После Шоколадной Войны - Роберт Кормер

Бантинг знал, что при Арчи он терял дар речи. Он знал, что ему нужно было лишь пройти мимо, сказать: «Да пошел ты…» и уйти. Но знал, что это невозможно, слишком многим он рисковал.

— Да, в следующем году. Мне придется быть чем-то вроде управляющего… Ты знаешь… После того, как ты сдашь экзамены… и получишь аттестат…

Арчи положил один учебник на полку и взял другой. «Математика» — совершенно новый учебник, который выглядел так, словно его никогда не открывали.

— Ты станешь управляющим.

— Что ты сказал? — спросил Бантинг, заморгав глазами.

— Я сказал, Бантинг, что в следующем году ты станешь управляющим.

— О… — ему хотелось прыгать, кричать и носиться по коридору, но надо было сохранять хладнокровие и дать прозвучать эху от этого «о…», притвориться умным, как это всегда делал Арчи. — Разве не «Виджилс» должен утвердить эту должность? Или… — Бантинг понял, что слова сами выскочили у него изо рта, и стало ясно, что сам вопрос звучал уже не достаточно хладнокровно.

Впервые Арчи посмотрел на него с состраданием.

— Бантинг, разве моего слова тебе не достаточно?

— Конечно, конечно, — заспешил Бантинг. — Я только подумал…

— Я смотрю, Бантинг, ты все время думаешь, — сказал Арчи, поворачиваясь к шкафчику, беря в руки учебник с текстами для чтения и разглядывая его так, словно никогда прежде его не видел. — Есть, правда, одно условие.

— Скажи, какое.

— Тебе будет нужен помощник. Сильная правая рука, правильно?

— Правильно.

— Я знаю, что у тебя есть верные слуги. Корначио и Харлей. Пусть они и будут при тебе, если ты так хочешь, но твоей «правой рукой» будет Джанза. Эмил Джанза…

— Джанза? — он попытался скрыть тревогу. Тревогу? Черт — отвращение. Полное отвращение.

— Эмил будет служить тебе верно и безвозмездно. Он — животное, а животные очень удобны, если они приручены.

— Правильно, — сказал Бантинг, но подумал о том, что когда Арчи уйдет, и он станет боссом, то выберет себе того, кого сочтет нужным.

— Бантинг, — Арчи снова повернулся к нему, глядя все теми же холодными, лицемерными, синими глазами. — Я поговорю об этом с Эмилом. Эмил Джанза будет рад стать твоим помощником. И Эмил не любит, когда его разочаровывают. Он становится очень непредсказуемым и начинает применять силу. Никогда не разочаровывай Эмила Джанзу.

— Не буду, — сказал Бантинг, пытаясь проглотить комок в выжженном и пересохшем горле.

— Хорошо, — сказал Арчи, изучая книгу, которая была в его руках, теперь он был к Бантингу спиной.

Бантинг стоял и не знал, что еще может сказать. У него еще был миллион вопросов о задачах и обязанностях управляющего, но он был не слишком уверен, чтобы перейти к ним, и побоялся спросить что-нибудь еще.

Арчи с удивлением посмотрел на него:

— Ты все еще здесь, Бантинг?

— О, нет, — сказал он, что выглядело глупо. — Я ухожу… всего лишь ухожу…

Арчи улыбнулся, и эта улыбка показалась Бантингу изморозью на зимнем окне.

— Обговорим подробности позже, Бантинг, ладно?

— Конечно, — ответил Бантинг. — Конечно, Арчи.

И вылетел из коридора, как пробка из бутылки с шампанским, не желая увязнуть в самых больших неприятностях, которые когда-либо случались в его жизни, и это помимо Эмила Джанзы.

Позже, покидая школу, конечно, без каких-либо учебников в руках Арчи остановился, чтобы сделать глоток весеннего воздуха. Он заметил Оби, который как всегда спешил через школьный двор, будто за ним кто-то гнался. «Бедный Оби. Он всегда так волнуется».

Оби его увидел и махнул рукой. Он поджидал Арчи, чтобы поймать его у входа на автостоянку.

— Как дела, Арчи? — спросил Оби. Это было механическое приветствие, незначащее ничто.

Но Арчи ответил:

— Только что я потратил несколько минут на мелочи, в следующем году гарантирующие крушение «Тринити».

И больше он не сказал ничего.

— И как это объяснить, это просто слова, или это произойдет на самом деле? — спросил Оби, пытаясь скрыть нетерпение и не трудиться за Всевышнего.

— Я только что сказал Бантингу, что в следующем году он будет управляющим, и что Эмил Джанза будет его правой рукой.

— Боже, Арчи — ты на самом деле так ненавидишь эту школу и каждого, кто имеет к ней отношение?

Арчи вдруг вздрогнул от неожиданности.

