На темной стороне Луны - Георгий Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тура вернулся за стол к Силачу, составил тарелки и стаканы с подноса и негромко сказал:
— Пожалуй, можно выпить теперь…
Сержант, присевший на корточки у стены, смотрел равнодушно мимо них — он видел, что авиабилеты лежат на столе, выход из аэропорта перекрыт наблюдением, а напарник в патрульной машине 13-47 дежурит около Автомотрисы Силача.
«…Чурбанов Юр.Mux. (p. 1936), сов. парт. гос. деятель, ген.-полк. Чл. КПСС с 1960. С 1977 зам. мин., с 1980 1-й зам. мин. внутр. дел СССР. Лауреат Гос. пр. СССР (1980) за орг. охр. общ. порядка во время проведения в Москве Олимп. игр».
Советский энциклопедический словарь. Издание третье. Москва, 1985 г.
Из газет:
«Хлопковому конвейеру — напряженный ритм!
Бригада К. Усарова из совхозаXXIVпартсъезда вывезла с плантаций 1050 тонн сырца. Восемьсот из них собраны машинами…»
«Привезли песню. Перед хлопкоробами области с лекциями, концертами выступают семь агитбригад. В их составе — популярные среди жителей области ансамбли «Дустик чамани» и «Интизор». Агитбригады привозят с собой и кинофильмы…»
«Поздравляем! Опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания „Мать-героиня“ с вручением ордена «Мать-героиня» матерям, родившим и воспитавшим десять и больше детей…»
— Я несколько раз говорил: «Мотор слабый, товарищ подполковник. На нем ни за кем не угнаться. Нужен новый…» — отвечая, водитель Алик старался не смотреть в глаза Туре.
Очную ставку вел Икрам Соатов, тоже включенный в следственную бригаду. Должность его называлась длинно и грозно — Прокурор по надзору за следствием и дознанием в органах МВД.
— Халматов соглашался с вами? — спросил Соатов. Он был развеселый, компанейский парень, с которым Тура регулярно контактировал по службе.
— Ну, мотор действительно ни к черту не годился. Какая же это оперативная машина?..
— Соглашался или не соглашался? — добивался сверстник Туры — высокого роста, полноватый, с красивыми крупными чертами лица обжоры и женолюба. У него было много детей, но жену Икрама никто никогда не видел — Соатов не появлялся с ней на людях, шутя приговаривая, что немножечко шариата только укрепляет социалистическую семью.
— Не знаю, как это сказать… — тянул Алик.
— Дайте полный ответ: соглашался с вами полковник Халматов или нет? — отчеканил Соатов.
После возбуждения против Туры и его водителя уголовного дела Икрам старательно изображал заповедь: дружба — дружбой, а служба — службой.
— Подполковник Халматов со мной соглашался, — давясь, выдавил из себя водитель. Слова умирали у него во рту, их засохшие трупики невнятно выпадали на стол.
— Вопрос Халматову. Вы подтверждаете в этой части показания свидетеля? — повернулся Икрам к Туре.
Расчленив признание вины Халматова на множество мелких «да» и «нет», «подтверждений» и «согласий», Икрам методично шел к цели, которая всегда, когда уголовное дело возбуждено, состоит в том, чтобы в указанный в законе срок закончить уголовное дело, составить обвинительное заключение и передать дело в суд.
— Записывай дословно, — сказал Халматов. — Я никогда не давал распоряжение взять в организации Мубекир-монтаж новый двигатель и поставить на служебную машину…
Пока он говорил, вошел Нарижняк. Тихо, чтобы не мешать, следователь по важнейшим делам присел у двери в углу. Халматову снова показалось, что Нарижняку хорошо за пятьдесят, но спорт, может, ежедневный бег, теннис, режим питания сохранили ему фигуру и осанку совсем моложавого человека.
— Но, соглашаясь с тем, что старый мотор никуда не годится, — Соатов гнул свое, — вы объективно подталкивали водителя к незаконным действиям…
— Почему — к незнаконным?
— Новый-то ему получить негде! Вы же знали!
— По-вашему, я должен был убедить водителя в том, что мотор у него на машине действительно первоклассный!..
— Это что? Шутка? — возмутился Икрам.
— Стоило меня уволить, как сразу что-то произошло с моим юмором. Его перестали понимать даже коллеги. По-твоему, на черное я должен говорить — белое, Икрам?
Соатов надулся, покосился в сторону Нарижняка.
— А теперь у меня вопрос к водителю, — сказал Тура Соатову. — А вы, товарищ прокурор, внесите мой вопрос и ответ водителя в протокол. Итак, Алик, вспомни, что я тебе говорил об экскаваторе?
— Какой еще экскаватор? — удивился Соатов.
