Эвис и Кристофером; пока у меня не будет полной ясности насчёт их отношений, я не смогу ни к чему прийти.

Причесавшись, я стал оправлять на себе пиджак. А Финбоу, нетерпеливо посматривая, как я прихорашиваюсь, продолжал развивать свою мысль:

— Безусловно, выяснить все, что меня интересует, не имея возможности задавать вопросы в лоб, довольно трудно. С другой стороны, если бы я мог спросить о том, что меня интересует, это ещё больше усложнило бы мою задачу. Эти молодые люди — крепкий орешек, не очень-то они открывают тебе душу, если ты им честно задаёшь эдакий заковыристый вопросик. Да ты сам знаешь — так называемые невинные вопросы, к которым, как принято считать, прибегают детективы, чтобы среди вороха улик докопаться до истинных мотивов преступления. Детективу-профессионалу пришлось бы на моем месте гораздо хуже.

— Может быть, ты предпочитаешь, чтобы я исчез с горизонта и не мешал тебе поговорить с ними? Тебе одному было бы, наверное, проще, — предложил я.

— Ерунда, — ответил Финбоу. — Если ты будешь маячить где-то поблизости, они не сразу сообразят, что за моей болтовнёй кроется нечто большее, чем простое любопытство. Ты послужишь ширмой для меня.

В гостиной по пути в столовую мы увидели Уильяма.

— Доброе утро, — приветствовал он нас, затем подозрительно спросил: — Как ваши глаза, Иен?

— Окулист Финбоу считает, что нет оснований для беспокойства, — сказал я и мысленно отметил, что, став однажды на скользкий путь лжи и обмана, делаю успехи.

— Чудесно, — заметил Уильям, как мне показалось, с иронией. — Что это за дурацкую игру затеяли вы сегодня посреди ночи?

— Прятки, — любезно разъяснил Финбоу. — Очень увлекательная игра, Уильям, рекомендую попробовать — гарантия от преждевременной старости.

Тони лежала на диванчике. Я заметил, как сверкнули её глаза при последних словах Финбоу.

— Хелло, — вызывающе произнесла она, готовая дать отпор любому, кто вздумает заикнуться о её ночных приключениях. Кристофер встретил нас весёлой улыбкой, отчего на его бронзовом лице собрались симпатичные морщинки.

— Доброе утро, — ответил Финбоу, делая вид, что не замечает напряжённой атмосферы в гостиной. — Вчера мы с Иеном вернулись довольно поздно и, боюсь, проспали все на свете. Вы правильно сделали, что не стали ждать нас к завтраку. Мы своё наверстаем.

За столом молча сидели Филипп и Эвис, оба выглядели очень утомлёнными, но тем не менее через силу улыбнулись, когда мы подсели к ним.

Миссис Тафтс поставила перед нами тарелки с беконом и яйцами.

— Все остыло, — прокомментировала она.

— Что же делать, — заметил Финбоу, — мы засиделись вчера ночью, миссис Тафтс… а впрочем, вы, наверное, сами помните.

Миссис Тафтс в ответ фыркнула.

— Мистер Финбоу, — начала она зловещим тоном, — я сдержала своё обещание и ни словечком не обмолвилась о том, что у меня на уме, и обо всех мерзостях, которые творились ночью под крышей этого дома. За что только господь послал мне такое испытание… стой и смотри, как эти греховодники уплетают за обе щеки, и рта не смей открыть! Не подумайте только, что я это из-за вас, мистер Финбоу, пообещала держать язык за зубами. Я пообещала потому, что мне было приказано слушаться вас во всем. Один человек, которому я доверяю, так мне велел.

— Кто же это? — спросил Филипп.

— Сержант Беррелл, — отрезала она. — Но если бы сержант Беррелл сказал мне, что вы, мистер Финбоу, смотрите сквозь пальцы на такие непристойные вещи, уж будьте спокойны, я бы ни за что не сказала: «Я сделаю все, что могу, для мистера Финбоу». Вчера вы вырвали у меня обещание, мистер Финбоу, но никогда в жизни больше это не повторится. Никогда! Я не знала, куда глаза девать от стыда, когда пошла вчера спать, и сегодня с утра на божий свет смотреть не хочется.

— Та-ак! — произнёс Финбоу, отсекая ножом верхушку остывшего яйца. — Но вы все-таки не забудьте своё обещание.

— Меня и так грызёт совесть, — сказала она, хотя на её сытом свирепом лице не было никаких признаков неспокойной совести. — Не грешно ли не поднять голоса против зла, когда оно творится рядом с тобой, только потому, что ты дала слово? Разве это правильно?

— А вы спросите сержанта Беррелла, — посоветовал Финбоу.

— И спрошу, не беспокойтесь, — огрызнулась она и вышла из комнаты.

Эвис слушала эту тираду с усмешкой в усталых глазах. Но, наблюдая за ней, я видел, что её руки находятся в беспрестанном движении; своими изящными пальцами она бездумно, словно какой-то автомат, все вертела и вертела кольцо от салфетки. И контраст между нервными движениями рук и бесстрастным, непроницаемым лицом был настолько велик, что невольно выдавал тревогу и отчаянные усилия справиться с этой тревогой. Её напряжённость передалась и мне, и я, слушая сердитый монолог миссис Тафтс, сидел как на иголках. Бывает, что фарс, думал я, вносит разрядку в момент накала страстей, но бывает и наоборот — он лишь усугубляет боль, которую человек несёт в себе. Миссис Тафтс, насколько я могу судить, вносила элемент истеричности в эту атмосферу.