Красная тетрадь - Екатерина Мурашова

Как уже говорилось, от Сони не скрывали, что ее родная мать умерла, а Вера Михайлова из милости взяла сиротку к себе в дом. Никакой разницы между обоими детьми ни Вера, ни Алеша не делали, и дети это видели и понимали. Когда Соня научилась говорить, она стала называть приемных родителей – мама Вера и папа Лёка. Оба не возражали. Матвей, который заговорил позже, с самого начала называл их также.

Соне исполнилось четыре года, когда к Вере, выбрав время, когда Алеши и прислуги не было дома, явился родной отец девочки.

– Я знаю, что у тебя живет моя дочь! – заявил он.

Вера демонстративно поморщилась от отвратительного запаха, который исходил от мужчины.

– Все это знают. Но твоим попечением она уж давно померла бы. А у меня жива-здоровехонька. Неужто хочешь ее теперь забрать?

– Нет, нет! – мужик в испуге замахал руками. Такой оборот разговора его явно не устраивал. – Не нужна она… То есть, нужна, но пусть у тебя живет… Я хотел… я хотел сказать, чтобы ты мне денег дала. Вот!

– Это за что же? – прищурилась Вера.

– За дочь! – мужик выпятил тощую грудь. – Сестра померла, мне надо сирот кормить, обиходить их, а на приисках сама знаешь какие заработки. Ты же от инженеровых денег как сыр в масле катаешься… Поделись!

Как ни противно было Вере это видеть, но белокурая хрупкая Соня с высокими скулами и светло-серыми глазами явно удалась в своего отца. Несмотря на потасканность всего облика незадачливого папаши, удивительное сходство между ним и младшей дочерью было очевидным.

– Денег ты от меня не получишь, – твердо и вразумительно сказала Вера. – Ни сейчас, ни когда-либо потом. Если только приблизишься еще к моему дому или к Соне, спущу на тебя собак или Алеше пожалуюсь. Пеняй тогда сам на себя. Понял?

– Понял. Не хочешь, значит, делиться, – мужик заплакал пьяными слезами, а потом, без перехода, с угрозой погрозил кулаком. – Ты такая же, как Печинога твой, и будет с тобой так же! Вот увидишь! Наплачешься еще! Все наплачетесь! Вспомнишь тогда, как рубля пожалела, да поздно будет!

– Иди, иди шибче! – поторопила мужика Вера и как бы невзначай поманила к себе внимательно прислушивающуюся к недоброму разговору Медб.

– Мама Вера, кто это был? – с вовсе нехарактерной для нее требовательностью подступила вечером Соня. За ее плечом, молчаливо поддерживая сестру, переминался с ноги на ногу Матюша.

Вера не видела нужды врать попусту. Все одно когда-нибудь девочка узнает, и тогда все реальные и воображаемые грехи лягут на солгавшего. В памяти Веры и без того хватало темных уголков, и ладить новые не хотелось вовсе.

– Это был твой кровный отец, Соня. Просил у меня за тебя денег. Я не дала и не дам никогда.

– Он меня у тебя теперь отберет? В лес утащит? – в глазах девочки блеснули слезы, она обхватила руками худенькие плечи.

У Веры больно толкнулось в груди: видно было, что Соня, хотя и боится, но готова к такому исходу, вполне допускает, что ее отдадут чужому и страшному, который утащит в лес…

– Никогда! – твердо сказала Вера. – Ты теперь – моя дочь, как Матюша – сын. Никто тебя забрать не смеет. И твой отец вовсе не в лесу живет, – она сочла нужным уточнить, чтобы не множить страхи ребенка. – А в поселке Светлозерье, который еще Выселками называют.

– Может быть, ему одному жить скучно? Потому он и… – предположила жалостливая Соня.

– Нет! – жестко возразила Вера. – Детей у него и без тебя целая куча. И все они без хлеба и без игрушек сидят, потому что он все на водку тратит и каждый день пьяный валяется. И у меня он денег именно на водку просил, а не на что иное. Так что жалеть его, что тайгу печкой отапливать. Поняла?

– Поняла, – покорно кивнула Соня.

Много дней и даже недель она не говорила и, казалось, не вспоминала об этом эпизоде.

А потом, вечером, когда Соня с Матюшей уже легли спать в специально пристроенных для них Алешей «детских покоях», она молча залезла к брату под одеяло и долго сопела, не решаясь выговорить вслух.

– Ну, чего ты? – не выдержал Матюша, вполне физически ощущавший напряжение сестры.

– Эти, с которыми мой отец живет, они, выходит, братики и сестрички мне? – спросила Соня.

Матюша задумался. Расчеты и логические умозаключения давались ему легче, чем девочке. С тем, на что Соня потратила несколько недель, он справился за несколько минут.

– Выходит, так, – сказал он и крепко обнял сестру, понимая, что подобное открытие никого не оставит равнодушным. Что уж говорить о нежной и чувствительной Соне!

Соня тихо заплакала.

– Ты чего? – опять удивился Матюша. – Чего ж плохого, коли так? Я бы и не прочь, если бы у меня еще братья были. Я бы с ними в разбойников играл. Ты-то не хочешь…

– Мама Вера сказала, что у них хлеба нет и игрушек! – в голос зарыдала Соня. – И мамы нет! А отец пьет и бьет их! Бедные они, бедные!

Матвей помнил, что Вера ничего не говорила про побои, но не стал спорить с сестрой, понимая, что это она придумала для полноты жалостливой картины. Да и без побоев получалось неладно. Матвей опять задумался, но в голову, как назло, ничего не приходило. Соня продолжала рыдать.

– Мама Вера видеть их никогда не позволит, – он принялся рассуждать вслух, зная, что сестра смирит себя и будет слушать его слова. – Денежек тоже не даст. Даже поглядеть на них нельзя. С Воронком нам с тобой не сладить, а ножками до Выселок не дойти… Одно, Соня, остается. Ждать, когда вырастем, а потом – идти туда или уж ехать. Тогда с братиками и сестричками и знакомиться станешь…

Расчетам брата Соня доверяла вполне. Устало всхлипнув, она прижалась мокрым лицом к его теплому плечу и мигом уснула. Матвей еще некоторое время не спал и по-взрослому баюкал ее в своих объятиях, вдыхая знакомый запах ее тонких светлых волосиков.

Через неделю он нашел на дороге галчонка с подбитым крылом, возился с ним целыми днями и совершенно позабыл и про Сониного отца, и про ее несчастных братьев и сестер.

Соня же никогда и ничего, касавшегося до нее, не забывала. Все время прикидывая так и эдак, через год она решила, что выросла уже достаточно. Окольными путями разузнав, какая дорога ведет на Выселки и где надо свернуть, она собрала в корзинку нужные вещи, припрятала ее в сенях и стала выбирать время. Брата в свои дела она решила в этот раз не впутывать. Поход казался опасным, да и Вера с Алешей, если прознают, будут ругаться, может быть, даже побьют. Матюша всегда был готов подставиться за нее и довольно часто получал колотушки, на самом деле предназначенные вроде бы тихой, но крайне изобретательной Соне. Но одно дело, когда брат один расплачивался за их совместные проделки, а другое здесь, когда ситуация по любому касается одной Сони. «Нет, страшно, конечно, но нужно идти самой!» – таким было окончательное решение девочки.