Счастливец. Друг человечества - Уильям Локк

— Весь дом таков.

— Очень необычно, — осторожно заметил Поль.

Он снова окинул взглядом зал. На одном конце длинного стола стояли три прибора, блюдо холодного мяса, заманчивый яблочный пирог, кусок честера и салата из сельдерея в стеклянной вазе. На столе не было и признака каких-нибудь украшений. Огромное чудовище из орехового дерева, скупо уставленное посудой, исполняло роль серванта. Кресла, десять с прямыми спинками и два более удобных у камина, из которых одно без подлокотников, были обиты зеленым и желтым кретоном. В большом камине весело трещал яркий огонь, и на широкой каминной доске стояли маленькие раскрашенные гипсовые фигурки: олени, гномы, кролики, опустившие одно ухо и задорно поднявшие другое, собаки, выслеживающие и преследующие невидимую дичь.

Джен смотрела на Поля, в то время, как он рассматривал комнату.

— Кто такой мистер Фин? — спросил он тихо.

— Много лет тому назад он торговал рыбой в фирме «Фин-Жареная рыба». Теперь он собственник фирмы «Fish Palaces Ltd». Отделения по всему Лондону. Невозможно не заметить их даже из автомобиля.

— Я видел их, — сказал Поль.

Спор за дверью кончился победой хозяина: он вошел в столовую, любезно подталкивая Барнея Биля. В первый раз Поль увидел его в полном свете. Это был человек крепкого сложения, с волосами и бородой когда-то, очевидно, цвета воронова крыла, а теперь неравномерно разделенными белыми прядями, и темными грустными глазами. Он казался как бы окруженным атмосферой скорбного терпения — для собственника процветающей торговой фирмы внешность самая неподходящая. Поль обратил внимание на странность его одежды. На нем был черный закрытый сюртук методистского пастора и одновременно галстук всех цветов радуги с бриллиантовой булавкой, тяжелая золотая часовая цепочка, алмазный перстень и крупные перламутровые запонки. Но столь странное сочетание не умаляло спокойного, даже мрачного достоинства его лица и манер. В нем ясно чувствовалась оригинальная личность.

Вошла горничная и поставила четвертый прибор. Мистер Фин знаком пригласил Поля сесть направо от себя, Барней Биль сел рядом с Полем, а Джен налево от хозяина.

— Я попрошу подать, — сказал мистер Фин.

Он позвонил и минуты через две явился лакей с подносом, на котором стоял кувшин с пивом. Показалось несколько странным, что ничего, кроме мяса и пива, не было подано.

— Мне очень жаль, мистер Савелли, — произнес хозяин, когда они сели и принялись за мясо, — что я не могу предложить вам ни вина, ни спиритуозов. Я строгий трезвенник, как и мисс Седон. Но так как я знал, что мой старый друг Симонс будет несчастен без привычного стакана пива…

— Это я, — сказал Барней Биль, подталкивая Поля локтем, — Симонс! Ты не знал этого раньше? Извини, хозяин, за то, что перебил.

— Да, так вот кувшин пива — это все, кроме воды, что я могу предложить вам.

Поль заявил, что пиво превосходно и весьма кстати после публичных выступлений, и доказал свое утверждение, осушив стакан, поданный лакеем.

— Если бы все были так умеренны, как ты, Биль, и как, я в том уверен, мистер Савелли, то я ничего не имел бы против напитков. Но люди, к сожалению, далеки от умеренности.

— Я понимаю, — сказал Поль. — Вы проповедуете или защищаете — полагаю, что проповедуете, — полное воздержание и потому чувствуете и себя обязанным воздерживаться.

— Да, это так, — подтвердил мистер Фин, доставая горчицу. — Я не хочу утомлять вас своими делами, но должен сказать, что мне приходится держать много людей. Я заметил, что, нанимая только присяжных трезвенников, я получаю исключительные результаты. Мои рабочие заинтересованы в моем деле. Я удерживаю с них некоторую часть их заработка на страхование, прибавляю к этой сумме от себя известный процент — не буду входить в детали — и все это вкладываю в мое дело. Я гарантирую им три процента и выдаю дивиденд, какой получают мои пайщики, пропорционально их вкладу. Кроме того, они пользуются всеми преимуществами страхования — на случаи болезни, похорон, материнства и так далее.

— Невероятно! — воскликнул Поль, очень заинтересованный. — Это кажется противоречащим экономическим принципам. Одно дело — кооперация, другое — частное страхование. Как вы можете комбинировать две эти вещи?

Поль внимательно слушал ответ хозяина.

— Весь секрет в удивительном увеличении продуктивности труда служащих при таких условиях. — Он развил это положение.

