Хадават - Вячеслав Ковалев

Вскоре поднялось солнце, а вместе с ним к Никите пришел голод. Мучительный, режущий, заставляющий скулить. Такого голода он не испытывал еще никогда. Тем более что несколько минут назад есть не хотелось совершенно. Когда солнце подбиралось к зениту, он наткнулся на небольшой родник, пробивающий себе дорогу между камней. Упав на колени, стал жадно пить, пытаясь хоть так заглушить голод. И тут он увидел какого-то зверька, роющегося в камнях неподалеку. Ему повезло. Даже не пытаясь разобраться, что это за зверь, он бросился к нему. «Еда», – билось в висках, когда он летел к нему, не разбирая дороги. «Еда», – билось в висках, когда он поймал несчастное существо за заднюю лапу и убил ударом о камни. «Еда», – билось в висках, когда он рвал зубами сырое мясо. Вкуса он не чувствовал. Просто с каждым куском боль, рвущая его изнутри, понемногу отступала. Проглотив всю тушку и запив водой из родника, он почувствовал себя лучше. Сознание прояснилось. Увидев свои перепачканные кровью руки, бросился к ручью, стал судорожно отмываться. И тут волна брезгливости накрыла его. К горлу подкатил ком, замутило, сделалось плохо. Он держался, сколько мог, но успокоить разбушевавшийся организм так и не удалось. Никиту скрутило, и он упал на колени. Рвало его сильно и долго.

«Следующий раз надо будет не торопиться, наглотался крови, вот тебе и пожалуйста. Да и костер развести можно, поджарить».

Отмывшись и отдохнув, он отправился дальше. Голод притих, но никуда не делся. Поэтому Никита шел, старательно озираясь по сторонам – вдруг снова какая живность появится. Он подобрал было палку (хоть какое-то подобие оружия), но, подумав, отбросил ее: «И так справлюсь».

Ближе к вечеру заметил на одном из холмов группу рогатых созданий: то ли бараны местные, то ли козы, то ли олени. А какая, собственно, разница, мясо, оно и есть мясо. В этот раз он не стал бросаться сломя голову. Подобрав камень, стал потихоньку приближаться. Когда до рогатых оставалось метров пятнадцать, вся стайка, как по команде, повернула головы в его сторону. Несколько мгновений животные изучающе смотрели на человека, а затем спокойно вернулись к своим делам. «Непуганые, видать». Козлики продолжали мирно щипать траву, изредка поглядывая на приближающегося к ним человека, но не проявляя никакого беспокойства. Двенадцать метров. Десять. Восемь. Шесть. Стайка флегматично отошла чуть дальше. Снова десять метров. Пожалуй, хватит, а то испугаются всерьез и убегут. Никита прицелился и бросил камень. Попал, но не в ногу, как планировал, а в бок. Животные испуганно шарахнулись, до конца не понимая, что произошло, и стали быстро удаляться. Никита от отчаяния взвыл и тут же бросился вперед в надежде догнать и добить. Козлик, в которого он попал, явно отставал, его слегка пошатывало, он то и дело припадал на передние ноги. «Поймаю. Поймаю!» Но козлик стал приходить в себя и уже скоро снова ловко карабкался по камням.

Никита продолжал погоню. Он то и дело оскальзывался, спотыкался, падал, в бешенстве пинал ни в чем не повинные камни, разбрасывая их. Порвал брюки, изодрал в кровь руки, сильно ушиб ногу. Но, не обращая на это внимания, он упорно, как-то даже ожесточенно продолжал карабкаться вверх за вожделенной добычей, пока окончательно не упустил ее из виду. Крепкий молодой мужчина, уставший от бесполезной погони, упал на острые камни и разрыдался. Слезы душили его, и Никита ничего не мог с этим поделать. Это были слезы обиды и бессилия. Минут через десять он затих, силы вдруг оставили его, и липкий, давящий сон незаметно накрыл с головой. А вместе с ним пришли такие же липкие и гадкие сны. То к нему явился любезный дядюшка и стал рассказывать о долге и чести семьи. При этом он все время странно скалился, роняя на пол слюну и обнажая неестественно большие клыки. То явился Мартин и стал рассказывать, как лучше разделать тушку. При этом он показывал это на живом барашке, подвешенном за задние ноги, а тот жалобно блеял и все смотрел на Никиту глазами старого Ольха. Последним пришел пес. Он ничего не делал, просто сидел и смотрел на Никиту. Уж лучше бы он его загрыз. Едва Никита успел подумать об этом, как пес встал и, подойдя к нему, тяпнул за ногу. Довольно сильно тяпнул, сволочь.