— Я не ненавижу — никого и ничего.

Оби почувствовал, что ответ Арчи был искренен. На момент показалось, что время остановилось, затаило дыхание — так было тихо, пока они шли к своим машинам. Оби захотелось спросить: «Ты любишь что-нибудь или кого-нибудь? Или, вообще, ты совсем ничего не чувствуешь?»

Он знал, что он не спросит его об этом никогда.

Картер выбрал удачный момент: Арчи запарковался на дороге около своего дома, вышел из машины и остановился, словно собираясь проверить давление в колесах, его тонкое ножеобразное тело смертельным силуэтом рисовалось в отражении света фар от полосок рулонной двери гаража.

Эта пауза подтолкнула Картера к действию. Иначе в одно мгновение Арчи скрылся бы за дверью дома.

— Арчи! — крикнул он, идя к нему.

Арчи обернулся, увидел его и остановился, его голова светилась в луче света фар его машины.

Картер остановился в нескольких футах от Арчи. Ему хотелось повернуться и уйти, но вместо этого он услышал свой голос:

— Арчи, это сделал я.

— Что ты сделал, Картер?

— Написал письмо.

— Какое еще письмо?

— Брату Лайну.

— Я это знаю, Картер.

«Что я теперь делаю?» — спросил себя Картер. Он еще ни разу не представал перед Арчи, как противник.

— Я хочу объяснить причину этого письма.

— Тут нечего объяснять, — сказал Арчи прохладно и отрешенно.

— Есть! — крикнул Картер, с дрожью в голосе. Он должен был начать первым и не мог больше ждать — ждать, когда Арчи ударит первым. Он знал, что стенд с наградами был лишь началом и боялся того, что произойдет позже. — Арчи, я написал это письмо, чтобы защитить школу, и сделал это не для себя. Я побоялся, что это задание всем нам выйдет боком. И это не подножка «Виджилсу»…

— «Виджилс» важнее школы, — мгновенно выкинул Арчи. — Ты должен был придти ко мне, Картер, высказать мне свои сомнения. Я ведь не враг. Вместо этого, ты решил стать врагом…

— Я думал, что мои действия правильны.

— Действия правильны, — передразнил его Арчи. — От тебя и таких, как ты, мне хочется блевать. От твоей драгоценной чести и гордости. Футбольный герой. Чемпион боксерского ринга. Напыщенная походка, грудь вперед и нос к небу. Туз тузов. Картер…

Картер еще не слышал такой ядовитой злобы в голосе Арчи, который всегда блистал хладнокровием, непринужденностью, каким он был моментом раньше.

— Мне жаль, Арчи… Я ошибся, и мне жаль.

Какое-то мгновение Арчи пристально его рассматривал и затем отвернулся. Его движение обозначало то, что им уже не о чем говорить.

В панике, Картер сделал шаг вперед. Его рука потянулась к плечу Арчи и почти уже коснулась его, но в последний момент остановилась.

— Арчи, подожди.

Обернувшись через плечо, Арчи спросил:

— Что еще, Картер?

— Нет… да… я имею ввиду… — он чуть ли не задыхаясь, взволнованно искал слова и не находил подходящих, но в любом случае ему нужно было задержать Арчи. — Что теперь произошло?

Арчи снова полностью повернулся к нему лицом:

— Что ты хочешь, чтобы теперь произошло?

«А что сейчас?» — спросил себя Картер. — «Каким должен быть следующий шаг?» Он собрался предложить Арчи сделку. Сначала он признался в том, что написал письмо и в компенсацию собрался выложить Арчи план мести Оби, в День Ярмарки и Вечер Пародии, но затем остановился, решил отложить этот шаг на другой раз.

— Я думаю, что будет неплохо, если все останется по-прежнему. Черт, вот-вот мы получим аттестат.

— Сказать тебе, Картер, пусть все остается по прежнему, как ты сам только что предложил. Дать придти и уйти этим всем этим дням. Сдать экзамены и получить аттестат. Но это — не конец, Картер. Ты был предателем, и ты им и останешься. Как-нибудь, когда-нибудь. Не завтра, не через месяц, или даже не через год, но когда-нибудь… кто знает, когда? И этот момент обязательно наступит, Картер, когда ты меньше всего этого ждешь. Когда все красиво и в розовых тонах — вдруг наступает час расплаты, потому что нельзя дать тебе уйти чистым, Картер, без того чтобы ты за это не заплатил.

«Христос!» — подумал Картер. За все эти годы он никогда не слышал, чтобы голос Арчи звучал так смертельно, мрачно, почти грустно, и эта печаль предавала его словам силу, которая должна разрушить этот мир. Он также знал, что сделка, которую он собрался ему предложить, ничего уже не изменит, и лучшее, что ему теперь осталось — помочь Оби. Хотя он еще не сообщил ему своего решения.