— Но разве здесь нет риска? — спросил Поль. — Предположите, конечно, только для примера, что ваше предприятие обанкротится?

Мистер Фин поднял худую смуглую руку со сверкающим на пальце алмазом.

— Мое предприятие не может обанкротиться.

Поль был поражен. Утверждение звучало странно торжественно.

— Простите за нескромность, — сказал он, — почему же оно не может обанкротиться?

— Потому что Господь руководит им.

Итак, это фанатик. Поль посмотрел на него с новым интересом. Черные волосы, разделенные белыми прядями, падающие на виски, спутанная борода, резко очерченное аскетическое лицо, грустные глаза, в темной глубине которых горел какой-то внутренний огонь — у этого человека был вид безумного, но вдохновенного апостола. Барней Биль, который не доверял всем профессионально пьющим воду, как служащие мистера Фина, молча ел свое мясо, радуясь, что никто не обращает внимания на его не совсем удачное сражение с ножом и вилкой. Джен с интересом переводила взор с Поля на Сайлеса и с Сайлеса на Поля.

Поль спросил:

— Почему вы знаете, что Бог руководит им?

Он не мог удержаться от юмористических задних мыслей: ему казалось весьма забавным представить себе Господа Бога в роли директора-распорядителя акционерного общества «Fish Palaces», но земной директор-распорядитель не видел ничего смешного в этой картине.

— Кто руководит вами в вашей блестящей карьере? — спросил он.

— Я не атеист, — ответил Поль, разводя руками. — Конечно, я верю…

— Да, да! — сказал хозяин. — Я не должен был бы и спрашивать. Но благодарность преуспевающего человека чаще всего только условна. Не думайте, что я хочу вас обидеть. Я стремлюсь только дойти до корня вещей. Вы молодой человек, вам двадцать восемь лет…

— Откуда вам известно? — рассмеялся Поль.

— О, ваши друзья уже сказали мне. Вы молоды. У вас блестящее положение и предстоит столь же блестящая будущность. Были ли вы рождены для нее?

— Каждый человек рожден для своего назначения, каково бы оно ни было.

— Это исламский фатализм, — возразил мистер Фин, — если только не считать судьбой чью-нибудь ведущую руку. Верите ли вы, что находитесь под особым покровительством?

— А вы, мистер Фин?

— Я уже высказался. Теперь я спрашиваю вас.

— В общем да, — ответил Поль. — Но в том особенном смысле, который предлагаете вы, — нет. Вы спрашиваете меня откровенно, и я откровенно отвечаю вам. Ведь вы не хотели бы, чтобы я отвечал иначе?

— Конечно нет.

— Тогда, — продолжал Поль, улыбаясь, — я должен сказать, что с детства был одержим странной уверенностью в успехе. Случай помог мне. В какой мере это произошло благодаря руке Провидения, об этом я не могу судить. Но знаю, что если бы не верил в себя самого — не добился бы и малой доли моего успеха.

— Вы верите в себя?

— Да. И верю в то, что мне удастся заставить других уверовать в меня.

— Это странно, очень странно. — Мистер Фин устремил на него свои темные печальные глаза. — Вы верите, что предназначены для высокого положения. Верите, что в вас есть все, что необходимо для его достижения. И это руководило вами. Странно! — Положив локоть на стол, он оперся виском на руку и смотрел на Поля. — Но ведь за всем этим — Бог. Мистер Савелли, — сказал он серьезно после короткой паузы, — вам двадцать восемь лет, мне пятьдесят восемь; таким образом, я гожусь вам в отцы. Вы простите меня за то, что я говорю, как старший.

Я англичанин, более того, рожден в Лондоне. Отец мой был англичанин, но мать — сицилианка. Она ходила с шарманкой, и отец последовал за ней. В крови моей этот неистовый юг, но я прожил почти всю мою жизнь в Лондоне. Мне дорого пришлось заплатить за мою кровь. Единственная компенсация, которую она дала мне, — моя страсть к искусству, — он указал своей худой, сверкающей алмазом, рукой на ужасные стены. — Конечно, это внешнее в некотором роде — деньги позволили мне следовать моим вкусам. Но, как я уже сказал, я прожил жизнь в страшной борьбе, и материальной, и душевной, и только милостью Бога, — он уронил свободную руку на стол, — и благодаря постоянной поддержке Господа нашего Иисуса Христа могу я сегодня вечером предложить вам мое скромное гостеприимство.

Поль почувствовал большую симпатию к этому человеку. Он несомненно говорил искренне. У него был вид мужественного человека, боровшегося, страдавшего и победившего в борьбе; но вместе с тем, чувствовалось, что победа его бесплодна, что он стремится к другим победам, более существенным для спасения души. Поль не мог найти ответных слов. Нельзя ответить на глубокое исповедание веры.