Никита открыл глаза, с трудом выныривая из своего тяжелого сна. Он пошевелился, ворочая закоченевшими конечностями. В сторону от него вдруг метнулось какое-то существо. Так вот оно что. Кто-то решил поохотиться на него. Вот так. Не смог поймать себе еду – сам станешь ею. Все просто. Укус, значит, ему не приснился. Какой-то зверь решил попробовать его на зуб. Стараясь не менять позы, Никита осмотрелся. Видно было плохо. Краем глаза он уловил очертания приземистой твари, стоявшей в нескольких шагах. Тварюка замерла в ожидании. Никита тоже решил выждать. Он потихоньку стал напрягать и расслаблять мышцы, увеличивая ток крови, чтобы быть способным к борьбе. Тварь выжидала. При этом она противно сопела и причмокивала. Вот наконец начала движение к нему. Очень осторожно и неторопливо. Шажок. Еще один. Никите вдруг стало до омерзения противно. Лежать вот так в качестве приманки для неизвестной голодной твари и ждать атаки, чтобы самому поймать ее. «До чего же ты опустился, Никитушка». Тварь тем временем подобралась достаточно близко. Вот ее тупоносая морда почти рядом. Все. Сейчас. Никита резко вскочил, навалился всем телом на противника, прижимая к земле, стараясь держать руки подальше от зубастой пасти. Он давил и давил, вкладывая в хватку всю скопившуюся злость. Наконец животное перестало трепыхаться. Никита полежал так еще немного, затем осторожно разжал объятия, выпуская обездвиженное тело. Далось ему это не без труда. Руки задеревенели и слушались плохо. Пошатываясь, Никита встал в полный рост. Теперь он мог рассмотреть своего несостоявшегося убийцу. Существо походило на помесь ящерицы и головастика. У него были коротенькие толстенькие лапки, тупорылая широченная пасть с частоколом мелких острых зубов, коричневатая шершавая шкура. Больше всего Никиту почему-то поразило отсутствие хвоста. Точнее, хвост был, но ужасно коротенький. Сначала он даже подумал, что это обрубок, но потом пригляделся и понял, что все-таки хвост, только недоразвитый. Этот недохвост окончательно уродовал и без того несимпатичную тварь. Он представил, как это мерзкое создание пожирает его.

– Тварь! – Он пнул бездыханное тело ногой. – Что, сожрал?! Сожрал?! – Никита раз за разом пинал его, выкрикивая ругательства.

Успокоившись, присел рядом, устало опустил руки.

– Интересно, ты съедобен, приятель? – обратился он к тупорылой зубастой морде.

У него было два варианта. Первый – бросить тварь и уйти в надежде найти что-нибудь более привычное для восприятия. Второй – попробовать тварь на вкус. Он подумал и выбрал второй. Опыт неудачной охоты с голыми руками уже был, а это все-таки мясо, как ни крути. А значит, его можно есть. Как-то ему рассказывали, что в принципе можно есть все, надо только знать, как. Он вспомнил о различных лягушках, имеющих вредную привычку выпускать через кожу яд. Посмотрел на руки. Вроде все нормально. Еще раз посмотрел на зубастика и решился. Насобирав хвороста, разжег костер, достал трофейный нож и принялся за дело.

Утром он двинулся дальше. За ночь его никто не побеспокоил. «Огонь, наверное, отпугнул». В том, что в этих местах полно живности, в том числе и той, что предпочитает питаться свежим мясом, он не сомневался.

Следующие дни слились в один монотонный поток. Он шел и шел, отмеряя километр за километром. Пейзаж менялся, горы становились все более высокими и непроходимыми: скалы, ущелья, каменистые уступы, причудливо обточенные ветром. Идти стало труднее, но Никита будто не замечал этого. Его главной проблемой оставалась еда. Он не упускал ни малейшей возможности. Пытался охотиться на все, что прыгало, ползало и бегало. Ел яйца из гнезд неизвестных птиц, селившихся в скалах, жевал какие-то плоды, даже траву пробовал.

«Дурак, ты, Никита, – говорил он себе. – Надо было зажарить посильнее пару кусков головастика, завернуть во что-нибудь и взять с собой. А то ведь больше половины тушки осталось». Головастик оказался не то чтобы вкусным, но и омерзения не вызывал. Мясо как мясо: немного жестковатое, но ничего, мы не гордые. А так – жри всякую гадость…

Макс не знал, сколько он просидел перед воротами. Сначала ничего не происходило. Он слышал только шум водопада, и все. Но постепенно шум становился все слабее и слабее, а потом и совсем исчез. Макс сидел в полной тишине. Наверное, он заснул. Наверное, ему снились сны. Наверное, наступила ночь. Наверное. Когда Макс открыл глаза, уже вовсю светило солнце. Ворота были открыты. Он медленно встал. Странное дело, чувствовал он себя вполне отдохнувшим и выспавшимся. Так же медленно он вошел в ворота, попав в небольшой тоннель, который проходил между башнями. Справа и слева виднелись бойницы. Чувство, что оттуда сейчас вылетит стрела, заставило Макса ускорить шаг, чтобы поскорее выбраться из узкого прохода.