Роковая восьмерка - Джанет Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы все вытаращились в окно.
— Ой-ой-ой, что это за штучку заяц только что бросил в машину Стефани? — удивилась Лула.
Раздался звук «бабах», и «Си Ар-Ви» подпрыгнул на несколько фунтов и взорвался.
— А, должно быть, бомба, — догадалась Лула.
Из кабинета выскочил Винни.
— Дерьмо святое, — воскликнул он. — Что это такое?
Он остановился и, разинув рот, уставился на огненный шар перед конторой.
— Да просто еще одна машина Стефани взорвалась, — пояснила Лула. — В нее кинул бомбу большой заяц.
— Поздравляю, — сказал Винни и вернулся в свой кабинет.
Мы с Лулой и Конни переместились на тротуар и стали смотреть, как горит машина. С визгом примчались две «сине-белых», за ними «скорая», и, наконец, на сцене появились две пожарные.
Из одного «сине-белого» вылез Карл Констанца и спросил:
— Кто-нибудь пострадал?
— Нет.
— Хорошо, — успокоился он и расцвел улыбкой. — Тогда я могу насладиться зрелищем. А то пауков и труп на диване я пропустил.
Прискакал напарник Констанцы, Большой Пес.
— Молодец, Стеф, — похвалил он. — А то мы все гадали, когда ты угробишь следующую машину. С трудом уже можем припомнить последний взрыв.
Констанца кивал головой в знак согласия.
— Прошло уже несколько месяцев, — подтвердил он.
Я узрела фигуру Морелли позади пожарной машины. Он вылез из своего пикапа и подошел к нам.
— Господи, — сказал он, глядя на то, что быстро превращалось в обуглившуюся груду покореженного металла.
— Это машина Стефани, — пояснила ему Лула. — В нее кинул бомбу большой заяц.
Морелли усмехнулся и посмотрел на меня:
— Что, правда?
— Лула может подтвердить.
— Я так полагаю, что ты не подумываешь об отпуске, — обратился ко мне Морелли. — Месячишка этак на два во Флориде.
— Я подумаю над этим, — пообещала я ему. — Вот как только притащу Энди Бендера.
Морелли еще раз заухмылялся.
— Мне было бы легче притащить его, будь у меня парочка наручников, — намекнула я.
Морелли сунул руку под толстовку и вытащил наручники. Потом молча вручил мне, не дрогнув в лице.
— Сделай этим наручникам ручкой, — пробубнила позади Лула.
Вообще-то говоря, красный «транс эм» — не очень хороший выбор для слежки. К счастью, с только что обесцвеченными волосами канареечного цвета Лулы и моими густо намазанными тушью ресницами мы выглядели деловыми женщинами, которые вполне сочетались с красным «транс эмом» на улице перед домом Бендера.
— Что сейчас? — спросила Лула. — Есть идеи?
Я направила бинокль на переднее окно Бендера.
— Кажется, там кто-то есть, но я никого не могу разглядеть.
— Мы могли бы позвонить и посмотреть, кто ответит, — предложила Лула. — Только у меня кончились деньги на телефоне, а твой сотик сгорел в машине.
— Полагаю, мы могли бы постучать в дверь.
— Ага. Мне нравится эта идея. Может, он снова начнет в нас стрелять. Я просто мечтала, чтобы меня кто-нибудь сегодня застрелил. Как сегодня встала утром, первым делом так и сказала: «Боже, надеюсь, сегодня схлопочу пулю».
— Он только один раз в меня стрелял.
— Теперь мне гораздо лучше, — съязвила Лула.
— Ладно, а что ты предлагаешь?
— Давай вернемся домой. Говорю тебе, Бог не хочет, чтобы мы достали этого парня. Он даже послал какого-то зайца, чтобы взорвать машину.
— Бог не посылал зайца взорвать мою машину.
— А ты чем объяснишь? Думаешь, каждый день можно увидеть зайца, едущего по улице на машине?
Рывком открыв дверцу, я вылезла из «транс эм». В одной руке наручники, в другой перцовый баллончик.
— Я зла, как черт, — заявила я Луле. — Мне осточертели змеи, пауки и мертвые парни. А сейчас у меня даже нет машины. Я пойду и вытащу этого Бендера. А после того, как закину его жалкую задницу в участок, отправлюсь к «Чеви» и возьму самую большую «маргариту», которую подают в бокалах размером с галлон.
— Ой-ой-ой, — сказала Лула. — Догадываюсь, что ты хочешь, чтобы я пошла с тобой.
Я уже наполовину пересекла двор.
— Все, что хочешь, — заявила я. — Делай все, что хочешь.
Я слышала, как Лула пыхтит позади меня.
— Не дави на меня, — говорила она. — Нечего указывать мне, типа делать, что я хочу, черт возьми. Я уже сказала тебе, что я хочу. Разве кто-то со мной считается? Черт возьми, нет.