Алик мгновение смотрел на Туру непонимающим взглядом, потом хлопнул себя по лбу:
— Конечно! Я помню! Я когда установил новый двигатель, то сказал товарищу подполковнику: вы теперь нашу лохматку не узнаете, она как зверь землю роет на ходу. А он рассердился и ответил, что ему экскаватор — рыть землю — не нужен. И чтобы я снял мотор и возвратил…
— Ваши показания записаны, — Соатов дал водителю прочитать и подписать протокол. — Все. Когда будете нужны, я вас вызову. Пока работайте.
Они остались втроем. Следователь по важнейшим делам вел себя по-прежнему тихо — словно его и не было. Соатов протянул Туре протокол:
— Отвечать за свои действия никому не хочется. А нарушать закон — можно? Слишком многое себе позволяете…
— Что имеется в виду?
— На вас с Силовым поступило заявление.
— Из диско-бара?
— Да. Копия пошла генералу Эргашеву и в Прокуратуру республики. Оттуда уже звонили.
— Я не закон нарушил, Соатов, — Тура вздохнул. — Я говорю тебе это как юрист и твой вчерашний коллега. Я нарушил правило. Я знал его, но в какой-то момент, видимо, скиксовал. Преступника надо брать намертво, как ядовитую змею, чтобы он не успел пустить в ход связи. Иначе — тебе самому конец. Где-то я допустил промах. Поэтому я сейчас здесь. Уразумел?
Нарижняк в углу кабинета кашлянул, Соатов подвинул протокол.
— На сегодня все. Подпишите показания. Пока вы свободны.
Тура поднялся на четвертый этаж. В экспертно-криминалистическом отделе было пусто. Муса Аминов сидел за пишущей машинкой в лаборатории. Здесь же в обычном беспорядке, завалив всю остальную поверхность стола, стояли и лежали колбы, пробирки вперемешку с сухими круглыми головками опиумного мака, пинцетами, пробками, порошками реактивов и справочниками.
— Ответственное задание! — Муса приветственно помахал рукой. — Пишу заметку в стенную газету. «Обязательства, взятые в преддверии Олимпийских игр в Москве, выполнили…»
— Очень актуально… — хмыкнул Тура.
— Мне дали, — пожал плечами Муса. Тура не стал отвлекаться:
— Слушай, стенкор! ОБХСС направляло вам коньяк «KB» на исследование… — Тура спешил — в любую минуту им могли помешать.
— Я занимался, — кивнул Муса. — Десять бутылок. Из диско-бара, если не ошибаюсь.
— Не похож этот коньяк на тот «KB», что приносил я?
— Небо и земля! Этот абсолютно нормальный, — Муса засмеялся: — С удовольствием посидел бы с ним и с тобой.
— Тот, что я приносил, тоже из диско-бара. Из этой же партии. Другой накладной нет.
— Что ты хочешь сказать?
— В какой-то момент коньяк подменили. Ты исследовал совершенно другой продукт.
Муса развел руками:
— Я отвечаю за тот, что мне прислали. Отличный коньяк. Могу только повторить свое предложение.
— Принимаю! Как-нибудь соберем компанию — ты, я и «KB»… Много работы? — Халматов показал на лежавшие на столе головки мака, дурно пахнущий зеленоватый порошок гашиша.
— Хватает. Не все еще понимают: не каждый дикорастущий мак — опиумный. Только посаженный южнее черты Кызыл-Орда и…
Халматов снова не дал ему отвлечься:
— Как ты считаешь, Муса, может ли существовать связь между производством фальсифицированного коньяка и наркотиками?
— Не понимаю…
— Могут ли быть связаны оба эти промысла? Может ли в изготовлении самопального коньяка применяться опиум?
Аминов подумал, неспеша ответил:
— Теоретически возможно. Но мне кажется — накладно. Опиум очень дорогой ингредиент. Производители этих двух отрав бьют клиентов каждый из своего ствола… Почему это пришло тебе в голову?
Туре хотелось объяснить — если коньяк, который доставил Сабирджон, не связан с наркотиком, рушится цепочка… У Пака не было причин приезжать в «Чиройли»…
Он промолчал.
— Я понимаю, Тура, ты не привык сидеть сложа руки… А кроме того, такой урон для Мубека! Представляешь? — При своей честности, любви к справедливости Муса был ревнителем скандальной славы закрытой неприкасаемой области. — бы сходил к генералу! Поговори с ним! Ты же его человек…
Тура вздохнул:
— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к чертовой матери…
— Видно, сильно ты перешел кому-то дорогу, Тура! — сочувственно сказал Муса.
— Не иначе. Боюсь, что по этой дорожке дьявол гуляет.
Из радиодинамика за стеной послышалась песня. Муса замер, руки его были молитвенно сложены на каретке: