Долгий путь от любви до любви - Александра Плен

– Я понимаю… Я все понимаю, Софи, – произнес он, – ты до сих пор любишь его.

– Нет, – всхлипывала я, – нет, не люблю.

– Любишь.

– Нет, Стефан, – прошептала я и добавила хрипло: – Ты бы только видел, каким он был двенадцать лет назад! Добрый, нежный, искренний… Он был прекрасным принцем. Моим героем, рыцарем в сверкающих доспехах. Если я еще люблю его, то только этот прошлый образ. Но не то чудовище, в которое он превратился сейчас.

Стефан вздохнул и крепче прижал меня к груди, успокаивающе поглаживая ладонью по спине. Я думала, что за десять лет мое сердце покрылось броней? Я думала, что никто не сможет сделать мне больно? Я думала, что я сильная? Чепуха! Нисколечко я не сильная. Я приехала домой, заперлась в спальне и выла всю ночь, как раненый зверь. То ли о своей потерянной любви… То ли от разочарования в ее объекте.

Как я ни выспрашивала у Стефана, он так и не открыл мне дату, на которую была назначена дуэль. Каждый день я заезжала в особняк на Флит-стрит, каждый день пыталась вывести Стефана на чистую воду – он упрямо молчал. Даже Джордж не смог разговорить своего друга (я, перепуганная до смерти, рассказала обо всем мистеру Керолу). Я чувствовала, как меня скручивает страх неизвестности, как охватывает бессилие из-за невозможности что-то сделать. Оставался один выход – идти на поклон к Роберту. Тем более что мы так и не поговорили…

Собрав по крупицам смелость, остатки гордости и самоуважения, я поехала на Олбани-стрит. Карету оставила за квартал от дома, оставшуюся часть дороги прошла пешком. Дверь открыл сам Роберт. Я стояла на пороге в обманчиво простом черном пальто и элегантной шляпке и с отсутствующим выражением на лице.

– Доброе утро, – поздоровалась, подражая холоду осеннего дня.

– Герцогиня, – коротко поклонился Роберт, словно ничуть не удивившись моему приходу. – Извини, я не держу лишних слуг, швейцара у меня нет.

И он отступил вглубь прихожей, давая мне дорогу.

Я слегка пожала плечами и принялась расстегивать пуговки пальто.

– Если поможешь снять пальто, то скажу, что он тебе и не нужен.

– С удовольствием помогу, – учтиво произнес мужчина, взял у меня верхнюю одежду и показал, как пройти в гостиную.

Медленно прошлась по комнате, с любопытством оглядываясь. Ни элегантности, ни изящества в интерьере не увидела, да я и не ожидала ничего особенного от внезапно разбогатевшего сына священника. Вычурный тяжеловесный комод с позолоченными ручками в стиле ампир соседствовал с миниатюрным французским буфетом из ореха. Английские чиппендейловские стулья с резными спинками немного сглаживали впечатление, но недостаточно, особенно на фоне пурпурных обоев. Из гостиной был виден холл, из которого на второй этаж вела кованая металлическая лестница, изогнутая как змея. И такая же привлекательная на вид. Словно почувствовав мою ироничную реакцию, Роберт сложил на груди руки и грубовато поинтересовался:

– Чем обязан твоему визиту?

Я перевела взгляд на хозяина дома и холодно произнесла:

– Чего ты добиваешься, Роберт?

Мужчина внимательно рассматривал меня с высоты своего роста, словно раздумывая, что ответить.

– Неужели это не очевидно? – усмехнулся он.

– Мне – нет! – отрезала. – Я не собираюсь играть с тобой в словесные игры. Нет ни времени, ни желания.

– Ты превратилась в решительную женщину, – заметил Роберт, – непреклонную и бесстрашную.

Я приподняла брови. Мужчина помолчал и добавил:

– Совсем не похожа на скромную доверчивую девочку, какой была двенадцать лет назад.

– Наверное, повзрослела, – хмыкнула я и заявила: – Ты тоже чуточку изменился.

Плохо я начала разговор. Если собираюсь просить Роберта об услуге, нужно быть более мягкой и приветливой.

– Угостишь чаем? – улыбнулась, изящно присаживаясь на кушетку.

– Кухарка приходит к обеду, завтрак я готовлю себе сам. Подождешь?

Я кивнула. Возможно, если у меня будет время, я смогу усмирить свое колотящееся сердце и лучше подготовиться к разговору? Забыть о нанесенном оскорблении? Стать милой и уступчивой?

Через десять минут Роберт принес в гостиную поднос с чайником, двумя чашками и вазочку с печеньем. Некоторое время в комнате стояла тишина. Я пила чай и украдкой разглядывала мужчину. Усталый, немного помятый вид. Под глазами залегли голубоватые тени. Беспощадный утренний свет, льющийся из широкого окна напротив, подчеркивал множественные мелкие шрамы и морщины на лице. Хмурое некрасивое лицо… Почему же вчера вечером я так легко уступила его домогательствам? Не устояла перед обаянием? Перед напором страсти? Или это было просто погружение в прошлое? Попытка вспомнить забытые чувства? Сейчас мужчина ничем не напоминал мне того Роберта. Напротив сидел немолодой серьезный незнакомец.

– Роберт, – начала я, отставив полупустую чашку, – ты так и не дал мне возможности объясниться. Хотя это уже и ни к чему. Ты не хочешь ничего знать и стремишься к своей, известной только тебе, цели. Я не буду долго говорить: ты уже составил обо мне свое мнение, и не мне тебя разубеждать.

Немного помолчала.

– Я просто хотела, чтобы ты знал – я ни о чем не подозревала. Мама рассказала мне, что тебя осудили, лишь спустя три года. Тогда же и сказала, что ты погиб.

– Это уже неважно, – холодно произнес Роберт, пристально рассматривая узор на чашке. Вокруг рта обозначились скорбные складки.

– Да. Неважно, – согласилась я.

– Хочешь узнать, почему я приехал в Англию?

Я подняла на него вопросительный взгляд и кивнула.

– Я приехал на похороны. Три месяца назад умер мой отец, – тихо заговорил Роберт и, видя мое желание высказать соболезнования, резко остановил: – Нет. Не нужно лукавить. Ты не была с ним знакома и мне не нужно лживых заверений. Я их не приму.

– Хорошо, как знаешь, – пожала плечами. Не буду спорить, невоспитанный чурбан.

– Отец отказался переехать ко мне в Америку, говорил, что умрет на родине и его похоронят возле могилы его дорогой жены, – Роберт помолчал. – Мама умерла восемь лет назад. Сердце не выдержало сообщения о смерти единственного сына. Я не смог попрощаться с ней перед смертью, так как в тот момент, когда она умирала, лежал полуживой в тюремной больнице.

– Но как тебе удалось выжить? – осторожно поинтересовалась, немного меняя тему разговора. – Всем сообщили, что ты погиб, а оказалось, что ты жив?

– Во время взрыва мне паром сильно обожгло лицо и руки. Слава богу, глаза остались целы, я успел прикрыть их руками. Лицо было обезображено, горло обожгло так, что несколько месяцев не мог разговаривать. Начальство посчитало, что я погиб со всеми, кто обслуживал паровую машину. После взрыва была жуткая неразбериха, прорвало дамбу, вода хлынула и затопила…