Я прошла к двери и подергала ручку. Дверь была закрыта на засов. Я громко постучала, три раза. Ответа не последовало, поэтому я еще три раза вдарила кулаком.
— Открывайте дверь, — закричала я. — Залоговое правоприменение.
Дверь открылась: на пороге появилась жена Бендера.
— Сейчас неподходящее время, — сказала она.
Я отодвинула ее в сторону:
— Время вечно неподходящее.
— Да, но вы не поняли. Энди болен.
— Вы что, думаете, мы поверим? — засомневалась Лула. — Мы что, похожи на дур?
В комнату, шатаясь, ввалился Бендер. На голове колтун, глаза заплыли. В пижамной рубахе и заляпанных рабочих штанах цвета хаки.
— Умираю я, — заныл он. — Я сейчас окочурюсь.
— Это простой грипп, — успокаивала его жена. — Тебе стоит вернуться в постель.
Бендер протянул вперед руки:
— Закуйте меня. Заберите меня отсюда. Там ведь приведут какого-нибудь приблудного врача?
Я защелкнула наручники на Бендере и взглянула на Лулу:
— Там есть доктор?
— Да, у них есть тюремная палата в больнице Святого Франциска.
— Бьюсь об заклад, у меня сибирская язва, — хныкал Бендер. — Или оспа.
— Что бы это ни было, воняет здорово, — заметила Лула.
— У меня понос. И выворачивает, — жаловался Бендер. — У меня течет из носа и болит горло. Наверно, лихорадка. Вот, пощупайте лоб.
— Ага, как же, — брезгливо отмахнулась Лула. — Просто мечтали о такой чести.
Он вытер нос рукавом, размазав сопли по пижаме. Откинул назад голову и чихнул, разбрызгав слюни на полкомнаты.
— Эй! — завопила Лула. — Захлопни пасть! Ты что, никогда не слышал о носовых платочках? Что это все рукавом сопли вытираешь?
— Меня тошнит, — пожаловался Бендер. — Сейчас вырвет.
— Марш в туалет! — завопила жена. Схватила голубое пластиковое ведро с пола. — Возьми ведро.
Бендер сунул башку в ведро, и его вывернуло.
— Дерьмо святое, — испугалась Лула. — Это же Чумной Дом. Я сматываюсь. И ты его не суй в мою машину, — обратилась она ко мне. — Хочешь притащить его, можешь вызвать такси.
Бендер высунул голову из ведра и простер ко мне скованные руки.
— Все в порядке. Мне уже лучше. Я готов ехать.
— Подожди меня, — позвала я Лулу. — Насчет боженьки ты права.
— Сюда добираться черт знает сколько, но оно стоит того, — сказала Лула, слизывая соль с края бокала. — Это же праматерь всех «маргарит».
— И лекарство к тому же. Алкоголь убьет все вирусы, что мы подхватили от Бендера.
— Точно, твою мать.
Я отпила коктейль и огляделась. Бар был заполнен пришедшей после работы толпой. Большинство моего возраста. И большая часть этого большинства выглядела радостней меня.
— Моя житуха — отстой, — пожаловалась я Луле.
— Ты просто так думаешь, потому что насмотрелась на Бендера, блюющего в ведро.
Частично она права. Эта картинка не улучшила мое настроение, уж точно.
— Подумываю сменить работу, — поделилась я с Лулой. — Хочу работать там же, где все эти люди. Они все такие с виду счастливые.
— Да потому что пришли вперед нас, и все уже успели хорошо принять на грудь.
Или, может, потому что никого из них не преследует маньяк.
— Я потеряла еще одни наручники, — сообщила я Луле. — Оставила их на Бендере.
Лула откинула голову и разразилась хохотом.
— И ты еще хочешь сменить работу, — выдала она. — Да зачем, когда ты так хороша в своей?
В одиннадцать часов в доме родителей, да и в большинстве окрестных домов, было темно. В Бурге рано ложатся и рано встают.
— Жаль, что так вышло с Бендером, — подъезжая к тротуару, сказала Лула. — Может, стоит сказать Винни, что он умер. Мы скажем, что сделали все возможное, чтобы притащить его, а он окочурился. Бах. И окочурился.
— Еще лучше почему бы не вернуться и просто не прикончить его, — предложила я.
Открыв дверцу, чтобы выйти, я зацепилась ногой за коврик на полу и вывалилась из машины лицом вниз. Перевернулась на спину и уставилась на звезды.
— Все пучком, — успокоила я Лулу. — Может, просто сегодня посплю здесь.
Тут в поле зрения возник Рейнджер. Он схватил меня за шкирку и поставил на ноги.
— Не очень хорошая идея, Милашка. — Он посмотрел на Лулу и предложил: — Можешь ехать.
Взвизгнули шины, и «транс эм» исчез в мгновение ока.
— Я не пьяна, — заявила я Рейнджеру. — Я выпила только одну «маргариту».